Через пару минут она вернулась. В руках она держала две рюмки и два миниатюрных бутерброда.
‒ Все-таки выпьем немного, ‒ вздохнула она.
Сама открыла бутылку и налила поровну, чуть не до краев. Он потянулся взять одну из рюмок, но она спешно опередила его.
‒ С руки.
И подала ему ее из руки в руку. Видимо, для нее это что-то особенное обозначало.
‒ Давай. За Сергея, любимого моего. За тебя. За Иринку. За Светланку. За Сережку. За всех нас.
Выпили до дна. Она будто от непривычки слегка скривилась.
‒ Я еще закурю, хорошо? ‒ спросился он.
‒ Конечно.
Он собрался было по направлению к кухне, но она остановила его за руку.
‒ Не будь один, Витя. Хватит с тебя. Кури здесь. Окно открыто.
И он передумал курить. Не любил, когда дым в комнате.
‒ Ну ладно. Пойдем. И мне что-то захотелось.
От этой рюмки Виктору стало необычно приятно и спокойно. Может быть потому, что с ее руки, ‒ подумал он.
Они стояли минут пятнадцать на балконе, не включая на кухне свет, не роняя ни слова. Выкурили по две сигареты. Потом она, наконец, нарушила молчание:
‒ Решилась все-таки Иринка… Не суди ее строго.
‒ Я ее вообще не сужу.
‒ У вас все будет хорошо. Еще лучше, чем было.
‒ Я знаю.
‒ Да.
Она будто гору со своих плеч свалила, Виктор это почувствовал.
Они вернулись в комнату и она сказала:
‒ Ты успокоился?
‒ Как ни странно, да.
‒ Спасибо тебе.
‒ Мне? За что? Это Вы за мною присматривали, ‒ улыбнулся он.
‒ За любовь твою к Иринке.
‒ Ложитесь. Поздно уже.
‒ А ты все равно не уходи. Сиди здесь. Можешь компьютер включить, там у меня новая библиотека, недавно ребята с фирмы установили.
Она сняла покрывало, отошла в сторонку, за спину Виктору. Переоделась.
Легла в легком халате.
‒ Я не стесняюсь. Но и тебя не хочу смущать, ‒ как бы извинилась она за халат, за то, что в такую жару вынуждена лечь не раздетой, а ему поневоле приходится быть в этом виноватым.
‒ Да я не смущаюсь.
Все так просто с ней. С нею всегда все просто и естественно. Она могла бы лечь при нем и раздетой, даже без лифчика. Так уже дважды бывало. Стыдиться-то на самом деле ей было нечего, у нее все в теле было в порядке, и вовсе не на свои пятьдесят два. Но, скорее всего не поэтому. Просто слишком долго они жили рядом, отвыкли таиться.
‒ Включай. Мне свет не мешает.
‒ Не хочется.
‒ Тогда садись рядом, не маячь. Еще о чем-нибудь поговорим. Мне тоже что-то спать не хочется.
Он подсел на край кровати, и она слегка отодвинулась, освобождая ему больше места.
‒ У вас с Иринкой почти идентичные позы, когда вы лежите. И вообще, вы очень похожи. Помните, года два назад вы вдвоем приходили ко мне на работу? Варламов тогда сказал: к тебе там две фемины пришли, близнецы, что ли?
Они засмеялись. Заметно было, как она довольна, что разговор снова завязался, что ей удается отвлечь его от неприятных мыслей.
‒ Да уж. Похожи конечно. Только что старее я на целых восемнадцать лет.
‒ Старше, ‒ поправил он.
‒ Ну старше.
‒ Дай Бог, чтоб Иринка была такою через восемнадцать.
‒ А ты гоняй ее побольше.
‒ А можно я посмотрю на Вас? Интересно, какой Иринка станет.
‒ Да, смотри.
Верхние пуговицы халата расстегивались легко, нижняя почему-то застряла в петле и она помогла ему ее расстегнуть. Он раскрыл полы, обнажив наполовину голое тело. Лифчика на ней не было, только тонкие шелковые штанишки с кружевами и с простроченным по центру швом, точно как в Иринкиных шортах. Штанишки невысокие, туго подтянутые, глубоко врезавшиеся в половую щель.
‒ Красиво. У Иринки такие шорты. Джинсовые. А там не давит?