– А где находится спальня Майи, скажи, пожалуйста?
Вечером мама выказала мне свое отношение по полной программе. На ужин мне достались только холодные макароны в банке и консервный нож, который лежал у плиты. Мама же весело подпевала Барбре Стрейзанд, наслаждаясь ее замшелым альбомом «Забавная девчонка». Она не обращала на меня никакого внимания: сидела за столом в комнате, склонившись над столом, покрытом желтой скатертью. Перед ней лежал калькулятор, толстенный том под названием «Пособие для начинающих игроков на фондовом рынке» и кипа книжонок типа «Как разбогатеть за десять дней». В руке у нее был карандаш, и она кусала губы, быстро записывая цифры: было похоже на то, что она решила изобразить, как ее сынок выполняет задания по математике.
– Что ты делаешь?
– Я решила, что мне нужны деньги.
– Какая ты энергичная и предприимчивая!
– Хотя бы один из нас должен стать таким.
– Может, я долго запрягаю, да быстро еду?
– Будем надеяться.
Я поднялся в спальню и подождал, пока она не уляжется спать. Было уже пол-одиннадцатого, а она все еще сидела внизу. Больше я не мог ждать, поэтому взял ботинки в руки и осторожно спустился по лестнице на кухню, стараясь не наступать на те ступеньки, которые скрипели. Засвистел чайник – я замер, дожидаясь, пока она нальет себе чая и вернется в столовую. Мама уселась в кресло, которое жалобно скрипнуло. Я на цыпочках прокрался в кухню, потом бесшумно открыл входную дверь и даже успел занести одну ногу прямо в ночную темноту.
– Куда это ты собрался?
– Мне нужно поговорить с Майей.
– Я же запретила тебе выходить из дома без моего разрешения. – Мама захлопнула дверь и закрыла ее на замок. – Позвони ей.
– Ее мать не разрешает мне говорить с ней.
Мама сурово вгляделась в мое лицо, а потом отворила дверь:
– Удачи тебе.
Я просто обалдел. Мама разрешила! Когда дверь за моей спиной захлопнулась, я решил, что был несправедлив к ней.
– Финн, не забудь сказать Майе, что завтра мы с ней должны проверить все еще раз.
Когда я выбежал на газон, залитый лунным светом, я крикнул ей в ответ:
– Знаешь, мама, я тоже энергичный и предприимчивый!
Я не стал бежать по дороге, потому что мне вовсе не хотелось налететь на машину Гейтса. Не исключено, что миссис Лэнгли попросила его проследить, чтобы я держался подальше от их дома. В лесу было довольно шумно. Ветер раскачивал верхушки деревьев, и ветки падали рядом со мной. Мне пришло в голову, что мой обидчик вполне может быть где-то рядом, приготовившись напасть на меня вновь. Но все мои мысли были заняты Майей, и поэтому мне некогда было думать о призраках. Мне нужно было ее видеть. Мне казалось, что все так просто: если она меня простит, то я и сам смогу простить себя.
Огромный розовый особняк Лэнгли выглядел так безмятежно. Горело только одно окно на втором этаже. Я никогда раньше не был в спальне Майи. Представляю, как сейчас она лежит, растянувшись на кровати, и грустит: а все из-за того, что я так и не пришел к ней, чтобы извиниться и хоть как-то объяснить свое недостойное поведение. Понятия не имею, как бы мне это удалось, но я был готов рассказать ей все – как случилось, что мы приехали в Флейвалль, как меня изнасиловали, как Джилли забеременела и решила сделать аборт – меня могло извинить лишь то, что мне пришлось многое пережить. Я так отчаялся, что теперь мне казалось, что только полная откровенность может меня спасти.
Я вскарабкался на забор. Собаки, которые сидели в будках за амбаром, залаяли. Мне была нужна хорошая карма, поэтому я совершил доброе дело: помог тонущей жабе вылезти из бассейна. Входная дверь была открыта, как и обещал Брюс, а фойе заставлено мебелью, которую передвинули из библиотеки, где художник рисовал на стене портрет семьи Лэнгли. По моему плану я должен был проникнуть в эту комнату, а потом взобраться наверх по лестнице в спальню, которая находилась рядом с комнатой Майи. Но на двери библиотеки было написано: «Осторожно, окрашено. Убью того, кто пройдет по полу».
Я заглянул внутрь. Пол был окрашен таким образом, что напоминал старое лоскутное одеяло, и теперь блестел, заново покрытый свежим слоем полиуретановой краски. Настенная роспись была завершена. Миссис и мистер Лэнгли сидели в карете, Майя с Брюсом – верхом на лошадях, а Осборн прислонился к колесу «Бентли», на переднем сиденье которого восседала свинья. В небе летел их личный самолет – из иллюминатора выглядывало крошечное личико миссис Осборн. На заднем плане был нарисован дом и все окружавшие его постройки. Там были карикатуры на всех, кто жил и работал у Осборна: художник изобразил садовников-японцев, шофера, дворецкого Герберта, Уолтера Пикла, стоявшего у загончика для свиней, отца Джилли. Он, вместе со всей своей семьей (Джилли, ее мамой и братом, которого я никогда раньше не видел) выстроились по росту рядом с молочной фермой. В углу был наш маленький желтый дом. Может, я с ума сошел, а может, это запах краски так на меня подействовал, но мне померещилось, что мы с мамой тоже присутствовали на этой картине. Этот парень был и вправду хорошим художником: если это действительно были мы, то нас было трудно отличить от куста и поилки для птиц.
Я повернулся, чтобы пойти к другой лестнице, и опрокинул банку со скипидаром. Потом кое-как вытер лужу тряпкой, и, стараясь не наследить, поднялся по лестнице наверх. На полу лежали ковры, и поэтому я передвигался бесшумно. На втором этаже было большое сводчатое окно, которое выходило на восток. Где-то далеко горели огни: там была другая жизнь. Настоящая. Я и забыл, что она так близко.
Я открыл дверь, а потом осторожно прикрыл ее за собой. Брюс сказал, что Майя будет дома одна, но мне не хотелось рисковать. Я находился во флигеле – самой старой части дома. В узком длинном коридоре было темно. Мне никогда не приходилось здесь бывать. Из проема двери в конце коридора пробивался свет. Я подошел ближе и услышал, как кто-то всхлипывает. Мне хотелось закричать «Майя, это я, я здесь, рядом!», но было страшно, что она закроет дверь на ключ и прикажет мне убираться из своего дома. Для того, чтобы сказать правду, мне нужно было смотреть ей в глаза. Когда я взялся за ручку двери, свет погас.
Дверь тихонько скрипнула. В комнате было темно. Она лежала на застеленной кровати, повернувшись ко мне спиной.
– Это я.
– Я знала, что ты придешь. – Она зарылась лицом в подушки, и голос был плохо слышен. Потом перевернулась на спину и потянулась, чтобы включить свет. Ее халат-кимоно распахнулся.
– Майя… – Она зажгла свет. На прикроватном столике стояла банка с лимонадом «Таб» и открытая склянка с каким-то лекарством.
– Миссис Лэнгли, простите…– Она смотрела прямо на меня широко раскрытыми глазами, явно одурманенная каким-то лекарством.
– Я по тебе скучала. – Язык у нее заплетался. Она потянулась ко мне и взяла меня за руку, но я отпрянул и попятился к выходу. Ее ногти царапнули мне руку. Потом миссис Лэнгли попыталась встать с кровати, но споткнулась и упала. Белья на ней не было.
Теперь она лежала на полу, расставив ноги. Ее промежность странно выделялась на фоне загорелого тела. Казалось, эта женщина побывала в радиоактивной зоне.
– Не уходи. – Она меня не узнавала.
Я быстро сбежал по лестнице в холл, надеясь, что когда она проснется, то подумает, что ей просто приснился плохой сон. Вполне вероятно, что так и будет, учитывая ее состояние. Ничего, Брюс меня прикроет. Приду повидаться с Майей завтра утром. Время у меня еще есть.
Я распахнул дверь в конце коридора и замер, не веря своим глазам. Мебель в фойе горела. Языки пламени вздымались вверх по лестнице, шелковые китайские обои пузырились от жара. У потолка клубился дым. Картина катастрофы словно зачаровала меня. Огонь и удушающая гарь словно ошеломили меня. Я сделал вдох. Дым наполнил легкие. Вслед за этим пришла паника. Кашляя, я с грохотом захлопнул дверь и понесся по коридору. За мной поползли клубы дыма.
Я не стал кричать «Пожар!», просто побежал. И вдруг из двери, пошатываясь, вышла миссис Лэнгли и крепко ухватилась за меня.
– Какого черта ты делаешь в моем доме? – В руке она, как обычно, сжимала свою банку. Наконец, она поняла, кто я такой, но совершенно не осознавала, что я пытаюсь ей сказать, и что по коридору стелется дым, из-за которого она сразу же закашлялась.
– Вон отсюда! – заорала она. Потом, почувствовав, как жарко стало в доме, Лэнгли перепугалась до смерти. Я оттолкнул ее в сторону.
– Она не хочет тебя видеть! – вопила она мне вслед. Я стал открывать двери и шкафы с бельем – нет, дело не в том, что я пытался спасти Майю. Мне нужно было найти выход. Миссис Лэнгли, пошатываясь, ковыляла за мной, кашляя и хрипло приговаривая «Оставь нас в покое». Я дошел до второй с конца коридора двери, и, когда открыл ее, эта стерва сильно толкнула меня сзади, так что я налетел на стул. Взглянув вверх, я увидел, как в комнату врываются клубы дыма. «Убирайся!» – продолжала орать она, широко распахнув дверь, ведущую к черному входу. Огромный язык пламени поднялся вверх и коснулся ее она отшатнулась назад и упала прямо на меня. Ее халатик загорелся.
Я чувствовал запах горелых волос. Кимоно тоже воспламенилось. Оно обжигало мне руки. Дышать было нечем. Потолок представлял собой черный прямоугольник – там скапливался ядовитый дым, который постепенно спускался на нас вниз. Я попытался опуститься на колени. Лэнгли просипела «Помоги мне» и схватила меня за шею. Я хотел отпихнуть ее, но у меня не хватило сил, и поэтому я ударил ее и пополз к окну на четвереньках – тогда она вцепилась в мою ногу, а я лягнул ее со всей силы.
Я полз, прижимаясь ртом к самому полу, жадно вдыхая, словно в последний раз в жизни – по крайней мере, ощущения в тот момент были именно такими. Потом, собравшись с силами, поднялся на ноги. Глаза у меня слезились, я ничего не видел, но, ощупывая стену, добрался до окна и попытался открыть его. Тут из самого пекла показалась миссис Лэнгли. Ее волосы горели. Мы прижались спинами к окну, чтобы разбить его. Стекло зазвенело. Когда мы выпрыгнули, огонь, кажется, последовал за нами. Он не хотел нас отпускать. А миссис Лэнгли не хотела отпускать меня. В воздухе мы, кажется, даже перевернулись. Она по-прежнему держалась за меня. Мы упали на куст рододендронов, причем я приземлился прямо на нее. Раздался какой-то тошнотворный хруст. Не знаю, что это было: то ли ветки, то ли наши кости.
Лэнгли крепко сжимала мою шею – она практически душила меня, злобная ведьма. К нам подбежали Гейтс с Брюсом. Я слышал, как вдалеке завыли сирены. Когда они стащили меня с нее, она посмотрела мне в глаза и улыбнулась.
Я все еще кашлял от копоти, когда приехала скорая помощь и пожарная машина. Кто-то накрыл мне плечи одеялом. Огонь полностью поглотил дом. Из грузовичков выскакивали люди, живущие по соседству. Кусок крыши с грохотом обвалился, и искры вместе с кусками угля размером с брикеты, которыми топят печки, попадали прямо на нас. Гейтс стал кричать, чтобы все отошли подальше. Потом я услышал, как пожарный сказал: «Ее уже не спасти».
И вдруг я вспомнил, что я потерял, и зачем тайно проник в этот дом, и что надеялся здесь отыскать. Покачиваясь, я шагнул прямо в огонь, выкрикивая ее имя: «Ма-айя-я»! Брюс оттащил меня в сторону.
– Ее там нет.
– А где она?
– Мы не знаем, – ответил за него Гейтс. – Видимо, она уехала куда-то на машине.
Я сидел в той же палате, где меня осматривали, когда Майя привезла меня в эту больницу после того, как я попал в ее капкан. Было позднее утро. Леффлер обрабатывал мои ожоги какой-то мазью. Медсестра протянула ему бинт, и он сказал:
– Тебе повезло.