– Послушай, Финн, мы же это уже обсуждали. Мы с Майей столько всего сделали…
– Мы с ней поссорились. Даже не поссорились, а расстались. Звонила ее мать. Они не придут.
Маме вовсе не хотелось этого слышать.
– Ну, так сейчас же позвони и помирись с ней.
– Ты не понимаешь. Я действительно виноват. – Как же мне сказать ей о том, что произошло?
– Тогда звони и извиняйся. Скажи ей то, что она хочет услышать. – Мама стала раздражаться.
– Она не будет со мной разговаривать.
– Но это же твой день рождений! Если малышка Майя собирается изображать избалованную соплячку, то праздник состоится и без нее. Мне всегда казалось, что она плохо воспитана. – Мама не слушала меня, потому что ей не хотелось расстраиваться.
– Ты что, не понимаешь меня? Я же сказал: я все просрал.
– Прекрати разговаривать со мной в таком тоне!
Кухню осветили огни фар – Леффлер подъезжал к нашему дому.
– Неприятно, конечно, когда тебе говорят «просрал», но все-таки не так неприятно, как наблюдать за тем, чем вы занимаетесь с этим подлым Леффлером на полу в гостиной! – Мама обратилась во слух.
– Так что ты такого сделал?
– Я был с Джилли… и Майя нас застала.
– Что вы делали?
– А ты как думаешь? Мы лежали в моей кровати.
– Так вы с Джилли…
– Это был первый раз.
– Ты решил бросить Майю Лэнгли, чтобы переспать с горничной?
– Не совсем так. Да и вообще, какая разница – горничная Джилли или нет? Какое это имеет значение, черт побери?
– Потому что эта малявка – внучка Осборна. Господи ты мой боже, Финн, неужели ты не понимаешь, что мы живем здесь только благодаря тому, что мистер Осборн хорошо к нам относится?
– Ты же спасла ему жизнь.
– А ты, мой милый, используя твое прелестное выражение, обосрал его внучку, и обосрал свою мать.
Когда-то мне казалось, что когда мама ругается, это выходит у нее забавно.
– Я и так все это знаю! – завыл я.
– А я все-таки напомню тебе об этом. Потому что ко мне это тоже имеет отношение. Что мы будем делать, если он меня уволит? Ведь я же пригласила на твой день рождения своих родителей.
– Я говорил тебе, что не хочу никаких вечеринок.
– Заткнись. Ты разрушил все то, чего мы так упорно добивались.
– Я ничего не добивался. – Это была ложь.
– Зато я добивалась! – Мама швырнула на стол тарелку, которую держала в руках. Она разбилась, и один кусочек отлетел вверх и поцарапал ее щеку, но она даже не вздрогнула.
– Второй шанс не получают два раза в жизни. – Выглядело это так, будто у нее текут кровавые слезы.
– Ты думаешь, я не знаю? – закричал я. Тут в кухню вошел Леффлер.
– Ты это видела, Лиз? – спросил он, показывая ей самокрутку. Мама изумленно уставилась на меня. Наверное, в этот момент она думала, что мое появление на свет было большой ошибкой.
– Да ты просто идиот!
– Что вы на это скажете, молодой человек? – вопросил он, тыча мне косяком прямо в лицо.
– Огонька не найдется?
Мама дала мне такую затрещину, что я отлетел в сторону и упал на стул. Во рту я почувствовал вкус крови. Она хотела ударить меня еще раз, но отдернула руку.
– Теперь у тебя такая мать, какую ты заслуживаешь.
Леффлер обнял ее за плечи.
– Лиз, не надо так убиваться. Позвони Гейтсу. Пусть им займется полиция. Только так он чему-то сможет научиться.
– При чем здесь полиция?
– Не делай вид, что не понимаешь. Твоя мать рассказала мне, что тебя арестовали в Нью-Йорке, когда ты покупал кокаин.
– Неправда.
Леффлер стал набирать номер Гейтса.
– Положи трубку.
– Лиз, ты не должна делать ему поблажек.
– Я хочу поговорить со своим сыном наедине.
Я остался дома. Доктор уехал. С нами обоими было все кончено.
Следующим утром у нашего дома опять появилась машина Осборна, как будто ничего не случилось. Потом Герберт открыл мне дверь и проводил к лифту. Все, как обычно. Когда я стал перебирать фотографии, то немного отвлекся и успокоился, пока мне не попалась та, на которой были мы с Майей.