‒ Что не спрашивать?
‒ Мне стыдно говорить.
‒ Он… при тебе, что ли?
‒ Нет. Как бы спрятался. ‒ Она вздохнула. ‒ Но я все видела. Нечаянно. Он меня не заметил. А я постеснялась остановить.
А потом добавила:
‒ Я уже грудь от него совсем прячу. Не могу, как он на нее смотрит. Прям жрет глазами. Вам нужно с ним поговорить. Только меня не выдавайте, обидится.
Потом вдруг совсем другим тоном обратилась к отцу:
‒ Па.
‒ Что?
‒ Ты разве не видишь? Мама снова хочет.
‒ Ух ты ж и противнюга! ‒ вскинулась на нее Ирка. ‒ Откуда ты знаешь?
‒ Здрасте! Я тебя чувствую, как саму себя.
И тут же очень смутилась двусмысленности необдуманно вырвавшихся слов. Впрочем, ненадолго:
‒ Кстати, и Лену тоже. С нею, между прочим, сильно происходит что-то сексуальное, вы заметили?
‒ С чего ты взяла?
‒ Хи. Я же не девочка. Походка. Осанка. Взгляд. В квартире мужиком пахнет. Знали бы вы, что за духи у нее за ушами… Тебе такие и не снились.
‒ Снились. Это мы ей подарили. На день рождения.
‒ Ничего себе! ‒ она недоверчиво посмотрела на маму. ‒ Шутишь?
‒ Стукнет восемнадцать, мы и тебе такие подарим. Нет, даже семнадцать.
‒ Крепкий намек. С глубоким смыслом.
Да уж. С очень глубоким. У Виктора от него гусиные пупырышки по коже поползли… А сразу вслед за этим вдруг ожила где-то под лопаткой индуцированная дочерью боль…
‒ Папа замерз. Мам, ну забудьте обо мне, а? Полюбитесь так, вроде меня рядом и близко нет. Что вам стоит, а?
Полюбитесь. Это же их собственное слово… Как она его узнала?
‒ Светка, мы же не артисты.
‒ Все равно. Залезь на него, а?
Ирка положила на нее долгий, не то укоризненный, не то вопросительно-испытывающий взгляд.
‒ Чудные вы у меня, однако… Сейчас в каждой пятой квартире есть видик. А в нашей элитной гимназии в каждой второй. Кассет на радиорынке ‒ как грязи. Скинулись за неделю по гривне и в субботу, пока родители на даче, ‒ групповой просмотр. Начиная с первоклашек. Знаете, когда я смотрела первый порнофильм? Во втором классе. Одной из последних, кстати. Знаете, сколько я их видела после этого? Штук тридцать-сорок.
Гром среди неба. Штук тридцать-сорок… Стоит ли после этого удивляться тому, что четырнадцатилетние девчонки стесняются своей девственности?
‒ Светка, ты меня пугаешь…
‒ Не бойся. Я разумный ребенок. Честно. Ну причем здесь я, что сейчас все не так, как раньше? Не так, как у вас было…
‒ Зачем же тебе тогда на нас смотреть?
‒ Как тебе не стыдно сравнивать, мамочка! Ты что!? У вас же все совсем не так… У вас совсем другое… Там такого и в помине нет.
И потом совсем тихо, очень серьезно, абсолютно не по-детски добавила:
‒ Там примитивное измерение, мама. Тупое и примитивное. Эти голые придурки понятия не имеют о Вашей Любви. О настоящем Седьмом Небе…
И еще тише и сокровеннее:
‒ А мне хочется такой же… как у вас… Папа, я никогда не смогу, да?
И Виктор, и Ирина на мгновение замерли от неожиданного, невыносимо жалобно произнесенного вопроса.
‒ Ну почему же… ‒ растерялся он.
‒ Из-за спазма.
‒ Это пройдет. С возрастом.
‒ Тогда почему вы так испугались?
‒ Конечно, сначала испугались. А ты бы на нашем месте не испугалась?
‒ Еще бы. Я ведь вся в Лену.
‒ При чем здесь Лена?
Он не выдержал ее ответного взгляда. Так пристально она на него еще никогда в жизни не смотрела. Откуда она может знать? Неужели Елена Андреевна проболталась?!
‒ А ну иди сюда, ‒ он натянул на себя улыбку, как можно более мягкую, хотя внутри все задрожало, как перед смертельной схваткой…
‒ Ближе, ближе. Не так, попкой придвинься. Вот. Сиди так.
Он просунул ей под трусики руку и погладил упругие губы. Потом мягко прошел пальцем к отверстию. Оно было влажным и он без труда прошел на два сантиметра внутрь.
‒ Ну что, больно?