Пиворас проснулся в добром расположении духа. Вчера, кроме батона, ему удалось раздобыть пакет молока, поэтому хватило не только на ужин, но и на завтрак. Он сладко потянулся, сел – и едва не завопил от обиды: Хрущ сидел и с безразличным выражением лица жевал хлеб, молоко тонкой струйкой стекало по губе.
– Оставь! – всхлипнул Альбин Петрович.
Но Хрущ не реагировал, а продолжал механически двигать челюстями.
Только теперь Пиворас заметил, что это не совсем Хрущ. То есть внешне он очень напоминал себя вчерашнего, но пиджак поменял цвет с терракотового на бордовый, один ус был пышнее и короче другого, и главное – у него была лишняя пара рук.
Дополнительные конечности доверия к гостю не вызывали, но агрессии новый Хрущ не проявлял, а что продукты сожрал… ну, все ведь есть хотят.
– Как лёд? – спросил Альбин, изображая радушного хозяина.
– Начался, – с набитым ртом прочавкал Хрущ.
Пока Пиворас думал, о чем бы спросить еще, в подтрибунье кто-то пролез.
– Кто тут? – Новый вопрос родился сам по себе.
– Это… лёт начинается, – прогудел гость.
Это был еще один Хрущ. Он сел на корточки рядом со своим двойником и поинтересовался:
– Живете тут?
Через час Пиворас опять остался без жилья. Подтрибунье набилось усатыми мужиками и бабами с разным количеством рук, а так – почти не отличимых друг от друга. Они постоянно совокуплялись, мололи чепуху, гадили, и жить стало совершенно невозможно.
– Дурдом тут устроили! – напоследок выкрикнул Альбин Петрович и быстро, пока на него не обратили внимания, покинул свой последний приют.
Лаз из-под трибун терялся в зарослях волчьего лыка, которым здорово поросла южная часть парка. Кое-как продравшись через кусты, Пиворас оказался на широкой тропинке, почти тротуаре, по которому через парк и далее через лесополосу каждый день шла на работу толпа народу. Уже заметно рассвело, но тропинка была пустой – значит, еще рано, семи нет.
На деревьях то тут, то там можно было увидеть людей в одинаковых костюмах, некоторые имели лишний комплект верхних конечностей.
Дурдом преследовал Пивораса даже на улице.
Куда теперь идти? Может, на лесопилку? Там у Димы с Раей друзья живут, человек двадцать. У них вагончик, ему место тоже найдется, наверное…
В смятении Альбин бросился к дороге, по которой уже носились машины.
Шум успокаивал. Шум значил, что жизнь продолжается, что ничего странного и страшного не случилось, все спешат по своим делам. Да здравствует шум!
Повеселев, Пиворас решил идти вдоль дороги до пристани, а там и до лесопилки рукой подать. Все лучше, чем мимо Хрущей топать – кто знает, что у них на уме?
Большой черный “Опель” промчался мимо, но через сто метров с визгом и дымом из-под колес остановился – и начал сдавать назад. Пиворас хорошо знал, что это за машина, и начал пятиться…
Автомобиль не стал приближаться вплотную. Из салона вышли трое: пожилой мужчина и одинаковые с лица и прочих мест молодые люди.
– Альбин Петрович, вас ищут.
– Пусть ищут, – отмахнулся Пиворас. – Отстаньте.
И пустился наутек.
Молодые люди, проявив чудеса физической подготовки, в три прыжка догнали Альбина и потащили к “Опелю”.
– Нельзя, Альбин Петрович, по улице сейчас ходить. Сумасшедших что-то слишком много развелось. – Пожилой с подозрением всматривался в кроны деревьев. Оттуда доносился смех.
Упирающегося и визжащего о своих правах Альбина силой запихнули в автомобиль, и минуту спустя только сизый дымок выхлопа свидетельствовал: здесь только что стояла машина.
А Марина Васильевна проснулась с цифрой в голове.
Восемь.
Это же проще пареной репы! Сначала – один. На следующий день – двое.
Потом – четверо. Геометрическая прогрессия.
Хороша перспективка: таким манером к концу недели их будет двести пятьдесят шесть. Это нужно как-то остановить!
Она вскочила с постели и заметалась по квартире. Звонить кому-нибудь? Пожалуй, не стоит. Да и кто поверит? Есть, конечно,
Наташа, но она слишком далеко, в Лосьве… хотя, если подумать, не самая плохая мысль.
Отыскав в сумке среди бланков, счетов и рецептов бумажку с номером сестры, Марина подошла к телефону, и тут оказалось, что он не работает. Несколько раз нажав на рычаг, Марина вновь поднесла трубку к уху, но результат остался прежним – мертвая тишина в эфире.
Похоже, кто-то перегрыз провод. Или нассал на розетку. Теперь только одному Богу известно, сколько продлится коммуникационная блокада.
Монтеры боялись Марину Васильевну как огня. Во-первых, воняет в квартире жутко, во-вторых, косо-глазый сиам Шах порвал год назад их коллегу, когда тот приходил устранять похожую неполадку.
Чтобы не психовать понапрасну, Марина занялась уборкой. Половина седьмого утра, самое время! Вытерла лужи, убрала кучи и как бы между прочим вспомнила, что раньше, еще когда в Таджикистане жили, у них на две семьи живности имелось – одна собака Жулька, стерва и развратница, которую неясно кто любил. Просто подарили щенка, а выросла озабоченная неврастеничка – даже котов во дворе пыталась совращать, Марина сама видела. И при каждой любовной неудаче бросалась в драку. А теперь Жулька вспоминается как золотая собачка…
Ведь никакой радости или даже приснопамятного глубокого удовлетворения от своего подвижничества Кулик не ощущала. Только бесконечную тупую злобу на людей.
Ну вот, стоит о людях вспомнить, и опять эти подкидыши на ум приходят. Ну кто их ей навялил, как бы узнать?
Собак выводила с опаской, то и дело вздрагивая от приближающихся шагов. Но в конце концов бояться надоело, и Марина Васильевна смело сходила в магазин, смело купила масла, сыра и батон, смело позавтракала и, прямо-таки кипя отвагой, устремилась на работу. Она обязательно что-нибудь придумает. В крайнем случае – спросит совета у Наташи.
После третьей пары на кафедру заглянула секретарша из ректората, сказала, что просят к телефону Кулик. Марина Васильевна похолодела: вот оно, началось.
Но это был всего лишь Леня Бухта, бывший студент, договориться насчет решеток на окна.
– Ну посмотри на себя, Алик, ты же весь запаршивел! Что тебе надо: все есть, какого ляда ты по подвалам шляешься? Случайно ведь отыскали.
– Отъе…тесь от меня все, – вяло повторил Пиворас. Он был чисто вымыт, пострижен и красиво одет.
– Ты как с матерью разговариваешь? – ахнула мама.
– Отъе…тесь…
Чуть поодаль Двое-из-ларца сосредоточенно изучали внешнее устройство своих ботинок.
– Аскольд, врача уже вызвали? – спросила мама у секретаря.
– Машину за ним отправили.
– Господи, за что мне это… Мальчики, смотрите, чтобы он опять не убежал.
Пиворас мрачно оглядел Одинаковых-с-лица. Он им не завидовал. Любой, кто встанет между ним и волей, горько пожалеет. Дромомания – это вам не фунт изюму, это серьезно.
И, надо сказать, как в воду глядел. Не прошло часу после того, как утомленный психиатр отбыл восвояси, а какой-то обалделый Хрущ влетел в распахнутое окно второго этажа и радостно завопил:
– Лёт идет! Живой кто есть?
Одинаковый-с-лица, который был просто Коля, бросился проверять, кто вломился в дом. Коля-второй на время потерял бдительность, и тогда
Альбин щучкой нырнул в мамин кабинет и заперся изнутри.
Наверху началась буча. Дикие крики, изумленные вопли, истерика – это, очевидно, мама вышла на шум и увидела, что происходит…
Теперь оставалось лишь выйти на веранду, быстро осмотреться, и поминай как звали.
Сзади ухнула дверь. Коля-второй понял, что не успеет обогнуть дом и поймать хозяйского сына на улице, и решил идти напролом и растерзать барчука, пока он живой. Пиворас, не теряя времени, поставил на пути преследователя стеклянный журнальный столик и бросился наутек.
Во дворе было пусто, только Жулик и Бандит, кавказские овчарки, свободно бегали по двору и лаяли на шум, доносившийся из дома. На
Альбина они даже внимания не обратили.
Теперь дай бог ноги! Пиворас просочился через щель в заборе: доску он расшатывал целую неделю до предыдущего побега, а потом тщательно замаскировал. Пригодилось.
Он бежал, не особенно задумываясь, куда именно направляется. Ноги сами знали, куда надо в данный момент.
На работе доброй тетки не оказалось. Пиворас, воспользовавшись цивильным пока видом, выяснил, где именно она живет, и отправился к дому Марины Васильевны, но никого не застал. И тут заметил дверь в подвал. Осторожно, чтобы не привлекать к себе излишнего внимания, он пару раз прошелся мимо. Не похоже было, что подвал запирается. Ну что же, вот и новая жилплощадь!
Прикинувшись невидимкой, Альбин Петрович скользнул в темноту.
В темноте обнаружился выключатель. Лампочка в шестьдесят ватт не могла осветить весь подвал, но и этого было вполне достаточно, чтобы
Пиворас понял – то, что надо. Сухо, в углу шкаф здоровенный стоит, в таком и спать можно. Только тряпок побольше принести…
В желудке противно заурчало: хотелось жрать. Пора идти на заработки.
Всех китайцев в Большой Ольховке звали Димами, а китаянок – Раями.
Жили они, как инопланетяне, – то ли изучали местное население, то ли пытались наладить контакт, стараясь при этом оставаться незаметными и максимально эффективными. Чем бы они ни занимались: торговлей, починкой обуви или изготовлением ключей, – выручку тут же переводили в доллары и транслировали родственникам в Китай. Сами же добытчики ели в день по горстке риса, в который добавляли такую же горстку термоядерных специй и смотрели по видео душераздирающие фильмы типа
“Снеговик-убийца”, где кровища выплескивалась прямо с экранов и забрызгивала тапочки зрителей.
У Пивораса на рынке было много знакомых, но предпочитал он именно
Диму и его дочь Раю.
– Варас! – улыбнулась девушка, когда голодный Альбин, урвавший уже два здоровенных яблока и коробку “Бизнес-ланча”, забрался к ней в палатку.
– Жадные все стали, – пожаловался Пиворас подружке, придерживая культей бич-пакет. – Честно хлеб заработать не дают, а воровать тоже не дают. Лидка только хорошая. Я ей носки помог выгрузить, а она мне полтинник дала. Будем есть?
– Кушай, Варас, мы ели.
– Уже?
– Жуки у вас вкусный, большой жуки!
– Фу! Фу! Противно же! Фу!
– Не, Варас! – рассмеялась Рая. – Вкусный! Много мяса! Большой жук!
Марина Васильевна провела на удивление спокойный день. Успела к ветеринару, сдала сапожнику прохудившиеся зимние сапоги, стрясла деньги со всех репетируемых и набрала продуктов на неделю. Вернулась домой поздно. И тут же нахлынуло ужасное чувство, будто она что-то забыла. Кое-как отмахнувшись от навязчивой мысли, она стала готовить для дворняг. Когда все сварилось и остыло, Марина вспомнила о подкидышах. До сих пор – а часы показывали уже десять минут одиннадцатого – детей не было видно. Неужели все?
Она выскочила из подъезда и наткнулась на участкового.
– Добрый вечер, Марина Васильевна. Можно вас проводить немного?
– Тогда держите сумку.
Лопаницын смиренно принял кошелку с провизией.
– Не появлялись? – спросил он, едва вышли со двора.
– По счастью, нет.
– По счастью?
– Да! Или вам было бы приятно, приходи к вам якобы ваши дети и всякий раз вдвое больше, чем раньше?
– О, вы и закономерность вычислили? Сегодня, получается, восемь должны были заявиться?
– Пока никого не было. – Марина суеверно поплевала через плечо.
– Хм… Я вам свой телефончик оставлю, если что-нибудь произойдет… ну, вы понимаете… Постараюсь сразу прийти.
– Спасибо, – холодно поблагодарила Кулик. – Я могу идти?
– А я разве вас удерживаю?
– Сумку отдайте.
Петр Ильич покорился. Когда Марина Васильевна скрылась за углом, участковый вернулся во двор и уселся на скамеечке, ждать продолжения.
Однако продолжение последовало совсем в другом месте. Кулик подошла к первой точке кормления, и там ее ждал Евгений. Один.
– Привет, ма.
Марина Васильевна сдержанно поздоровалась с ребенком, но об остальных спрашивать не стала.
– Можно, я тебе помогать буду? – Евгений взял сумку и не без сноровки начал доставать кошачью еду.
Возражать сил не осталось, и Марина опять покорилась ситуации.
Нужно сказать, что обузой Евгений не был, под ногами не мешался и весьма ловко управлялся с животными. Просто был рядом и ни о чем не говорил. Только когда осталась последняя точка, он потянул Марину за руку и спросил:
– Мама, а зачем мы это делаем?
– Но их же никто кормить не будет. Ты хочешь, чтобы они с голоду умерли?
– А в лесу никто зверей не кормит.
– Кормят, когда зима суровая.
– Но сейчас почти лето.
– А здесь не лес, а город! – рассердилась Марина Васильевна. -
Сначала люди берут животных, потом выгоняют на улицу, и никто не думает, что с ними будет. Они не могут себе пищу добывать, в городе не на кого охотиться.
– А на крыс, на птиц?
– Чтобы охотиться, родители должны научить детенышей, как правильно подкрадываться, как самому не стать добычей.
– Но почему ты?
– А кто еще?! Тут одна кошка родила котят в подвале нашего дома, я ее подкармливать ходила. А сосед узнал об этом, пошел и ногой их всех раздавил. Может, его попросишь? Альфочка жила, безобидная собака, зачем ее палками забили?
Евгений слушал, втянув голову в плечи, а Марина Васильевна продолжала зачитывать обвинительный приговор человечеству, покуда они не пришли на место кормежки. Там, выпустив пар, Кулик приступила к кормлению, а мальчик стоял рядом и гладил Матана.
Наконец, когда вся еда закончилась, усталые защитники животных побрели домой…
Вернемся ненадолго к участковому. Петру Ильичу сегодня не суждено было встретиться с подкидышами. В половине двенадцатого ночи он заметил, как незнакомый пышноусый мужик в коричневом пиджаке пополз по стене дома, явно намереваясь залезть в чье-то окно. Непонятно было, как это у него получается, – стена хоть и шершавая, но больших выступов на ней сроду не имелось. Тем не менее мужик полз, живо перебирая руками, и в какой-то момент Лопаницыну показалось, что у злоумышленника имеется лишняя пара рук.
– Эй, ты! Ну-ка, слазь! – крикнул участковый и начал приближаться к правонарушителю.
Мужик, не обращая внимания, продолжал лезть все выше и выше.
– Стой, стрелять буду! – Петр вытащил табельное оружие.
Ноль внимания.
Сняв “макаров” с предохранителя, Лопаницын выстрелил в воздух. Мужик замер между третьим и четвертым этажом.
– Слезай немедленно!
Пробормотав что-то невнятное, мужик пополз дальше. Тогда участковый почувствовал, как по всему телу разливается приятная, звенящая ярость. Он тщательно прицелился и выстрелил сантиметров на тридцать выше головы злодея. Тот дернулся, отлип от стены и начал заваливаться спиной вниз. Петр, широко раскрыв глаза, смотрел, как мужик, нелепо размахивая двумя парами рук, стремительно теряет высоту.
На уровне второго этажа у злоумышленника неведомо как раскрылся на спине пиджак, и большие, словно из целлофана сделанные крылья удержали своего хозяина в воздухе, падение прекратилось, усатый мужик на бреющем полете со свистом промчался над Лопаницыным и, постепенно набирая высоту, мчался теперь прочь.
– Стоять! – Участковый выстрелил на поражение, промахнулся – и бросился в погоню.
Не догнал. Единственный трофей, доставшийся ему от преследования, – отстреленная рука летающего мужика. Он долго вертел трофей перед глазами, даже понюхал и никак не мог понять: показалось ему или все было на самом деле?
Полый и заполненный изнутри какой-то вонючей липкой дрянью, это был муляж, пусть и хорошо выполненный. А снаружи и не отличишь, если не приглядеться: рука гнулась в суставах и выглядела совсем как настоящая. Твердая и шершавая, будто высушенная клешня краба, кисть была выполнена заодно с рукавом пиджака и краешком манжета рубашки.
– Что за хрень такая?.. – бормотал озадаченный Лопаницын. – И что с ней делать?
Аккуратно, чтобы не извозиться, он взял руку за предплечье и отправился домой. Утром жена в поликлинику унесет, на анализы…
В это время, никем не замеченные, Марина Васильевна с Евгением вошли в свой подъезд.
– А где остальные-то? – спросила Кулик, отпирая дверь.
Раздалось радостное лаянье. Марина вошла в квартиру да так и обмерла. Все сияло чистотой, пахло хлоркой, сдобой и цветами, а в прихожей ее ждали семеро ребят. Кира держала в руках торт со свечкой.
– С днем рождения! – хором крикнули дети.
Счастливая мать восьми детей закрыла дверь и молча прошла в ванную комнату, где села на край ванны и заплакала. Ребята столпились в дверном проеме
– Ма, что случилось?
– Тебе плохо?
– Мы же как лучше хотели!
Марина подняла заплаканное лицо.
– Спасибо. Но кто-нибудь может сказать: почему я?
Все молчали. Только Евгений пробился через толпу, подошел к маме, взял ее за руку:
– А кто, если не ты?