— Я должен спросить Юджинию.
— Почему? — не понял мистер Нилл.
— Потому что полдня моей жизни принадлежит ей. Мне придется отнимать это время у н е$7
— Что?! — Мистер Нилл не поверил тому, что услышал. — Я предлагаю вам стать директором моей компании, а вы мне говорите, что…
Он несильно встряхнул головой. Волосы были тщательно уложены.
— Да, вы оба должны ходить в детский сад. Александр рассмеялся.
— Я поговорю с Юджинией сам, она пока что росла в нормальной американской семье, а не… — он запнулся, — и все поймет. Что мужчина должен делать в жизни что-то. А вас я жду ровно в восемь утра в моей машине, вы поедете со мной на работу.
Юджиния провожала его, как на войну, и все предупреждала, чтобы он не боялся: секретарей, советников, вице-президентов, кто ему будет объяснять.
Она заедет к нему в конце рабочего дня. Одевшись в самый скромный костюм, он отправился в восемь утра, ни свет ни заря, работать исполнительным директором.
Никогда в жизни еще не поднявшись выше, чем шофер или копатель земли — землекоп называется.
Александр даже не представлял, что мистер Нилл так богат. У него были нефтеносные промыслы, банки, а также всякая мелочь: здания, отели, сеть ресторанов, два театра и одна железная дорога. Плюс разные капиталовложения, разобраться в которых у него не хватило бы ни ума, ни жизни. Да он и не собирался тратить на это жизнь. Он только удивлялся всеохватности мистера Нилла.
Мистер Нилл и его семья входили в число десяти самых богатых семей Америки. А значит, и мира. Цивилизованного. И хотя Александр мужественно сражался, его хватило ненадолго.
Через две недели он пришел к мистеру Ниллу и сказал, что согласен лишиться всего, кроме Юджинии, только не быть исполнительным директором.
На что мистер Нилл, подумав, мудро заметил:
— Это вам не книжки писать.
Молниеносная карьера директора была закончена, и на следующий день он уже купался с Юджинией в закрытом домашнем бассейне и выпаривал бренное тело в сауне. Они целовались в пару.
Неяркое зимнее солнце лилось в окно.
Клуиз вошла в зал, где он сидел, и села рядом. Когда-то она была моделью, работавшей для очень крупной косметической фирмы, конкурирующей с самим «Ревлоном». Она была моделью номер один. И сейчас еще сохранила профессиональную привлекательность, хищную сладость улыбки и зовуще-неда-ваемых глаз, которая брала в плен и не отпускала. Завораживающая улыбка, уникальная.
Она вздохнула высокой грудью. На грудь он старался не смотреть.
— Как тебе твоя жизнь, не скучно?
— Наоборот, очень весело. — Он улыбнулся.
— Почему ты совсем не уделяешь мне внимания? Я все-таки твоя родственница.
— Я никому его не уделяю, кроме Юджинии.
— Она так ослепительна?
— Она необыкновенна.
— Она прекрасна, но она ребенок. Я думала, что взрослый мальчик или юный мужчина более интересуется женщинами…
— Например… — Он улыбнулся.
— Такими, как я.
Он перевел взгляд с ее груди на лицо. Сомнений не было. Ее глаза обнимали, сжигали, трогали его и касались. Она откинулась, положив руку на спинку дивана, рядом с его плечом. (Или она дразнила?)
— Ты доволен своей жизнью, образом ее? — Вполне, я понимаю намек.
— Это не намек. Кстати, то, что ты имеешь, в каком-то роде моя заслуга тоже. Я так хотела. Чтобы ты был здесь. Рядом.
— То есть? — Он вопросительно посмотрел на нее.
— Милый, неужели ты думаешь, что мистер Нилл позволил бы когда-нибудь Юджинии выйти замуж, если бы я не приложила к этому руку?
Как на новое открытие посмотрел он на Клуиз.
Она совсем не Полозова, она — Клуиз. Урожденная француженка, такие не сводят с ума.
В голове все перевернулось, потом встало на свое место.
— Ну так? — Она смотрела ласково на него.
— Вы ждете благодарности?
Он думал, что она скажет «нет». Но она сказала:
— И только одной.
Он улыбнулся ее откровенности. Хотя еще ничего не было названо.
— Когда-то давно я читал книгу, которая мне очень нравилась, «Приключения авантюриста Феликса Круля». Так вот, он тоже соблазнял дочку, попутно не гнушаясь и мамой. Которая ему объясняла, что зрелый плод лучше зеленого. Несозревшего.
Клуиз даже рассмеялась от удивления.
— Ты читаешь хорошие книжки. Я не ее мама, солнышко. Неужели я так старо выгляжу? Мне тридцать один, как ты мог это подумать?
Он сам удивился, что она так молодо выглядит, с виду ей, казалось, двадцать семь, впрочем, все американки выглядят моложе, в этом им не отказать: они ухожены.
— Где же мама Юджинии?
— Этого я тебе никогда не скажу.
— Почему?
— Этого тебе никто не скажет.