– Вылетишь из школы на самолете.
Это было забавно, но я не засмеялся.
– А Брюс? Мне страшно.
– Мне тоже. Ничего, сейчас я занимаюсь этим вопросом. Расскажу тебе все потом, когда мы приземлимся.
В тот же день позвонила Майя. Осборн сказал ей, что мы с ее братом упали в озеро. «Так ему и надо», – объявила она. Было понятно, что он не стал ее пугать и расписывать ей происшествие во всех подробностях. А когда она поинтересовалась, почему меня больше не вдохновляет мысль о том, что скоро мы будем кататься на лыжах, то я не мог придумать ничего лучше, как сказать: «Тут помехи в телефоне. Плохо тебя слышу». Майя громко переспросила, я шепотом сказал: «Я все еще люблю тебя», после чего повесил трубку и стал дожидаться, когда позвонит Осборн.
Но от него ничего не было слышно. Я ждал один день, второй, третий… Оставлял для него сообщения, пытался найти его в Флейвалле и в нью-йоркском офисе, в который, как мне было прекрасно известно, он наведывался очень редко. Но в ответ – тишина. Мама предположила, что Осборн поехал на какой-нибудь курорт, чтобы подлечиться от простуды – на основании того, что она слышала, как он велел служанке положить в его сумку полотняные шорты.
Пока все в школе рьяно готовились к экзаменам, я сидел, тупо уставившись в свои учебники и конспекты, и молча бесился из-за того, что Осборн, кажется, совсем позабыл обо мне. Чем больше я думал о том, что он сказал мне после того, как я вытащил Брюса из воды, тем больше раздражался. «Держись подальше от жестоких людей», «Я все устрою». Как? Может, он совсем из ума выжил от старости, а может, ему просто наплевать на все это. Учебники, которые я купил, лежали с неразрезанными страницами. Даже Джакомо, который начал принимать успокоительный препарат «Риталин» (причем он его вдыхал, а не глотал), занимался больше, чем я.
Семестровые замены начались пятнадцатого декабря. Обычно тесты продолжались два часа кряду. Учителя постоянно пугали нас этими экзаменами, будто это было такое большое дело. Вообще-то, на самом деле, это было важно, если, конечно, ты не боишься вылететь из школы. К тому времени я уже начал понимать, что в моем случае дело идет именно к этому. Впрочем, это не имеет значения.
Спортивные залы заставили партами и стульями. Ответы нужно было писать на голубых листах, которые преподаватели называли брошюрами. Несмотря на то, что они постоянно болтали о том, что полагаются на нашу честность, и что доверие – это очень важно, система зиждилась на том предположении, что если они дадут своим ученикам хоть один малюсенький шанс, то они непременно будут списывать. Все писали контрольные одновременно, чтобы отличники не продавали правильные ответы другим ученикам. Кроме того, между учениками стояли пустые стулья, так что списывать было невозможно. Разве что при помощи бинокля.
Первый экзаменом поставили алгебру:
1. Какова сумма всех чисел от одного до миллиона?
Я знал, что существует какая-то формула, которую вывел пару сотен лет назад один француз, после того, как учитель заставил его остаться после школы, и задал сложить все числа от единицы до сотни. Можно было бы, конечно, посчитать, сколько составляет эта сумма: 1 + 1 = 2, 2 +3 = 5, 5 + 4 = 9… До ста я бы успел, но миллион?.. У меня было всего два часа, а не две недели.
2. Какова сумма бесконечного ряда:
1 + (1/2 1) = (1/2 1> 1) + …
Даже если бы я не злился так на Осборна за то, что мне приходится сейчас учиться, вместо того, чтобы ехать в Швейцарию, я бы вряд ли справился с этим заданием. Было глупо тратить время на то, чего я не знаю. Посмотрим, что там дальше.
3. Упростите и решите эту задачу:
sin(17)cos(13) + cos(17)sin(13)
Когда учитель алгебры объявил «Господа, у вас остался один час», я как раз бросил подсчитывать, какую сумму составляют числа от одного до миллиона, и стал думать о том, что скажу Осборну, когда мы с ним увидимся. Я так увлекся, воображая, как пошлю его куда подальше, что даже не заметил, как к моему столу подошел преподаватель – пока не услышал, как сзади засуетился Джакомо, который пытался дотянуться ногой до своей туфли. Я был уверен, что сейчас его выведут из класса за то, что он спрятал шпаргалки в мокасинах, но тут учитель стиснул мне шею и прошептал: «Возьмите свою работу и идите за мной».
Дело не в том, что я пользовался шпаргалками. У меня их просто не было, потому что было лень их делать. Видимо, приехал Осборн. Я мгновенно забыл все гневные тирады, которые так долго репетировал. Трогательно, правда? Старик обо мне не забыл. Я знал, что мне нужно всего лишь прошептать ему на ухо пару слов, и он меня спасет. Я мог бы попросить преподавателя оставить нас наедине. Осборну на экзамены было наплевать. Для него это все было пустой забавой. Господи, да раз уж он устроил так, что Брюсу разрешили прислать экзаменационные задания по почте, то почему бы ему не сделать то же самое для меня? Потом я буду прилежно учиться, так что все будет прекрасно. Когда учитель закрыл за нами дверь, я уже улыбался во весь рот.
– Мистер Осборн умер, – сообщил он.
Я не заплакал, не спросил, как это случилось, не закричал «Нет!». Вместо этого тот маленький подлый человечек, который сидел у меня в голове, пробормотал: «Простите… Мне нужно в туалет». Учитель решил, что сейчас меня стошнит, и подтолкнул меня по направлению к уборной. Я подошел к кабинке, закрыл дверь и спустил в туалет свою работу и задание, напечатанное на голубой брошюре. Мне не было стыдно за свой обман. Не могу сказать, впрочем, что гордился собой. Просто теперь мне было совершенно ясно, что после смерти Осборна у меня не осталось человека, который будет ради меня и вместо меня нарушать правила.
Когда я вышел из туалета, директор уже поджидал меня.
– Что мне теперь делать?
– В аэропорту тебя ждет самолет, – ответил он.
Я спрашивал не об этом.
– А кто его прислал? – Явно не миссис Лэнгли и не Брюс. Неужели Майя?
– Доверенное лицо мистера Осборна.
Преподаватель вызвался отвезти меня на вокзал. Но директор заявил, что сделает это сам. Было заметно, что они никак не могли решить, стоит ли по-прежнему обращаться со мной любезно. Потом они стали наблюдать за тем, как я упаковываю свой чемодан, а я в это время думал о том, успел ли Осборн перевести им деньги на библиотеку, как обещал.
Когда мы садились в машину, учитель вдруг спросил:
– А как же твой тест?
– В смысле?
– Голубая брошюра. Ты ведь взял ее с собой.
– Нет, сэр. Я передал ее вам, когда зашел в уборную. Разве вы не помните? – Он стал хлопать себя по карманам. Глядел он на меня так, будто я собирался тайком покинуть страну, не имея при себе никаких документов.
– Она должна быть у вас! – Моя история, конечно, была шита белыми нитками, но паника в моем голосе звучала очень естественно. – Я не все задания решил, но, по-моему, справился неплохо. – На самом деле, мне было наплевать на экзамены. Таким образом я просто отгонял мысль о том, что меня ждет дома. – Давайте вернемся и поищем ее. – Мне вовсе не хотелось возвращаться в Флейвалль.
Потом я побежал обратно к спортивному залу, где проходил экзамен, но директор остановил меня.
– Потом разберемся. После похорон мистера Осборна. – Там будет Брюс. И без его деда это будет…
Странно, что они решили послать за мной. Когда я увидел ревущий самолет Осборна, который ждал меня на взлетной полосе, то просто изумился. Это было похоже на розыгрыш. Вообще-то, один час полета на такой машине стоит около пяти тысяч долларов. Вряд ли это решение принял адвокат Осборна. Наверное, он сам захотел, чтобы я покатался напоследок. Но зачем это было ему надо? Может, ему казалось, что будет забавно дать мне попробовать изысканный вкус дорогой жизни, прежде чем я лишусь этого навсегда? Или он решил сделать это для того, чтобы разозлить какого-нибудь другого богача, который был уверен, что семья Лэнгли пришлет за ним самолет, чтобы он смог проводить их прародителя в последний путь? Кого? Вице-президента? Да нет, у него есть свой самолет. Свою жену? Вообще-то, это похоже на шутки Осборна: заставить женщину, по приказу которой его оскопили, покупать билет на коммерческий рейс. Я мысленно обследовал ситуацию со всех мыслимых и немыслимых точек зрения, стараясь не касаться самого главного: мой друг был мертв.
В салоне пахло кубинскими сигарами, лекарствами и ромом. Это был его запах. На любимом вращающемся капитанском кресле Осборна оставались следы его довольно грузного тела. Кожаный подголовник потемнел: он был запачкано гелем, которым он укладывал назад свои редкие волосы. Точнее, то, что от них осталось. Я застегнул ремень и, когда мы поднялись в воздух, заплакал.
Когда я посмотрел вниз, то увидел свою школу – она стремительно уменьшалась в размерах. Все меньше становился и тот маленький человечек, который сидел в моем мозгу и прикидывал: «Интересно, он мне что-нибудь оставил?». Мы поднялись на высоту восемь тысяч футов. Воздушные ямы следовали одна за другой.
Через сорок две минуты мы уже кружили над Флейваллем. Все сливалось перед глазами. Второй пилот сказал, что на поверхности земли температура семьдесят градусов. Взлетная площадка была залита водой, на которой сидели гуси. Снега больше не было, озеро замерзло. Кроме той самой черной дыры.
Когда я выходил из самолета, то мысленно подготовил себя к тому, что сейчас меня встретит рыдающая мама, которая станет причитать «ой, малыш, какой ужас!». Но, как это ни поразительно, ее там не было. Когда я позвонил ей из ангара, то услышал только запись ее голоса на автоответчике. Она явно подражала Одри Хепберн, когда зачитывала это приветствие.
Пилот довез меня до нашего желтого коттеджа. Входная дверь была открыта. Розовый чемодан, которого я так стыдился когда-то, стоял в прихожей. Остальные наши вещи лежали в картонных коробках. Я понял, что она швырнула сумку для гольфа, которую подарил ей Леффлер, со второго этажа, потому что клюшки рассыпались по полу. Мама, не шевелясь, сидела за обеденным столом, сжимая в пальцах бокал. Рядом стояла полная бутылка вина. Впечатление было такое, что она сидит здесь так долго, что ее могла начать пожирать моль.
– Извини, что не встретила тебя. – Она говорила ровным голосом, но тушь размазалась у нее на глазах, а по щекам стекали слезы. Мама не выпила ни капли вина, но вид у нее был такой, будто она уже третий день в запое. Не успел я сказать что-нибудь умное, как она объявила:
– Сегодня утром машину забрали.
Потом она передала мне письмо от секретарши миссис Лэнгли.
Уважаемая миссис Эрл!
Этим письмом мы уведомляем Вас, что Ваши услуги нам больше не потребуются. Мы бы хотели, чтобы к первому января вы освободили дом, в котором сейчас проживаете, поскольку договор аренды был действителен только на время Вашей работы. В понедельник утром у Вас заберут машину. Обучение Вашего сына в колледже Сейнт-Марк оплачено до конца года, и он может закончить там свое образование, если Вы считаете это нужным. Но мы уже проинформировали дирекцию этого учебного заведения, что они должны направлять счета за дополнительные услуги (транспорт, экскурсии, и так далее) на Ваш адрес. Вы также получите выходное пособие в размере двухнедельной оплаты.
Спасибо за Вашу работу!
Бетси Данн