- Ну, конечно! Прежде всего я должен повидать Пегготи, - сказал я.
- Превосходно. - Тут он взглянул на свои часы. - Оставить вас на два часа, чтобы вы наплакались всласть? Хватит вам этого?
Засмеявшись, я сказал, что этого срока вполне достаточно, но он тоже должен прийти к Пегготи и убедиться, что слава о нем предшествует ему и его считают не менее значительной особой, чем меня.
- Приду, куда хотите, и сделаю все, что хотите! - сказал Стирфорт. Скажите мне только, куда мне прийти, а двух часов мне хватит, чтобы привести себя в сентиментальное или веселое расположение духа - по вашему выбору!
Я рассказал, как отыскать дом возчика Баркиса, ездившего между Ярмутом и Бландерстоном, и, условившись с ним о встрече, отправился один. Воздух был бодрящий, живительный, земля суха, по морю пробегала легкая рябь, солнце изливало потоки лучей, но не жарких, все казалось бодрым и жизнерадостным. И я сам был так рад приезду в Ярмут и чувствовал себя таким бодрым и жизнерадостным, что готов был останавливать каждого встречного на улицах и пожимать ему руку.
Правда, улицы казались мне слишком узенькими. Мне думается, так бывает всегда с улицами, которые мы знали в детстве, а затем увидели вновь. Но я ничего не забыл и не обнаружил никаких перемен, покуда не добрался до заведения мистера Омера. Теперь на вывеске вместо "Омер" я прочел:
"ОМЕР И ДЖОРЕМ",
но надпись "Торговля сукном и галантереей, портняжная мастерская, похоронная контора и пр." осталась в прежнем своем виде.
Когда я, стоя на другой стороне улицы, прочел эту надпись, меня так потянуло к лавке, что я счел вполне естественным перейти через дорогу и заглянуть туда. В глубине лавки находилась хорошенькая женщина и нянчила малыша, а другой мальчуган цеплялся за ее передник. Узнать Минни и ее детей было нетрудно. Застекленная дверь из лавки была закрыта, но из мастерской, со двора, доносился тот же негромкий стук, что и раньше, словно он никогда не прерывался.
- Мистер Омер дома? - спросил я, войдя. - Если он дома, мне хотелось бы его повидать.
- О да, сэр, он дома. В такую погоду не выйдешь с его астмой. Позови дедушку, Джо, - сказала Минни.
Мальчуган, вцепившийся в ее передник, так заорал, что сам оробел и спрятал лицо в складках ее юбки к большому ее восхищению. Послышалось пыхтенье и сопенье, оно все приближалось, и скоро показался мистер Омер; он страдал одышкой еще больше, чем раньше, но не очень постарел.
- Чем могу служить, сэр? - сказал мистер Омер.
- Хочу пожать вам руку, мистер Омер! - ответил я, протягивая руку. Когда-то вы были ко мне очень добры, но, боюсь, в то время я еще не мог выразить свои чувства.
- Я был добр к вам? - удивился старик. - Рад это слышать, но не помню когда. Вы уверены, что это был я?
- Вполне.
- Должно быть, с памятью у меня становится так же худо, как с дыханием, - сказал мистер Омер, вглядываясь в меня и покачивая головой, - потому что я вас не помню.
- Вспомните, как вы встречали карету, в которой я приехал, и как я завтракал здесь... А потом мы поехали все вместе в Бландерстон - вы, и я, и миссис Джорем, н мистер Джорем... Тогда он не был еще ее мужем!
- О господи! - воскликнул мистер Омер и от удивления закашлялся. - Да что вы говорите! Минни, дорогая, ты помнишь? Более мой, конечно! Хоронили леди, не так ли?
- Мою мать, - сказал я.
- Вот... именно! - Мистер Омер дотронулся до моего жилета указательным пальцем. - И еще младенца... Двоих сразу. Младенца в том же гробу, что и мать. Да, да, в Бландерстоне... Боже мой! Ну как же вы поживаете с той поры?
Я поблагодарил его, сообщил, что со мной все обстоит благополучно, и выразил надежду, что и у него все в порядке.
- О! Жаловаться не стану. Дышать-то труднее, но с годами редко бывает, чтобы дышалось легче. С этим приходится мириться. Так-то оно лучше, не правда ли?
Тут он рассмеялся, после чего разразился таким кашлем, что на помощь ему пришла дочь, которая стояла тут же рядом и забавляла своего младенца, усадив его на прилавок.
- Боже ты мой! - продолжал мистер Омер. - Помню, помню! Хоронили двоих! А поверите ли, во время той самой поездки я назначил день свадьбы Минни. "Назначьте день, сэр", - говорит Джорем. "Да, да, отец", - говорит Минни. А теперь он вошел в дело. И поглядите-ка - малыш!
Минни засмеялась и пригладила на висках свои волосы, перехваченные лентой, а ее отец вложил палец в ручонку малыша, который копошился на прилавке.
- Вот-вот, двоих хоронили... - Вспоминая прошлое, мистер Омер качал головой. - Правильно, двоих! И теперь вот Джорем готовит серый гробик на серебряных гвоздях. А размер - дюйма на два длинней, чем для него. - Мистер Омер разумел малыша, перебиравшего ножками на прилавке. - Не хотите ли чего-нибудь выпить?
Я поблагодарил, но отказался.
- Погодите... - продолжал мистер Омер. - Жена возчика Баркиса... та, которая приходится сестрой рыбаку Пегготи... кажется, она имела какое-то отношение к вашему семейству? Она у вас не служила, а?
Мой - утвердительный ответ доставил ему большое удовольствие.
- Вот уж с памятью дело у меня пошло на лад, может быть и дышать будет легче, - сказал мистер Омер. - Так вот, сэр, у нас работает ученицей молоденькая ее родственница. И я вам скажу: вкус у нее насчет нарядов такой, что никакая герцогиня с ней не сравнится.
- Малютка Эмли? - вырвалось у меня невольно.
- Да, ее зовут Эмли, - сказал мистер Омер. - И она в самом деле маленькая. Но, поверите ли, личико у нее такое, что половина женщин в городе злится на нее!
- Вздор, отец! - воскликнула Минни.
- А разве я про тебя говорю? - Тут мистер Омер подмигнул мне. - Я говорю только, что половина женщин в Ярмуте, - да что там в Ярмуте! на пять миль в округе! - злится на эту девушку!
- Значит, отец, она должна помнить, кто она такая, и не давать им повода для разговоров. Тогда они не смогут ничего сказать, - возразила Минни.
- Тогда они не смогут ничего сказать! - повторил мистер Омер. - Не смогут сказать! Хорошо же ты знаешь жизнь, моя дорогая. Чего только на свете не скажет и не сделает женщина, особенно если речь идет о красоте другой женщины!
Когда мистер Омер отпустил такую колкую любезность, я решил, что ему пришел конец. Он так закашлялся и все его попытки отдышаться казались столь безнадежными, что я уже приготовился увидеть, как его голова опустится за прилавок, а ноги в коротких черных штанах, с порыжевшими бантиками у колен, дрыгаясь, поднимутся вверх в последних конвульсиях. Однако в конце концов он пришел в себя, но еле переводил дух и так ослабел, что опустился на табуретку перед конторкой.
- Видите ли, - снова начал он, вытирая голову и судорожно глотая воздух, - она не очень-то любит с кем-нибудь водиться, нет у нее ни знакомых, ни приятельниц, а о возлюбленных и речи не может быть. Ну, и пошла худая молва, будто Эмли только и мечтает стать леди. Я же думаю так: об этом стали толковать главным образом потому, что в школе случалось ей говорить, что, мол, будь она леди, она сделала бы для своего дяди то-то и то-то понимаете? - и купила бы ему и такие и сякие пещи.
- Поверьте, мистер Омер, то же самое она говорила и мне, когда мы были еще детьми! - подхватил я. Мистер Омер кивнул головой и потер подбородок.
- То-то и оно... Да к тому же у нее почти ничего нет, а одеваться она умеет лучше, чем те, у кого уйма денег, а это кому может нравиться? А вдобавок она, как говорят, немного капризна, скажу даже больше - я тоже думаю, что она капризна, сама не знает, чего хочет... немного, знаете ли, избалована... не может сразу взять себя в руки... Вот и все, что о ней говорят... Правда, Минни?
- Правда, отец... Кажется, это все.
- Она поступила на место - компаньонкой к какой-то леди, - продолжал мистер Омер, - а у той характер был тяжелый, они не поладили, и она ушла. В конце концов она попала к нам в ученицы на три года. Вот уже скоро два года, как она у нас, и другой такой девушки не сыскать. Она одна стоит шестерых. Минни, стоит она шестерых?
- Стоит, отец. Никто не может сказать, что я на нес наговариваю.
- Правильно. Итак, юный джентльмен, - закончил мистер Омер, снова потерев подбородок, - на этом я закончу, а не то вам покажется, что, мол, человек с одышкой, а болтает без передышки.
Говоря об Эмли, они понижали голос, и я не сомневался, что она находится где-то поблизости. На мой вопрос, так ли это, мистер Омер утвердительно кивнул и посмотрел на дверь соседней комнаты. Я поспешно спросил, можно ли туда заглянуть; получив разрешение, я подошел к стеклянной двери и увидел ее - она сидела за работой. Я увидел ее - и она была прелестна, малютка с ясными голубыми глазами; когда-то эти глаза заглянули в мое детское сердце, а теперь, улыбаясь, она смотрела на игравшего рядом с ней второго малыша Минни. Да, в ее открытом лице было своеволие, которое заставляло верить тому, что я услышал о ней, таилось в нем и капризное упрямство былых времен, но ничто в этом прекрасном лице не предвещало ей, я уверен, - иного будущего, кроме счастливой, добропорядочной жизни.
Стук доносился со двора, стук, который, казалось, никогда не прекращался... Увы! Этот стук никогда не прекращается... Тихий непрестанный стук...
- Что же вы не входите, сэр? Входите и поговорите с ней, сэр. Будьте как дома, - сказал мистер Омер.
Застенчивость помешала мне войти - я боялся смутить ее, да и сам боялся смутиться. Я ограничился тем, что л знал, в котором часу она уходит по вечерам, чтобы приноровить к этому часу наш визит. Затем я покинул мистера Омера, его хорошенькую дочку и малышей и отправился к моей милой старой Пегготп.