Стоят, переглядываются. Побледнели все трое. Эльба первая затрясла головой.
— Нет! Я не смогу. Я… У меня руки трясутся уже. И вообще, у меня мелкая моторика плоха развита. Мне даже писать трудно…
— Я попробую, — испуганно, но решительно заявляет Малинка, неосознанно делая полшага вперед.
— Да, так будет лучше всего, — как всегда рассудительно, но с нескрываемым облегчением выдохнула Настя.
— Хорошо, — соглашаюсь я. — Включайте свет поярче. Лучше всего — настольную лампу.
— Ааа… Как? — растерянно протянула Эльба.
— Что «как»? — не понял я проблемы.
— Ну… свет включать. У меня же только свечи…
Я молча смотрел на девушку, не в силах подобрать достойный ответ. Они что же, без меня даже генератор запустить не могут?
— Генератор же уцелел? — спрашиваю как можно мягче.
— Ну-у-у… Да.
— Вы его сюда притащили?
— Нет.
— Почему? Там он уже не нужен, а здесь — жизненно необходим.
— Но я не умею его подключать!
— Не умеешь вилку в розетку сунуть?
— Ну там же надо провода на крышу… через счетчик…
— Зачем?
— Ну-у-у… Так же было.
— Было так. Но можно — проще… Короче, Эля — идешь сейчас в больничку, берешь Даню и на машине к гаражу. Потом уже, после — он вернется обратно на дежурство. Только тебе сначала поможет. Берете генератор, удлинитель… Короче, Даня знает что брать. И везете его сюда. Генератор поставите на крыльце… Настя, ты найди настольную лампу какую, чтоб светить в нужное место… Ира, а ты начинай дезинфицировать инструменты. В принципе, их нужно кипятить, но мы перестрахуемся. Выливай бутылек со спиртом в тарелку вон и замачивай там все. Иголку, леску, ножнички, щипчики… Руки помой хорошенько. Сначала просто с мылом, а потом водкой вообще…
Девчонки опять забегали, засуетились, а я вновь устало прикрыл глаза. Блин, мне куда проще было все делать самому, чем организовывать их на осмысленные действия. Ну не командир я ни разу! Мне всегда было проще пойти и сделать самому… «Ох, тяжела ты шапка Монамаха». А что делать? Сейчас-то я не могу ровным счетом ничего! И целиком завишу от этих вот детей. А они, как оказывается, без моего руководства даже генератор не могут запустить! Это — страшно. Вот реально страшно. Я ж так сдохну ни за грош.
Мои нервные метания были прерваны девочками. Все готово. На Малинку даже смотреть страшно было. Держа перед собой на весу свежепомытые руки, от которых несло спиртом, она, казалось, находилась на грани обморока. Пришлось успокаивать. Я убеждал, «что тут ничего сложного. Как тряпку зашить. Принцип тот же». Не знаю, помогли ли мои увещевания, но иголку она взяла. От идеи брать иглу щипчиками тут же отказались. Неудобно. У нее руки-то дрожат, какие, нафиг, щипчики.
Было больно. Когда игла, а затем и нить проходят сквозь твое тело, то чувствуешь каждый миллиметр этой самой нити. Но боль была терпимая. Все-таки лицо. На лице у человека самая грубая кожа. Ну, одна из самых. На ладонях и подошвах ног еще грубее. Что? Не верите? А попробуйте ущипнуть себя за щеку, например, и с тем же усилием ущипните себя за ляжку… Ну или за тот же бицепс. Где больнее? Вот то-то и оно! Так что эту боль я мог вытерпеть. Я даже умудрялся поддерживать Малинку и давать ей советы прямо во время штопки. Зубы я, конечно, не разжимал, и говорил одним только правым уголком рта. Но говорил.
— Вот видишь? Как будто тряпку сшиваешь… Только не надо воспринимать эти слова буквально. Не стягивай кожу как тряпку. Тут надо не "чтоб крепче держалось", а "чтоб сошлись края раны" и всё. И, если стянешь, оно так и зарастет и будет у меня морда скособоченная…
Мои разговоры определенно помогли. А может и сама Малинка постепенно успокоилась. Крови тут нет, а шить это не резать. Ничего сложного действительно же. Если, поначалу, у девочки истерично тряслись все и ладони, и каждый палец, то под конец она взяла себя в руки, и заканчивала шов уже довольно уверенно и быстро. Но все равно, когда она, все же, завершила «штопку», она и сама была мокрой как мышь от пота. Впрочем, Настена, всего лишь державшая в руках лампу и светившая мне в лицо, была мокра точна так же. Да уж! Стресс у девчонок. И, даже, как-то не особо хочется ломать им кайф после проведенной операции. Ибо порез на лице это, конечно, неприятно, но куда менее опасно, чем рана в левом плече. Вот где нужна операция.
Эту рану я, хотя бы, смог осмотреть сам и, даже, без помощи зеркала. И даже прощупать, несмотря на адскую боль. Не чета той, что была во время шитья. Ну, в принципе, диагноз ясен. Пуля (хотя калибр там мелкий, Картечина? Или вообще крупная дробина) вошла в руку сзади. (Я как раз стоял к окну левым боком, выбивая раму). Кость-то она, может, и задела, но хоть по касательной. Не перебила ее — точно. Но и навылет она не вышла. Засела где-то в глубине бицепса. И, главное — и засела-то неглубоко. Сантиметр до поверхности, не больше. Я четко чувствовал её под поверхностью кожи… Нет, если смотреть по глубине раны, то она прошла изрядно. Сантиметров пять-шесть. Еще бы несколько и насквозь бы прошла. А вот сбоку — совсем рядом.
И, что делать? Оставить как есть? Нет, я конечно слышал, что многие так и живут с железом внутри. Считают — мол, мясом зарастает и, в принципе, не мешает дальше. Но это редкость. Почти всегда чужеродный предмет спешат извлечь из тела. Начнется нагноение. Страшное слово Гангрена и всё… Всё! От крохотной дырочки в руке откину копыта. Нет, надо извлекать… Но страшно же. Жуть. Вот это-то, как раз, будет больно!
А Малинка гляди-ка, без слов всё поняла. Побледнела ещё больше, (хотя куда уж больше, итак, как мел белая, стоит) головой мотает отрицательно и только шепчет негромко:
— Нет. Нет. Нет.
Пришлось успокаивать. А потом и уговаривать. Страшно конечно. И ей страшно, и мне тоже. Но что делать-то? Жить-то хочется. Уговорил, конечно же. Начал инструктировать. Беда в том, что я и сам в медицине — полный ноль. Вот абсолютный! Поэтому советы носили общий характер. Из банальной логики. «При порезе пойдет кровь, а резать надо дальше. Так что на края, откуда кровь будет, ватные шарики — тампоны, чтоб разрез не заливало. Резать надо не поперек волокон, чтоб ничего там внутри не нарушить (мало ли, в плече ниточку перережешь случайно, а у тебя на руке палец какой-нибудь сгибаться перестанет). Резать зряче, и, если видишь там внутри какую артерию, то ее не зацепить. (Еще не хватало бы от потери крови погибнуть). Перед тем как резать, прощупать место будущей операции, чтоб иметь представление где находится объект, чтобы в итоге всю руку не пришлось полосовать ища пулю…» И все остальные наставления примерно в том же духе..
Малинка слушала инструктаж, а глаза все больше заполнялись ужасом. А тут еще Настя сбоку удар нанесла:
— А чем резать-то? Скальпеля-то медицинского у нас и нет…
Я задумался. Всё так. Скальпеля нет. Ножом я ковыряться в руке не дам. Представляю, что они там таким толстым лезвием наковыряют. Канцелярский нож? Уже лучше. Но вообще-то…
— Насть, там в магазине, помнишь — были лезвия от старых бритвенных станков? Плоские такие. В бумажках. Не эти современные головки с пятью лезвиями, а старые. Джилетт... Да, я там точно вроде даже Спутник видел. Как бы еще не советские.
— Да. Я поняла о каких ты говоришь.
— Принеси, пожалуйста, пачку…
Не буду описывать весь процесс операции, хотя бы потому, что я ее почти и не запомнил. В отличии от наложения швов это действительно было очень больно. Всё, на что меня хватало, это мычать в зажатую в зубах тряпку. Только бы не заорать. Малинка резала. Настя светила. Эльба фиксировала мою руку, чтоб я не дернул ею во время операции. Но я вытерпел. Дождался, когда Малинка торжествующе воскликнет: "Во она!" и звякнет вытащенной щипчиками пулей, роняя ее в железную тарелку. Отключился я уже когда руку начали перевязывать. От облегчения, надо полагать. Что все уже закончилось.
***
Очнулся я от нестерпимого желания отлить. Чему, кстати, несказанно обрадовался. Ну не желанию, конечно же, обрадовался, а тому, что очнулся. Жив! Самое главное — жив, а всё остальное решаемо. Вот и в сортир сейчас схожу сам… Сил, правда, нет совсем, но переполненный мочевой заставлял находить какие-то резервы… Гм. Что за фигня? А где мои трусы?
В кровати я лежал совершенно голый. Ну, девки! Погодите! Завернувшись в простыню, как в древнегреческую тогу, пошатываясь, по стеночке я отправился в сторону выхода. Тут же откуда-то сбоку выскочила заспанная Малинка.
— Ты куда? Зачем встал?
— В туалет, — автоматически ответил я.
— Зачем? Не надо. Сейчас я горшок дам.
— Какой горшок?!!! — постепенно свирепея, переспросил я. — Я что, до сортира, по твоему, дойти не смогу?
— Ты сутки без сознания был. Тебе лежать надо.
— Прекращай! — не разжимая зубов, но очень сурово рявкнул я. — Был без сознания, теперь — очнулся. И спокойно дойду до туалета. Горшком сама пользуйся если хочешь.
— У тебя температура. Ты весь горишь! Тебе нельзя вставать.
— Все потом! Сейчас мне надо в сортир. Срочно! А ты меня задерживаешь. Лучше бы помогла дойти, раз так переживаешь…
Ну что сказать? Силенки свои я явно переоценил. Нет, до туалета-то я дошел. Не без помощи Малинки, но, всё-таки, в большей части — сам. Наоборот, на улице мне даже как-то лучше поначалу стало. Свежо. Не то что в этой душной комнате. (ну да, температура же. Всегда так бывает. Всегда на холодок тянет). Но вот сделав свои дела — обратно идти уже не смог. Сил не хватало. Обратно Малинка тащила меня чуть ли не на своем горбу.
Оно ведь как обычно девушками представляется? Героическая санитарка идет сбоку от раненого героя, подставив свое плечо ему подмышку. А он, не столько наваливается на нее, сколько идет сам. Красота. Обнимашки скорее, чем реальная транспортировка. Такое возможно, когда у раненого есть хоть немного своих сил ноги переставлять. А когда сил нет совсем? Когда ноги не держат? Когда наваливаешься всем телом? Тут уж не до обнимашек. Я чуть ли не мешком обвис на спине у девочки. Та лишь закряхтела с натуги, но мужественно тащила.
Тут откуда-то из-за дома выскочила Эльба. Мгновенно разобравшись в ситуации она буквально подхватила меня на руки (блин, стыд то какой! Не я девушек на руках ношу, а они меня), она накинулась на Малинку чуть ли не с матюками, за то что та позволила мне подниматься. Иришка вяло отругивалась, напирая на то, что удержать меня и сама Эльба бы не смогла.
В итоге меня вновь уложили на кровать. Напоили водой и я-таки смог перевести дух. Цыкнув слабым голосом на Эльбу, чтоб не скандалила, я потребовал у нее доклад по полной форме.
Она натурально растерялась. Что говорить? В какой последовательности? И сказать-то явно есть что, а не знает с чего начать.
— Число, время… — подсказал я.
— Ну-у-у… Двадцать… Э-э-э… Двадцать шестое сегодня. Время — около пяти… Скоро темнеть начнет.
Так… Двадцать шестое. Вечер. То есть, я буквально уже два дня провалялся без сознания? Вчера вечером пришел в себя ненадолго, смог организовать операцию и снова на сутки вырубился? Мда… Невеселая картинка. Да и чувствую я себя препаршиво. И аппетита, кстати, нет совершенно. Хотя пища мне сейчас нужна как воздух. Организм на повышенных оборотах борется. Но не хочется совсем. Впрочем, это у меня всегда так. Любую болезнь норовлю во сне забороть. Дать организму шанс самому справиться. Неправильная тактика, конечно же. Но вот характер такой. Но таблетку закинуть надо. И поесть. Пусть через силу, но надо. Лишь бы не затошнило.
Озвучил свое пожелание и Малинка тут же засуетилась. Оказывается, куриный бульон давно наварен, ждет меня… (моя Школа. Я всех наших больных их учил именно куриным бульоном отпаивать. Запомнили, глядишь ты)
Пока я давился таблетками (кроме Ибупрофена, имеющего жаропонижающее и противовоспалительного действия, закинул так же таблетку антибиотика. При ранении надо. Полезно будет. По идее, вообще его колоть надо, но уж как есть) успокоившаяся Эльба продолжала свой доклад.
— Парни дежурят на въездах. Даня с обрезом под мостом, Рыжик у трассы. Настя сегодня дежурная в больничке… Кстати, обе старших девочек уже вполне пришли в себя. Нет ни температуры, ни слабости. И еще… Они хотят уйти. Ну туда… В СМП свое.
— Ну раз хотят — пусть идут. Мы что, силком их тут держать будем?
— Они боятся, похоже. Ну такая перестрелка… Потом пожар. Им еще рассказали, что вас чуть заживо не сожгли, так они конкретно перепугались. Боятся тут оставаться.
— Пусть идут, — повторил я. — Ты сама после того как расскажешь все, сходишь и проводишь их до СМП. И не в их нору отпустишь, а к тому Толстому отведешь. Я его там старшим назначил, вот пусть он их и размещает. А ты еще проверь как там остальные живут. Где спят, что едят, как умыты. Поняла?
— Да. Они, кстати, вчера тут появлялись. Пришли, типа — «за водой»… Хотя, я думаю, они тоже слышали выстрелы и видели зарево. Вот и пришли позырить… «Любопытные».
— Увидели?
— Ну-у-у… Да. Как не пустить было? Пожарище видели. Сгоревший дом. Шушукались там что-то…
— Про меня что им сказали?
— Что ты ранен. И что ты один четверых завалил. Они же пришли как раз тогда когда Даня с Рыжиком трупы собирали чтобы их отвезти. Вот они им и порассказали. И показали.
— Меня не видели?
— Нет, конечно же. Ты уже тут был.
— Это хорошо. Короче: ты придешь с девками, проводишь их и проверишь как они там в СМП все живут. Я обещал контролировать. Решения принимай сама. И построже там с ними.
— Хорошо. Я всё поняла.
— Что там дальше? Настя в больнице дежурит. Остальные где?
— Ну-у-у… Таня, как всегда — в саду с мелкими. Помогает ей Аня сегодня.
— А этот? Новенький. Женя. Веденский. Которого я из СМП притащил.
Эльба откровенно смутилась. Переглянулась с Малинкой и нехотя призналась:
— Он еще вчера утром сбежал. Сразу как тут все закрутилось. Ну во время пожара был, помогал что-то там, а потом р-раз, и исчез. Никто и не увидел как и когда.
— Понятно… - с горечью пробормотал я.
Ух, как все плохо-то. Одна единственная схватка отбросила нас назад просто катастрофически. Где жилье? Нет жилья. Приходится всем тесниться в маленьком домике Эльбы. Где сменная одежда? Нету. И взять ее негде! Сами собой новые шмотки не появятся. Патроны, опять же… Вместо двухсот выстрелов к ружью осталось двадцать два. Компьютерные дела… Диски, фильмы… Не меньше трети потеряно. Да и сам я… Вон Эльба с ружьем теперь ходит. Новый главный защитник. А сможет она выстрелить по настоящему-то? Ой, не знаю. Конечно, она лучший вариант из имеющихся, но все-таки не я…
И так во всем! Даже в притягательности нашей группы для окружающих! После этой атаки она сильно просела. Недаром и Женька сбежал, и эти вон девчонки домой стремятся. Не хотят оставаться. Показали бы им лучшую жизнь — они бы первыми решили тут остаться. А так боятся.
А если и в самом деле? Если еще одна такая атака? И пусть даже Эльба сумеет-таки отбиться. Пусть нас всех не перебьют, но вот с примерно тем же результатом всё окажется? Эльба ранена. Патронов почти не осталось. Ещё один дом сгорел… Сколько еще таких откатов мы сможем выдержать, пока не окажемся на уровне вот тех самых девчонок? В логове, сделанном из бани, проживая? Не моясь, не стираясь… Путь вниз прост и легок. А вот вверх, наоборот — тяжел и тернист.
Казалось бы, подобные размышления должны были бы вогнать меня в депрессию, но получилось наоборот. Я разозлился. Откат? Ну что ж, значит будем возвращать утраченное. Да еще с процентами. Нет жилья? Значит завтра же я съезжаю в больничку. Нечего мне своей кислой рожей портить людям вечера. И Малинка тоже. На втором этаже больнички вполне можно жить. Вот Малинка и будет нашим Главврачом. Вон единственная из всех кто не побоялась живого человека резать. Понятно что в обморок чуть от ужаса не упала, но смогла же! К тому же от Эльбы ее подальше уберем. Я уже не первый раз замечаю, что эти двое как-то трудно друг с другом уживаются. А завтра с утра начнем работать. Ну да, я сейчас ничего не могу сделать сам. Но я могу научить! И именно этим мне и нужно заниматься! Не пытаться всё делать самому, а научить всему, что знаю сам, окружающих детей! Чтоб если случись со мной что — они могли бы и без меня прожить.
Вот моя Главная задача!