переворачиваюсь и мне удается, раздавив
пачку, прикурить сигарету от окурка, зажатого в зубах. Удается с третьего раза.
Я даже не спрашиваю себя, почему я не
делаю наоборот: не беру сигарету в рот и не пытаюсь прикурить от окурка, и
почему вместо того, чтоб создавать себе такие
трудности, я не развязываю веревки, которыми привязана - это было бы проще.
Сама мысль о том, чтобы он увидел, как я себя ласкаю, мне непереносима,
от нее кровь бросается мне в голову. И
вдруг я думаю: первый раз я сказала ему нет. А потом: все это абсурдно,
мелодраматично. Я ему кое-что объяснила, но не
все, кое-что обо мне он не знает. "Он знает, что я на все для него готова".
Потом я чувствую себя убитой от того, что сказала
такое. Я пытаюсь представить себе, чего бы для него не сделала. Один раз я имела
с мужчиной анальный секс, но мне стало
больно, и я просила его прекратить. Но с ним я, конечно, согласилась бы, если бы
он меня об этом попросил. Я читала, что
иногда партнеры мочатся друг на друга. Какой ужас! Я этого никогда не делала, и
сама мысль делает меня больной. Но он
наверняка и не захочет. Что я почувствовала, когда несколько недель назад он
приковал меня и избил? Какая разница -
мастурбировать перед ним или отдаваться ему тем или иным способом? Это
доставляет ему удовольствие? Нет, нет: от
одной мысли о том, чтобы он смотрел, как я ласкаю себя, я начинаю скрипеть
зубами и дрожать всем телом.
Лет девять тому назад одна подруга рассказала мне, как она и ее любовник
мастурбировали на глазах друг друга.
Им это очень нравилось.
"Не переживай, - сказала она, видя, что я краснею (я не могла скрыть
отвращения). - Это просто предубеждение. У
каждого есть предубеждения. Я, например, терпеть не могу, чтоб мужчина лизал мне
ухо, у меня мурашки по коже от этого
бегают". - И она рассмеялась.
Я громко говорю:
- Предубеждение, предубеждение.
Внезапно слово теряет абстрактность: это точное название, грозное, как
труп, болтающийся на виселице на
рыночной площади.
Отворяется дверь: вот он и вернулся.
Он зажигает лампу у изголовья, одевает мне на руку часы и говорит:
- Ты начала очень рано заниматься онанизмом.
Я смеюсь.
- Это догадка или обвинение?
Потом:
- А как твое собрание?
Он не отвечает. Я сосредоточенно смотрю на медные ручки комода.
- Наверное, я начала в шесть лет. Сейчас не помню. Но позже, я часто это
делала. Когда уже была большой.
И я тону в каких-то длинных рассуждениях, которые мне пришли в голову в
его отсутствие - серьезных, важных -