— Ты всюду побывал, — заметила она.
— Они из Италии. Там у них все такие деньги, сольдо. Хотела бы ты их иметь?
— Нет, нет! Ты не должен себя грабить.
Он собрал в кучку все монетки и бросил их ей в карман мантильи.
Затем они заговорили о его матери. Она, должно быть, скоро вернётся. Говорили о его последней поездке на острова, это было слишком уже смело уплывать на лодке так далеко!
Он принёс сверху, из пристройки, чашки. Она налила ему кофе. Она сама только недавно пила кофе, заметила она, смеясь, и больше пить не может. Она присела на стул. На лбу у неё выступили светлые капли пота.
Оливер, наоборот, мало-помалу пришёл в хорошее настроение. Он даже стал немного поддразнивать её насчёт столяра, но делал это без всякого озлобления, не выказывая ни малейшего неудовольствия ни против Маттиса, ни против неё.
— Да, да! Что-то ведь было между тобой и Маттисом, — говорил Оливер.
— Ты болтаешь вздор! Что могло быть между мной и ним?
— Разве ты не хотела выйти за него замуж?
— За Маттиса?
Петра всплеснула руками. Она отрицала какие бы то ни было тайные сношения с Маттисом и ровно ничего общего не имеет с ним. Да, она даже посмеивалась над его длинным носом!
— Это удивительно! — сказал Оливер, которому было всё-таки приятно слушать все её уверения. — А ведь я так понимал это!
Петра опустила взор на свою мантилью и прошептала:
— Существует только один человек, которого я когда-либо любила в своей жизни...
Оливер задумался и потом вдруг спросил:
— Ты всё ещё служишь у Ионсена? Каков теперь Шельдруп?
— Шельдруп? Причём тут он?
— Я просто так спросил. Он вёл себя как молодой прохвост, когда я пришёл с повреждённым судном. И всё, всё надо было ему заносить в протокол!
— Вот что! — проговорила Петра. Она опять наполнила его кофейную чашку и, усевшись на стул, сказала:
— Слушай Оливер. Как ты думаешь, если бы...
— Если бы что?
Она замолчала.
— Нет, я всё-таки не знаю! — вдруг заговорила она и побряцала в кармане итальянскими монетками. — Как ты думаешь, не могло ли бы опять всё вернуться и мы были бы с тобой, как прежде?
Однако её слова не произвели на него, по-видимому, никакого особенного впечатления. Он ожидал этого и у него были на этот счёт свои соображения.
— Как это пришло тебе в голову? — спросил он.
— Я всё время думала об этом, — отвечала она.
— Я не гожусь больше ни для кого, — заметил он.
— Не говори этого. Ты мог бы получить какое-нибудь занятие у консула.
— У консула? — насмешливо сказал он. — О, нет! Но я уже думал о том, чтобы похлопотать о каком-нибудь месте на маяке.
— Да, и это тоже годится. Что-нибудь да найдётся для тебя!
Снова молчание.
— Об этом нечего и думать, — опять заговорил он. — Калека-муж и пустой дом! Конечно, я бы, пожалуй, мог получить двери, чтобы навесить их, но...
Она полагала, что тут нет ничего невозможного, но не стала больше приставать к нему. Но она намекнула всё-таки, что у неё дома есть две двери. Затем она показала ему, что всё ещё носит его кольцо, как было раньше. Да, это было неопровержимо. Оливер с изумлением взглянул на неё, когда она заговорила о кольце. Он чувствовал себя несколько смущённым, и если б ему надо было что-нибудь сказать, то наверное у него вырвалось бы только проклятие.
— Ха-ха-ха! Но там ведь стоит другое имя? — засмеялся он.
— Другое имя? Нет, я велела выцарапать его. Хочешь взглянуть?
Петра во многих отношениях была дьявольски хитра и рассудительна. Но это было уже чересчур!
— Разве ты не должна была вернуть ему кольцо? — спросил Оливер.
— Кольцо? Этого бы не доставало!
Оливер громко расхохотался, чтобы избавить и себя, и её от замешательства.
— Отдать назад кольцо? — сказала Петра. — На, посмотри какое оно тяжёлое! Ведь это же чистое золото!
Оливер обиженно возразил:
— Как ты странно говоришь? Разве я стал бы покупать для тебя за границей медное кольцо? Это червонное золото.
— Да, я знаю. Кольцо это больше никогда не покинет моей руки!
Однако так легко не могло всё это разрешиться. Она полагала, что они опять обручены, но об этом ещё надо хорошенько поразмыслить, хорошенько всё обдумать. Столяр, конечно, не умрёт от этого. Он ведь сам отошёл от неё. Притом же человек, так дурно обошедшийся с калекой, заслуживал, чтоб над ним посмеялись. Но всё же тут надо было о многом подумать.
— Что это я сижу и не вижу, что чашка у тебя пустая! — воскликнула Петра и вскочила со стула, чтобы заглянуть в котелок.
И Оливер предоставил ей угощать себя. Кофе был хороший, крепкий. Вообще присутствие Петры внесло с собой какой-то уют, и Оливеру было необыкновенно приятно, что она облокачивалась на его плечо, наливая ему кофе.
— Там, откуда взят этот кофе, осталось ещё много, — сказала она и присела к нему на колени. — Ты ведь можешь меня держать?
— Могу ли? — воскликнул он с гордостью. — Совершенно так же, как и прежде!