Только начав убегать я понял насколько я не в форме. К ногам словно свинцовые ядра приковали. Каждый шаг требовал осознанных усилий. Да… Не стоило, пожалуй, доводить себя до такого состояния. У всего на свете есть свой предел прочности. И я опасно подошел к своему. Да, мужчина тем и отличается от женщины, что может взрываться в короткой схватке за счет сжигания внутренних резервов и расплачиваясь за них после отходняком… Но когда ты уже вторые сутки сжигаешь этот свой резерв… Там же уже почти ничего не осталось. Нечему уже гореть. Потому-то и ноги сейчас заплетаются. И ползешь ты сейчас как беременная черепаха.
Поначалу спасало, то что путь отхода был подготовлен заранее. Но захватчики, вопреки моим ожиданиям, не попрятались по углам, а выслали погоню. Видимо попались тупые и смелые… Или же наоборот — устали бояться и, как загнанная в угол крыса, разворачивается и нападает на преследователя, так и они? Всё может быть. Факт в том, что выигранные на первом этапе метры я начал позорно отдавать. Меня догоняли. Ни о каком уходе в лес уже и речи не шло. Не успею, просто не успею! Догонят. Да и не пройду я по снегу в таком состоянии. Увязну и рухну. Нужно самому разворачиваться и принимать бой. Как той же крысе. Вот только найти подходящую позицию нужно. Пока меня вот прямо тут на улице не догнали.
И, кстати — вон тот домик чем не пойдет? Насколько я помню — он стал одним из тех, в которые мы складывали стройматериалы из магазина. И, конкретно вот в этот, разгружали цемент, плиточный клей и прочие сухие смеси. Чем не защита? Всегда можно между поддонами с цементом залечь и хрен меня оттуда выковыряешь.
Заскочить успел едва-едва. Захлопнул дверь и заозирался. Так, куда лучше? Ага, вон в тот угол надо. С двух сторон стена дома, с третей — развал мешков с цементом на поддоне. Вот за ними и укроюсь. Мировая позиция! Мне отсюда и входная дверь и оба окна видны. И до любой из этих точек не больше трех метров. И мне даже и крутиться не надо. Лишь ствол чуть-чуть довернуть, чтоб прицел на сместить. И сам за щитом из цемента. Нет! Отсюда им меня так просто не достать. Как специально подготовлено…
Противники не спешили. Сперва было совсем тихо. Только начинающаяся капель с крыш нарушала тишину. Потом услышал голоса. Двое… О чем они говорили — не понять. Из-за стены доносился лишь невнятный бубнеж. Но догадаться несложно. План наступления вырабатывали. Вот только вариантов-то у них немного. Дверь я на засов захлопнул. Её запросто тараном так не высадишь. Пусть она и хлипкая, деревянная, но и просто так рывком не распахнешь. А возиться… Я ж и через дверь могу засадить, если они ломиться начнут. Нет. Дверь им не вариант. Значит окна. И, скорее всего, разделятся, чтоб одновременно зайти. Так что выбираем одно окно, прицеливаемся и ждем, пока кто покажется. На звон от второго не реагируем. Успеем развернуться в ту сторону.
Голоса смолкли. Шагов из-за капели я не слышал, хоть и весь обратился в слух. Впрочем, и так понятно, что они к окнам подкрадываются. Сейчас начнут…
Хоть я и ждал звона стекла, но все равно, когда дальнее окно разлетелось, вздрогнул от неожиданности. Но и разворачиваться туда не стал. Сейчас же и сюда полезут… Точно! Вот из-под нижнего среза окна появляется бритая башка всё того же придурка в кожанке. Уже в третий раз с ним сталкиваюсь! На этот раз в последний, надеюсь!
Ба-бах.
Парень даже не успел меня увидеть внутри. Выстрел снес ему верхушку бритого черепа, и его морда исчезла из окна. Готов. Вот теперь резко разворачиваемся в сторону второго окна. Гм… А там никого нет. Окно разбито, но за ним никто не маячит. Что за черт?
— Черный, ты попал? — раздается хриплый голос снаружи. Да он же думает, что это вот этот бритый стрелял. Получается он изначально не планировал заскакивать, а лишь отвлекал меня. Ну-ну. «Отвлек».
— Черный? — в голосе уже ясно слышится подозрение на нехорошее. Зло оскалившись, я переломив ружье перезарядил стрелянный патрон. Ну давай, «птичка»… Покажись!
Не спешит он в оконном проеме мелькать. Осторожный, гад. Ну раз гора не идет к Магомету…
— Черный? Ты где? — а в голосе тоже откровенно панические нотки. И то, что так заполошно кричит, так и это нам на руку. По крайней мере так я точно знаю, где он сейчас находится. Так что пусть блажит, раз он такой тупица.
Тупица он был или нет, но заткнуться он всё ж таки сообразил. Так что, когда я тихонько отворив двери выглянул на улицу, то первое что увидел — это крадущегося вдоль стены парня. Того самого, что Малинку ножом колол!
Он меня заметил тоже. И стрелять мы начали почти одновременно. Вот только ружье у меня было уже в боевом положении у плеча. А он свои два пистолета в опущенных руках держал. Так что почти одновременно, это на целое почти больше чем позволительно на войне. Мой выстрел прозвучал первым. На какую-то долю мгновенья опередив его. Пуля (а мне попался, похоже, пулевой патрон) угодила ему в правое плечо. От выстрела его чуть развернуло, а пистолет, который он сжимал в правой руке, выпал из руки в снег. Вот из второго он начал садить довольно обильно. Вот только от боли и страха пули летели куда угодно, только не в меня. В небо, в стену дома, в распахнутую калитку участка.
Все же видели фильм "Белое солнце пустыни"? Эпизод, когда Сухов подстрелил Черного Абдулу. Тот еще жив. Высаживает из своего маузера целый магазин. Вот только попасть уже никуда не может. Так и тут. Впрочем, долго его мучения не продлились. Даже такая бессмысленная и неприцельная стрельба меня изрядно пугала и я поспешил разрядить ему в грудь и второй ствол ружья. Этого хватило. Готово. Я крут. Круче меня только вареные яйца, — успел устало подумать я, сползая спиной по стене. Дикое напряжение последних минут схлынуло оставив полное опустошение в душе и теле.
Впрочем, долго рассиживаться было некогда. Двое в минус- это хорошо. Но где-то тут бродят ещё уцелевшие бандюки. И на звуки выстрелов вполне могут подтянуться. Надо спешить. Да и Малинка там так и осталась, примотанная к столбу. Кроме меня её никто не освободит. Нужно подниматься и идти «спасать всех виноватых и наказывать пострадавших». Это я я так себя веселю, мрачным юмором, чтоб от всего этого не свихнуться..
Впрочем, поначалу я никуда не пошел, а какое-то время потратил на сбор трофеев. Благо, оба эти гаврика на них оказались на удивление богаты. У каждого по два ствола! Да это такое богатство, что просто ого-го! Хотя… изучив трофеи моя радость чуток поусохла. Стволы-то были, да. Но вот патронов к ним негусто.
Да что там говорить, к главному бриллианту трофеев — автомату АКСУ патронов не было совсем!
К пистолету Макарова, выпавшему из правой руки мучителя — всего три патрона. И это еще повезло, что я именно в правую руку сразу попал. Иначе бы он эти три патрона и высадил бы в молоко, так же, как из левого пистолета.
И этот второй пистолет оказался тупоносым шестизарядным револьвером. Похоже, что переделанным травматом или газовым. Потому что патрончики я узнал. От обычной мелкашки. Никак не пистолетные патроны. Вот их оказалось чуть побольше. И пусть в самом револьвере оставалось лишь шесть пустых гильз, в кармане садиста нашлась раздавленная бумажная коробочка с запасными. Початая, разумеется. Но десятка два патронов там еще оставалось.
Порадовал меня только последний трофей. Обычная двустволка горизонталка, как и у меня, только меньшего, 16-го калибра. И патронов к ней полтора десятка. Ну хоть что-то. У меня-то своих совсем негусто оставалось.
И сколько их, кстати? Раз, два, три… семь. Всего семь? А когда ж я их потратить-то успел? Ну-ка вспоминаем. После той памятной ночи с пожаром у меня оставалось всего 22 патрона. Один взорвал Андрюшка в печке — 21. Два сжег во время разборок с охранниками в магазине в Заозерном, стреляя по светильникам над их головами — 19. Еще два тогда же. во время облавы на собачек — 17. Значит у Эльбы я забрал 17 патронов. Первого здесь я взял без стрельбы ножом. Все на месте. Зато вот на второго пару потратил — 15. Ещё три спалил во время ночной акции отвлечения, когда детей уводили — 12. Еще два уже сегодня там у площадки, по засранцу и по окнам — 10. Ну и вот на эту парочку ещё три патрона — 7. Всё верно. Так и выходит.
Блин, ну до чего же дорогая штука — война получается! Два дня пострелял, а патронов, считай, уже и не осталось. Интересно, что мы будем через пару месяцев делать? С копьями и луками воевать начнем? Ох, грехи наши тяжкие…
Тяжело вздохнув и пошатнувшись от усталости, я выпрямился, увешанный трофейным оружием словно новогодняя елка. Нужно идти спасать Малинку. Все остальное, включая последних недобитков, подождет. Девчонка и так натерпелась. Ни к чему длить ее мучения.
Впрочем, когда спустя некоторое время осторожно вернулся на площадку — я понял что со спасением уже опоздал.
Нет-нет! Не нужно сразу подозревать самое худшее. Ничего непоправимого с ней больше не случилось. А со спасением я опоздал потому, что ее уже спасли. Эльба! Непослушная Эльба опять не усидела на месте и примчалась, видимо мне на помощь, с Темкиным обрезом наперевес. И куда она ещё могла пойти как не к дому? А тут «картина маслом». Добро еще то, что захватчики свалили, бросив свою жертву одну на морозе.
Малинка к моему приходу была уже освобождена и Эльба торопливо стянула с себя свою куртку, напялив её на девчонку. Для невысокой Иры куртка рослой Эльбы получалась практически в пол. Малинка даже стоять не могла. Эльбе приходилось удерживать ее практически на весу. Отрадно было наблюдать как, ещё пару дней назад, непримиримые соперницы стоят чуть ли не в обнимку, шепотом о чем-то переговариваясь и размазывая по своим лицам слезы. Хоть это хорошо.
А вот то, что они совсем позабыли об осторожности — плохо. Я смог дойти практически до самой площадки, прежде чем меня заметили.
— Шиша! — Эльба дернулась было в мою сторону, но Малинка, лишенная дополнительной опоры, опасно пошатнулась и чуть не упала. Пришлось вернуться, поддержав ее. Но бежать ко мне ей хотелось больше и потому, подхватив Малинку на руки как маленького ребенка, спортсменка шагнула ко мне вместе с Ирой.
— Ты их видел? Мы слышали выстрелы. Они тебя не догнали? Где они сейчас? Они гонятся за тобой?
— Никто за мной не гонится, — странно хриплым голосом ответил я, устало приваливаясь к заснеженной скамейке. — Двоих, что за мной пошли, я заминусил. Так, что их осталось четверо… Даже трое, если тот, которого я тут подстрелил, уже сдох. Но и тела его я не видел. Унесли куда-то?
— Они его в нашу больничку унесли, — подала голос чуть живая Малинка еще более хриплым голосом, чем у меня. — Я слышала, как они об этом говорили. Он ранен, но очень серьезно.
— Хорошо, — согласно кивнул я. — Значит их трое в строю осталось. Причем, одна из них — девка. Это нам уже пустяки.
— Шиша, да ты на ногах не стоишь! — обеспокоенно произнесла Эльба, с тревогой заглядывая мне в лицо
— Пустяки, — с трудом отмахнулся я. — Сейчас пойду и добью оставшихся… А ты уведёшь Малинку. В тепло. Накормишь и согреешь. Да, и вот еще, — я стянул с плеча трофейное ружье и протянул его Эльбе, а потом зашарил по карманам в поисках патронов от него. — Держи. Хватит тебе с этим огрызком бегать. Верни его Темычу. Не дело, что у нас все дети без прикрытия сидят… Калаш тоже забери. К нему патронов, к сожалению, нет совсем, но и мне его пустой таскать не с руки. Да ещё вот… Револьвер… Сама решишь кому из наших там его вручить… Или себе вторым стволом возьмешь… А мне нужно завершать это мочилово.
— Может я с тобой схожу? — по прежнему с сильным беспокойством спросила Эльба, пытливо заглядывая мне в лицо. Что у меня там на лице написано, что ли, как мне херово?
— Нет!!! — как можно свирепее отрезал я. — Я. Разберусь. Сам. Твоя задача — Малинка! Уводи её! Отдай стволы ребятам и потом, может быть, приходи на помощь… Если будет что к тому времени ещё помогать.
— Хорошо… - с явным усилием отступила та. — Но может ты меня подождешь? Вдвоем же легче будет.
— Ты думаешь, я не справлюсь? — криво усмехаюсь ей в ответ — До этого же как-то справлялся.
— Ты неважно выглядишь, — осторожно замечает девчонка.
— Я знаю, — устало соглашаюсь я. — Ничего. Я — справлюсь. Немного уже осталось. А ты уводи Малинку. Сейчас же.
— Хорошо, — сдается Эльба. — Я быстро. Ты не спеши пока. Я туда и обратно.
И забросив трофейные стволы за спину, и подхватив Малинку на руки, заспешила к выходу из СНТ. Я же, постояв на месте, глядя ей вслед, развернулся и, пошатываясь, зашагал в сторону нашей больнички. Сегодня всё это закончится. Так или иначе.
Сил не было ни на что. От усталости наваливалось полное отупение. Даже страх куда-то исчез. Оставалось только одно желание. Пускай это всё побыстрее закончится. Даже думать было больно. Но мысли всё равно упрямо пробивались через пелену усталости.
Что я творю? Сколько человек я уже убил? И чем после этого я отличаюсь от того же Герцога? Такой же убийца. Можно придумывать великое множество оправданий самому себе. Что иначе нас всех перебили бы. Что я мщу за погибшего Даню и чуть не замученную Малинку. Что захватчики просто все скоты и выродки. И, даже, возможно всё это будет правдой. Но от этого не перестанет быть оправданием. Я преступил черту. Отнял жизнь у другого человека. Более того, у ребенка! И я уже виновен. Печать детоубийцы уже на моей душе. И ее не смоешь ничем. Никакими оправданиями.
Возможно именно по этому я так упорно пытаюсь все сделать сам? Чтоб остальные не запятнали себя тем же самым. Я-то ладно. Я уже пожил (пусть и в другом мире) и совесть у меня куда более гибкая. Я, возможно, смогу пережить свои душевные метания. А ребята? Ведь мне, как на подбор, достались чистые и наивные дети. Смогут они выдержать такое психическое потрясение? Я не знаю. И потому подсознательно пытаюсь все сделать сам. Пусть они не испытают того же.
Да и, опять же, моя вечная привычка всё делать самому. Ибо я определенно сделаю всё лучше чем они. Да, эту черту своего характера я так и не изжил. Возможно, я действительно всё сделаю лучше. Но пойдет ли это на пользу всей нашей группе в целом? Если я так и буду продолжать опекать их изо всех сил. А не надорвусь ли я в этом усилии? Ведь именно к этому я сейчас близок как никогда!
Я так погрузился в себя, что чуть ли ни нос к носу столкнулся с парнишкой явно татарской внешности, вышедшем из калитки ближайшего дома. Меня спасло только то, что для него мое присутствие оказалось такой же неожиданностью, как и для меня. Но он очнулся первым и вскинул ружье к плечу. Пришлось метнуться за сваленную у ближайшего забора стопку горбыля, привезенную видимо когда-то для забора или на дрова в баню, и так и оставшуюся лежать. Впрочем, метнулся это я слишком оптимистично высказался за свой маневр. Я рухнул за него как мешок с картошкой.
Но вовремя. Выстрел встопорщил щепками верхушку стопки, но меня не задел. В ответ я, с трудом приподнявшись — так же ответил выстрелом. Но и противник тоже не стоял столбом на месте и укрылся за той самой старой, ржавой Нивой, что стояла здесь мертвым грузом с самого начала. Так что мой выстрел тоже прошел впустую.
Патовая ситуация. Я не могу попасть по нему, он по мне. И уйти в обход тоже ни одному из нас не представляется возможным. И, что же делать? Ждать к кому из нас раньше придет подкрепление? Что-то мне подсказывает, что тут у него преимущество. Блин. Попадос!
Как ни странно, выход из этой ситуации предложил мне сам противник.
— Эй ты, Шиша, — заорал он, не высовываясь, впрочем, из-за авто. — Давай поговорим как мужчины! Один на один! На ножах.
— Как ты себе это представляешь? — хрипло пробормотал я, но он услышал.
— Давай так… На счет три откидываем ружья в сторону. На мужика! И выходим с ножами в руках. Кто победит — тот победит.
— А если ты не кинешь?
— Честью клянусь! Именем своим. Родом!
— Ну давай попробуем… — с сомнением согласился я. — Давай на счет три… Раз. Два. Три…
У меня даже толком не получилось оттолкнуть в сторону ружье. Оно рухнуло буквально в трех шагах от меня. Впрочем и противник откинул свое не дальше. Перестраховывается.
— Ну что? Выходим? — с подозрением в голосе переспрашивает татарчонок. — На мужика.
— Да. Сейчас, — соглашаюсь я, стягивая свитер с плеч и наматывая его на левую руку. В правую беру всё тот же свой неубиваемый нож и, пошатнувшись в очередной раз, выхожу из укрытия.
Противник так же настороженно вышел тоже. Впрочем, увидав свитер, намотанный муфтой на левую руку и нож, он чуть успокоился. Поверил-таки. Он отошел от своего ружья подальше, демонстрируя свою честность. Я поступил точно так же. Мы начали медленно сходится. Он скинул на снег свою теплую безрукавку, а стянутую толстовку по моему примеру намотал на левую руку. Когда между нами осталось не больше пары метров — мы оба остановились.
— По мужски! — выдохнул татарчонок мне в лицо — Один на один. По честному.
— Конечно, — устало согласился я и выстрелил из зажатого в левой руке Макарова, скрытого намотанной на руку муфтой из свитера.
Промахнуться с двух шагов даже с левой руки, и в моем, далеко не самом лучшем, состоянии, было, всё же, невозможно. Пуля попала ему точно в грудь. Изумленно вытаращив глаза и хрипло закричав мальчишка рухнул на истоптанный снег.
— Прости, малыш, — пробормотал я глядя в его стекленеющие глаза. — Для честного поединка я слегка не в форме. — и слыша, что тот сквозь хрип что-то пытается вытолкнуть из себя, добавил. — Да, я знаю. Это бесчестно. Ты бы так никогда не поступил. А я сделал.
И отвернувшись от замершего тела, побрел к своему брошенному ружью. Осталось всего пара противников. Причем одна из них девка. Нужно заканчивать с этой войнушкой. Пока я еще хоть как-то стою на ногах.