Я никогда не забывал Агнес, она всегда пребывала в святая святых моего сердца - да будет мне позволено так выразиться - и обитала там с первого дня нашего знакомства. Но когда вошел Стирфорт и протянул мне руку, тень, лежавшая на нем, исчезла, и засиял свет, и мне стало очень стыдно, что я сомневался в том, кого так искренне люблю. Агнес я любил не меньше, по-прежнему я почитал ее благословением моей жизни, моим кротким ангелом-хранителем; я упрекал не ее, а себя за то, что был несправедлив к Стирфорту, и готов был искупить свою вину, но не знал, как это сделать.
- Маргаритка, старина, да вы ошалели! - захохотал Стирфорт, крепко потряс мне руку и затем шутливо оттолкнул ее. - Снова после пирушки? Я застиг вас врасплох, сибарит? Таких кутил, как эти парни из Докторс-Коммонс, во всем Лондоне не сыскать. Куда нам до них, благонравным оксфордцам!
Опускаясь против меня на диван, который недавно находился в распоряжении миссис Микобер, он весело осматривал комнату, а потом начал ворошить уголь в камине.
- Я так растерялся, что даже не поздоровался с вами, Стирфорт, - сказал я, приветствуя его со всей сердечностью, на какую был способен.
- О да, вид мой радует взор, как говорят шотландцы! Но и ваш также. Вы в полном расцвете, Маргаритка. Как поживаете, мой милый вакхант? - засмеялся Стирфорт.
- Прекрасно. Но сегодня никакой вакханалии не было, хотя, должен сознаться, у меня опять было трое гостей, - сказал я.
- Я встретил их на улице, и они во весь голос вас расхваливали. Кто этот ваш друг в узких панталонах?
В нескольких словах я постарался нарисовать ему портрет мистера Микобера. Он искренне хохотал, слушая мое неумелое описание этого джентльмена, и заявил, что с таким человеком стоит познакомиться и он с ним непременно познакомится.
- А как вы полагаете, кто второй друг? - спросил я.
- Бог его знает. На вид он весьма скучен. Надеюсь, это не так?
- Это Трэдлс! - сказал я торжествующим тоном.
- А кто это? - небрежно спросил Стирфорт.
- Вы не помните Трэдлса? Трэдлса в нашем дортуаре, в Сэлем-Хаусе?
- А! Тот самый! - сказал Стирфорт, разбивая кочергой кусок угля в камине. - Такой же простак, как и раньше? Где вы его выкопали?
В ответ я стал превозносить Трэдлса, насколько это было в моих силах, так как почувствовал, что Стирфорт относится к нему пренебрежительно. Стирфорт улыбнулся, покачал головой, отказываясь говорить на эту тему, и заметил только, что не прочь повидаться также и с Трэдлсом, ибо тот всегда был чудаком; затем он спросил, могу ли я дать ему поесть. В паузах между этими фразами, которые он произносил с лихорадочной живостью, он лениво разбивал кочергой угли в камине. Я обратил внимание, что он не оставил этого занятия и тогда, когда я доставал остатки пирога с голубями и другую снедь.
- Да ведь это королевский ужин, Маргаритка! - воскликнул он, очнувшись от молчаливого раздумья и садясь за стол. - Воздадим ему должное - ведь я приехал из Ярмута.
- Я думал, что вы из Оксфорда, - заметил я.
- Нет. Я учился морскому делу, это куда лучше!
- Сегодня здесь был Литтимер и справлялся о вас, - сказал я, - из его слов я понял, что вы в Оксфорде. Но теперь я припоминаю, что он этого не говорил.
- Литтимер глупее, чем я думал, если он меня разыскивает! - весело сказал Стирфорт, налил себе бокал вина и выпил за мое здоровье. - А если вы что-нибудь поняли из слов Литтимера, то вы умнее многих из нас, Маргаритка!
- Пожалуй, вы правы, - согласился я, придвигая свой стул к столу. Значит? вы были в Ярмуте, Стирфорт? Долго там пробыли?
Мне хотелось узнать все подробности.
- Нет. Вырвался на недельку.
- Как они все поживают? Малютка Эмли, конечно, еще не вышла замуж?
- Еще не вышла. Но собирается - через несколько недель, а, может быть, месяцев, точно не знаю. Я редко их видел. Да! У меня есть для вас письмо.
Он отложил нож и вилку, которыми орудовал весьма энергически, и начал рыться в карманах.
- От кого?
- От вашей старой няни, - ответил он, вытаскивая из бокового кармана какие-то бумажки. - Кажется, вот...
Дж. Стирфорту, счет гостиницы "Добро пожаловать"... Нет, не то... Терпение! Сейчас мы его разыщем. Старик, - не помню, как его зовут, - болен. Кажется, об Этом она и пишет.
- Вы имеете в виду Баркиса?
- Да, - подтвердил он, продолжая рыться в карманах и бегло просматривая их содержимое. - Боюсь, что песенка бедняги Баркиса спета. Я видел аптекаря, - а может, это лекарь, не помню, - того самого, который помог вашей милости появиться на свет. Он мне говорил об его болезни разные ученые вещи, а напоследок сказал, что, надо полагать, возчик отправился в свою последнюю поездку. А ну-ка, засуньте руку в боковой карман моего пальто, оно вон на том стуле. Кажется, письмо там. Нашли?
- Нашел.
- Прекрасно,
Письмо было от Пегготи. Короткое и написанное менее разборчиво, чем обычно. Она писала, что состояние ее мужа безнадежно, и намекала, что он стал "скуповатее", чем раньше, а стало быть, очень нелегко заботиться о его собственных удобствах. Ни одним словом она не обмолвилась о своих бессонных ночах и усталости, но горячо восхваляла мужа. В этом безыскусственном послании была подлинная жалость и глубокая, неподдельная искренность; кончалось оно словами: "Шлю привет моему любимому"; "любимый" - это был я.
Покуда я разбирал ее послание, Стирфорт продолжал есть и пить.
- Что и говорить, жалко. Но солнце заходит ежедневно, и люди умирают ежеминутно, и нас не должен страшить общий жребий. Ну что ж, пусть смерть стучится то в ту, то в другую дверь - мы должны взять свое. Иначе все упустим! Вперед, только вперед! Если можно - выбирай дорогу получше, если нет - то по любой дороге, но только вперед! Бери все препятствия и постарайся выиграть игру.
- Какую игру? - спросил я.
- Да ту, какую начал... Только вперед! Помнится, когда он замолк, слегка откинув назад красивую голову и подняв бокал, я впервые заметил, что на его свежем, покрытом морским загаром лице появились следы чрезмерного напряжения, порожденного какой-то лихорадочной энергией, которая, если пробуждалась, то всегда с огромной силой. Я хотел было упрекнуть его за безрассудство, с которым он увлекается своими фантазиями - например, эти плавания по бурному морю и борьба с непогодой, - но тут я вспомнил разговор, который мы только что вели, и сказал:
- Если ваше возбуждение, Стирфорт, не помешает вам меня выслушать...
- Я хозяин своих настроений и готов слушать все, что вам угодно, перебил он, пересаживаясь снова от стола к камину.
- Тогда я скажу вам вот что: мне хочется съездить к моей старой няне. Пользы от меня ей никакой не будет, и едва ли я ей чем-нибудь помогу, но она так привязана ко мне, что один мой приезд принесет ей и пользу и помощь. Он будет ей утешением и поддержкой. Поехать к ней - не такая уж жертва, если принять во внимание, какой она верный друг... Разве вы не потратили бы денек на эту поездку, будь вы на моем месте?
Он о чем-то размышлял; подумав, он тихо сказал:
- Ну, что ж, поезжайте. Вреда не будет.
- Вы только что оттуда вернулись, и, наверно, нет смысла спрашивать, поедете ли вы со мной?
- Разумеется, - ответил он. - Сейчас я отправляюсь в Хайгет. Я давно не виделся с матерью и чувствую угрызения совести. Ведь что-нибудь да значит быть любимым так, как она любит своего блудного сына... Впрочем, все вздор! Вы собираетесь ехать завтра?
И он положил руки мне на плечи и слегка отстранил меня от себя.
- Да, должно быть...
- Подождите еще денек. Я хотел, чтобы вы приехали на несколько дней к нам. Я нарочно заехал за вами, чтобы вас пригласить, а вы летите в Ярмут.
- Кому-кому, а не вам, Стирфорт, говорить, что я улетаю. Это вы вечно улетаете неведомо куда!