работы. Я знала, что второй этаж дома, где находится ее контора, не занят уже
несколько месяцев, а дверь на улицу с
лестницы не запирается. На следующий день я назначаю ей свидание на три часа.
Через полчаса после свидания я сажусь в
метро, но не возвращаюсь к себе на работу, а еду на ее. День сырой, и я
спрашиваю себя, как это в середине июля мужчины
ходят в костюмах и при галстуках. Я обливаюсь потом в рубашке и костюме, завидуя
женщинам, которые ходят в легких
блузках. Я поглаживаю нож в кармане, надеясь, что он мне подскажет, как
действовать, будет моим учителем, моим
талисманом.
Со швейцаром я несколько раз здоровалась, но сейчас он меня не узнает, и
это придает мне спокойствие: у меня
впечатление, что я невидима. Я останавливаюсь перед указателем имен
квартировладельцев и названий учреждений в
здании, украдкой рассматривая людей слева от себя: две женщины ждут лифтов на
верхние этажи, мужчина средних лет -
тех, что поднимаются на средние. Я иду к лифту, который поднимается до
восемнадцатого этажа.
Трое мужчин и женщина садятся перед этим человеком средних лет и мной. Он
нажимает на 9-й, я на 2-й. Не
успевают двери закрыться, как я вынимаю из кармана нож. Его щелчок совпададает с
тем моментом, когда лифт начинает
подниматься. Я приставляю ему нож к горлу, он вздрагивает и старается
отстраниться, - это так знакомо для меня! Когда
двери открываются, бумажник уже у меня в руке, он еще теплый. Мы в последний раз
строго смотрим друг на друга (как на
фотографиях начала века).
Мы не перемолвились ни единым словом. Я спускаюсь по лестнице, вхожу в
вестибюль. Швейцар пьет оранжад и
шутит с почтальоном, принесшим вечернюю почту. Я прохожу мимо них и спускаюсь в
метро.
Вернувшись в его квартиру, я, еще до того, как он приходит, успеваю
раздеться, надеть свое собственное платье и
снять клей с лица. Когда он входит, я сижу на диване с вечерней газетой.
- Ты уже тут? - спрашивает он. - А я купил говядины.
Я не поднимаю глаз от газеты, но строчки пляшут у меня перед глазами. У
меня запоздалая реакция: мне
приходится приложить немалые усилия, чтоб не расплакаться, и я все стараюсь
понять, почему у меня болят бедра, мышцы
влагалища расслаблены, как будто он языком ласкает мне кожу живота и половые
органы.
Я роняю газету на камин. Он увидел бумажник на столике.
- Ага, - говорит он, ставя портфель, - открой его.
Открыть его... открыть... открыть... для меня эти слова не имеют никакого
отношения к бумажнику. Я становлюсь
на колени перед столиком. Вынимаю из бумажника одно за другим: чековую книжку,
карту Америкен Экспресс, членский
билет Дайнез Клуба, удостоверение Мастер Чардж, водительские права, смятый