Тишина. Только дыхание, только тревожно бьющее сердце, что мечется в груди. Куда идти? Кого звать на помощь? Кому верить? Неужели он и правда предал? Специально подстроил всё так, чтобы заманить в логово Хранителя?
В груди что-то разрывалось. И боль от этого разбегалась по всему нутру, сдавливая ребра, не давая дышать. Я мысленно рвала все связи с Артуром, все золотистые нити, какими мы были связаны. И даже толстый светящийся канат я медленно разбирала, и он разлетался светлячками и мотыльками, серебристыми бабочками, золотящейся пыльцой. Он всё истончался и истончался, но никак не исчезал. Тогда я на миг остановилась. Убить ли всю связь? Разорвать ли?
Вспомнились его огненные поцелуи. Мурашки по всему телу, вздохи и признания. Мог ли он делать всё это понарошку? Оставаясь бесчувственным ко мне? Не зря же он так и не сказал, что любит. Не зря ведь.
И я обращаю пульсирующую ниточку в золотую чайку, которая уносится в небеса. Всё.
Но делать дальше? Как выбраться из этого места? Я хочу наружу. К людям, к мирянам, к кому-то доброму и хорошему.
Так много всего навалилось, так сильно я впивалась ногтями в ладони, что я заплакала. Я обнимала себя за плечи и что-то напевала. Какую-то колыбельную без слов. Покачивалась из стороны в сторону, сидя на холодной кушетке, и так становилось чуть легче, вот только голова совсем болела.
— Всё будет хорошо, — сказал чей-то тоненький голосок, и я подняла глаза. Говорила летучая мышь. Меня это даже не удивило. Словно так оно и должно быть.
«Просто смотри, — повторяла я себе. — Просто смотри прямо». И я видела гладкую недавно окрашенную в розовый0 стену. Снизу по ней бежала трещинка, которая замерла, притаилась на какое-то время, пока я не отвернусь. Тогда она снова побежит наверх.
«И мне бы так побежать. Уйти из этого места. И из Мира Мечты, наверное, тоже. Разве я так себе всё представляла? Разве такого я ждала?» — думала я и вспоминала свои грёзы. Мы с Артуром должны были сразу же пожениться и наконец слиться в долгом поцелуе, который виделся мне во снах все девять лет. Он должен был творить в своей мастерской целыми ночами, а я бы носила ему туда блинчики. Или пирог. Или ещё что-нибудь. Вместе бы завтракали и отправлялись на прогулку по Городу Мечты.
Потом бродили бы по улочкам, заходили в забегаловки, обедали в них, а по вечером шли на выставки картин Артура де Вильбурга.
Это, знаете ли, прекрасное имя для художника. С неким налётом французской изысканности, тут даже подпись на этом земном языке, удивительно! Это «де» полно утончённости, полно какой-то изящности. Ровно как и его полотна. Вы только взгляните — этот пейзаж написан в тяжёлое время разлуки со своей любовью — тут я смущённо опускаю глаза — со своей музой, которую наш дорогой художник не переставал чувствовать ни на миг. Скажите, пожалуйста, что вы хотели поведать нам своей работой?
— Что я люблю Мирославу, — говорит Артур в микрофон, отстраняет его рукой, встаёт на колено и протягивает кольцо в коробочке. Непременно в красной бархатной коробочке. — Выйдешь за меня?
Больно.
Как же больно от этих несбывшихся грёз. Как они наивны. Как глупы. Столько было раздумий, страхов, надежд, а всё для чего? Чтобы сидеть в какой-то комнате, слушать угрозы о Пустоте и отвечать на вопрос, на который нет ни у кого ответа.
Я легла на спину.
Голубой потолок и одинокая лампочка. Окон нет. Дверь одна. Рядом белая летучая мышь с пушистой головой. Время от времени говорит со мной.
— Как выбраться? — спросила я, и в этот момент под дверь просунули сложенный пополам листок. Я вскочила и развернула записку.
Буквы стали проявляться не на бумаге, а словно внутри меня, будто чья-то рука выписывала их на сетчатке или напрямую в сознании.
«Кто-то подставил нас. Убеди Хранителя, что ты не человек…»
— Не читайте, — сказала мышь, и буквы исчезли.
— Почему?
— Не надо. Это не Артур прислал.
Странным было абсолютно всё. Почему Артур? Или не Артур? Что это за бумага такая, у которой чернила проявляются в голове? Почему нельзя читать? Что вообще происходит?
— Успокойтесь, Мирослава. Всё хорошо, — добавила мышь и медленно испарилась. В этот момент снаружи кто-то покрутил дверную ручку.