- А как он дернулся под выстрелами, ты видел!.. А этот... Голова... Ты, говорит, будешь расстрелян! Ха-ха-ха!
А вы видели, как он обмочился со страху?.. А ты помнишь... - Каждая новая фраза встречалась оглушительным ржанием подвыпивших парней и даже Мелкий под конец заявил с пьяной гордостью:
- Ну что скажете?.. Два из трех-то я попал, а?..
Под конец Голованов вспомнил, что тело бомжа надо бы зарыть, но сейчас никому не хотелось этим заниматься. Решили закопать его на следующий день, только надо будет набрать еще водки - ведь завтра тот будет уже совсем холодным, и как тогда к нему прикасаться... На какое-то время после этих кем-то высказанных слов нависла угрюмая тишина, отозвавшаяся у каждого холодком внутри, и только Дрын пьяно заявил:
- А мне по херу! Я когда дядьку хоронил, матери все-все помогал делать. Я даже и обмывать умею...
- Ну, уж его-то мы обмывать не будем, перебьется, - шуткой разрядил обстановку Голова и все с облегчением заржали вновь...
***
- А, вспомнил наконец-то! - позлорадствовала жена Мышастого, который посетил ее будуар, расположенный в особняке как можно дальше от его спальни. - Не прошло и полугода, как ты вспомнил-таки о моей просьбе. - Она явно пыталась его завести, чтобы с головой окунуться в приятные волны так обожаемых ею скандалов. - Ну, и что ты от меня хочешь?
Мышастый, стараясь скрыть нарастающую снежным комом брезгливость, смотрел на свою дражайшую половину... Альбина Георгиевна сидела перед трехстворчатым зеркалом, расположенном в своей как всегда неприбранной спальне с неприбранной постелью, измятыми одеялами, разбросанными там и сям в живописном беспорядке вещами, а из-под кровати даже торчал - он вначале просто не поверил своим глазам - ночной горшок!
А вот это что-то новое, - подумал он и хотел было открыть рот, чтобы спросить, с каких это пор она так обленилась, что ходит уже едва ли не под себя, но в последний момент усилием воли сдержался - ведь такая оплошность с его стороны послужит прекрасным поводом для истерики, которого она наверняка с нетерпением дожидается. Внимательно наблюдая за ее крупными дряблыми руками, сноровисто втирающими в обвислые щеки какую-то дрянную массу, по виду напоминающую творог перемешанный со сметаной, только какого-то отталкивающего серого цвета, он удивился - этой комковатой дряни, по его мнению, самое место в мусорном ведре. Ее даже в руки было бы взять противно, а уж чтобы втирать такое в лицо... Но и про дрянь эту, он естественно, ничего не спросил, отметив еще только, что жена, как всегда, в своих любимых бигуди, которые служили ей, если он только не ошибался, не один десяток лет. Они не подвергались никаким изменениям, их место так и не заняли какие-нибудь новые, красивые, импортные, хотя он и понятия не имел, существуют ли такие вообще. Нет, это были старые добрые бигуди из дырчатого аллюминия, с почерневшими от грязи резиночками, которые, как он однажды случайно заметил, хранились в целлофановом мешочке рядом с каким-то мятым тряпьем в ее прикроватной тумбочке, под рукой...
Хоть бы любовника завела себе, что ли... - подумалось ему и эта мысль нимало его не смутила. На те деньги, что она от него получает на всякие расходы, могла бы найти не очень притязательного молодого хлыста - их сейчас развелось столько... Глядишь, и преобразилась бы в лучшую сторону. Нет, сам-то он в любом случае не намеревался с ней спать, что в последний раз делал лет этак с пяток назад. Для такого его шага не хватило бы никаких ее чудесных преображений - ни потеря веса, ни хоть тысячи пластических операций, ни возвращения с помощью волшебной палочки лет на десять назад нет, это нежелание делить с ней супружеское ложе давно стало уже каким-то патологическим, но все одно, было бы чуть приятнее, заимей она другой вид. И на различных презентациях может не пришлось бы тогда с первых же минут сбагривать ее кому-нибудь на руки и убегать, изображая обилие срочных дел. И вообще...
- А хочу я то, - начал он, твердо про себя решив не отвечать ни на какие ее провокационные выпады, - что я только что у тебя спросил. Я хочу, чтобы ты напомнила мне - кому я там должен по твоей же просьбе помочь? У кого рванули дверь универсама или что там еще? - На самом деле он помнил фамилию этого человека - ну если не лично, так у секретарши где-то было помечено, - просто он хотел уточнить, не отпала ли необходимость в этой помощи. Тот мог передать это через Альбину, а она, естественно, забыть, и тогда он попадет не то что бы в глупое или неприятное, но абсолютно ненужное ему положение, как бы навязываясь этому... Как же его...
- Я уже сто раз тебе повторяла, - раздражено заявила супруга, закончив наконец втирать в щеки серую гадость и с восторгом разглядывая в зеркале результаты своей работы, - он приятель одной моей приятельницы, муж которой...
- В общем, его фамилия? - нетерпеливо переспросил Мышастый, с запоздалым ужасом отмечая, что совершил непоправимую ошибку, которая может привести к весьма печальным для него последствиям - он совершил немыслимое кощунство, - он перебил Альбину!.. Как ни странно, она не обратила на это внимания - может потому, что как раз увлеклась в этот момент перемешиванием в какой-то грязной на вид колбочке какой-то очередной целебной дряни. На сей раз это было что-то вроде вареного сгущеного молока, которое он любил когда-то в детстве.
- В общем, его фамилия Романов, - на удивление спокойно ответила жена и посмотрела содержимое склянки на свет. Мышастый вдруг виновато подумал, что возможно он ошибся и эта склянка не такая уж грязная. Может он просто пристрастен ко всему, что касалось его жены? Это было бы в высшей степени несправедливо - признал он, благодарный ей за то, что она без истерики позволила себя перебить, пусть даже возможно просто этого не заметила... Да, именно Романов Сергей Георгиевич. Очень приличный и вежливый молодой человек.
- Ого, какая фамилия! - Он неожиданно развеселился. - Не из династии ли он бывшего нашего царя батюшки? - Глядя в ее бесцветные, холодные, какие-то рыбьи, что ли, глаза, он опять с запозданием - констатируя, что у него какая-то замедленная сегодня реакция, - вспомнил, что с некоторых пор его жена не входит в круг людей, с которыми можно обмениваться шутками. И раздражаясь от факта наличия целой серии допущенных им сегодня подряд промашек, решив, что терять ему теперь все равно нечего, попятившись к выходу, уже сжав в пальцах ручку входной двери, с отчаянием смертника, которому все уже далеко безразлично, с торжеством в голосе заявил:
- И вообще, ты ошибаешься. Это было никаких не полгода назад.
Ты мне рассказывала об этом совсем недавно. Неделю - ну, максимум десять дней!.. - Все! Дело было сделано, выстрел был произведен и Мышастый с отчаянным торжеством выставляемого из класса мальчишки, не смог отказать себе в последнем удовольствии - он хлопнул дверью! Ну, пусть не хлопнул, но закрыл ее чуть громче, чем обычно!
Вернувшись к себе в комнату, он произвел несколько телефонных звонков:
- Самойлов? - Это он говорил со своим заместителем, кабинет которого находился рядом с его личным, только имел отдельный вход, зато не имел молодой красивой секретарши и комнаты отдыха. Самойлов, в отличие от Ворона, был заместителем по легальной, чистой работе, требующей незаурядных умственных качеств, которыми он в полной мере и обладал. Услышав приветствие зама, он продолжил:
- Подбери мне все, что только возможно на... - Он секунду помедлил, вспоминая. - На Романова Сергея Георгиевича. Сделай распечатку к моему приезду. Все.
Затем он позвонил Бугаю, своему шоферу-телохранителю:
- Бугай? Ты где, уже в гараже? Да, да, подавай машину, я сейчас выхожу...
Выезжая с коротенького участка частной дороги на общую проезжую часть, Бугай проворчал:
- Когда же они дорогу-то в порядок приведут? А то трясет, качает... Как шторм, баллов этак в семь.
- А ты разве флотский? - с любопытством повернулся к нему Мышастый.
- А как же, Антон Алексеевич, - с некоторой даже обидой проговорил тот. - Что ж вы думаете, я сызмальства, да все по тюрьмам, что ли? Флотский я. Боцман. А Бугай - и кличка, и фамилия - совпало вот так.
- Борис Афанасьевич, верно? - поднапрягшись, блеснул своей памятью Мышастый.
- Верно, - на мгновение оторвавшись от руля, с уважением посмотрел на него Бугай. - Надо же, помните...
Мышастый припомнил, что действительно как-то раз в бане с любопытством разглядывал усеянное татуировками тело своего охранника и больше половины из них, как он успел заметить, было на морскую тематику. У него же самого хватило ума не сделать ни одной, - с удовлетворением подумалось ему. А то хорошо бы он выглядел по телевизору, когда его как-то раз с группой отдыхающих бизнесменов снимали на пляже для местных теленовостей.
- А сел-то за что, Афанасьевич? - полюбопытствовал он опять.
- Да за пустое, - оторвав от руля мощную лапу, отмахнулся тот, - с флота прямо и загремел. Ну, как водится, по пьянке... Выпили мы тогда сильно, поцапались... В кафе это было... - не умея произносить длинные речи, односложно бросал Бугай. - С офицерами, в общем, подрался... С нашими же, флотскими, из-за бабы. Хороша была девка, до сих пор помню... - Он с удовольствием причмокнул губами. - Ну, в общем, помял я их маленько. Вот и все дела. Говорю ж, пустое.
Мышастый про себя усмехнулся, представив, как именно "маленько" мог помять этих несчастных офицеров бывший боцман. Ему уже приходилось видеть того в деле и он прекрасно отдавал себе отчет, каким образом видится Бугаю это слово.
- И сколько? - коротко спросил он.
- Четыре дали, - так же коротко ответил Бугай.
- Четыре? - попытался что-то подсчитать в уме Мышастый.
- А когда же ты...
- Да потом еще накинули, - поняв недоумение патрона, объяснил Бугай. Уже там, в тюряге... И пошло-поехало.
- Что? Там опять кого помял? - усмехнулся Мышастый.
- Да пришлось. Сами знаете, лезет шантрапа всякая.
- Да уж знаю, - подтвердил Мышастый.
- А вы, Антон Алексеевич, извиняюсь, сколько тянули? - опять повернулся к нему Бугай.
- Ладно, следи за дорогой, - беззлобно посоветовал шеф, закрывая тему...
В офисе на столе его уже ожидала компьютерная распечатка - все, что нашлось по этому самому Романову, которого угораздило попасть в жернова мельницы Лысого в общем-то по ошибке, но сам бедолага об этом не подозревал, а посему сейчас имелась возможность слегка его подоить. Мышастый быстро пробежался глазами по скупому перечню данных: год рождения... Ого! - вспомнив слова жены, сказал он сам себе, - не такой уж он и "молодой человек", как-никак, полтинник уже стукнул. Хотя, после того, как он подарил ей антикварные серьги - ведь это наверняка его работа, сразу и стал очень приличным и вежливым молодым человеком. Так, дальше... Недвижимость... Универсам... Ага, вот, это уже очень интересно... Собственно, он и вспомнил-то об этом ничтожном человечке только потому, что случайно узнал об этом особнячке, принадлежащем... Так, находится он на тридцать шестом километре от Мшанска по восточному шоссе... Кажется, это именно то, что ему нужно для реализации своего проекта, который он затеял и в котором уже заручился согласием Воловикова и Желябова. Если ему не изменяет память, это не слишком престижный, довольно глухой район. Когда-то ожидалось, что в том месте вырастет целый поселок таких вот особнячков, дач, но дело почему-то заглохло и сейчас там пустовало множество недоведенных до конца строений. Отлично...
Он снял телефонную трубку и позвонил в соседний кабинет, опять вызывая Самойлова.
- Слушай, Валентин, - когда порог переступил тридцатилетний, чуть сутуловатый мужчина среднего роста, с небольшими залысинами, он ткнул пальцем в листок бумаги с данными по Романову, - теперь мне нужны все сведения об этом самом особнячке, что в районе Белого озера. Все, что только можно по нему раскопать. Когда куплен, у кого, сколько он стоил тогда и его нынешняя цена - в общем, все в таком роде. Усек?
По выполнению доложи сразу же.
Самойлов кивнул и вышел, а Мышастый откинулся на спинку кресла. В принципе, никаких дел у него больше не было, наступило пассивное ожидание, которое он и в обычное время не очень-то любил, а сейчас, когда впору было браться за немедленное выполнение того проекта, который в последнее время довлел над всеми его мыслями, ему и вовсе претило бездействовать. Ну да ничего, приобретение особняка, который он непременно вырвет из рук этого Романова, будет первым и очень важным шагом на пути осуществления его теперешней мечты. Как тогда выразился Воловиков?.. "Дело стоящее. Это будет нашей лебединой песней. После него можно и на относительный покой в этом плане..." Кажется, именно так... Насчет покоя, правда, он не согласен. Наоборот, после этого первого успешного - он в этом не сомневался - дела, можно будет придумать еще массу подобных развлечений, ведь это только начало. Интересно, какая же девчонка попадет в их сети, которые он вскоре расставит? Ну естественно, что она будет очень красивой - это понятно, иначе с чего бы огород городить?..
Он закрыв глаза попытался представить себе облик этой будущей жертвы их изощренных развлечений, которая примчится на приманку подобно бабочке, летящей на огонь и в итоге обжигающей себе крылья... Ничего путного в голову не лезло, всплыло только опять лицо жены, натирающей свои дряблые щеки каким-то непотребством. Его передернуло и он сразу открыл глаза... Да, но вот что потом с ней делать? Неужели придется банально убирать? Нет, вряд ли - после той обработки, что она у них пройдет, девчонка просто сойдет с ума, можно будет запереть ее в дурку и дело с концом. А может даже и без этого обойдется, просто как-нибудь заставить ее молчать. Например, снять все то, что они будут с ней вытворять, на видео, и потом показать, пригрозив, что если она будет вякать, покажут эту пленку... Кому? Найдется, кому... Если она окажется замужем - мужу, или родителям, соседям; да кому угодно - этого должно оказаться вполне достаточно. А он сам будет смотреть эту пленку до самой старости, любоваться своей лебединой песней, которая будет служить отличным возбудителем его потихоньку угасающей потенции. Ведь после того случая на даче, когда они всласть покуражились над глуповатыми красивыми дурехами и Желябов выиграл-таки пари насчет обещанного возбуждения, они обсуждали, почему так произошло. Это уже потом они наложили на эту тему табу, а тогда, сразу после произошедшего, Воловиков высказал интересную мысль. Не новую, впрочем, но...