- Агнес! - воскликнул я с восторгом. - Дорогая Агнес! Вот кого я рад увидеть больше всех на свете!
- Да неужели? - ласково сказала она.
- Мне так нужно с вами поговорить, - сказал я. - Стоило мне взглянуть на вас, и на сердце сразу стало легче! Будь у меня волшебная палочка, я вызвал бы только вас!
- Да что вы!
- Пожалуй... сперва - Дору, - покраснев, сказал я.
- Разумеется, сперва Дору, - сказала Агнес и засмеялась.
- Ну, а потом вас! Куда вы едете?
Она ехала ко мне, чтобы навестить бабушку. День был погожий, и она рада была выйти из кареты, в которой пахло словно в конюшне, устроенной в парнике (все это время я стоял, просунув голову в окошко). Я расплатился с кучером, она взяла меня под руку, и мы пошли. Для меня она была воплощенная Надежда. Стоило ей появиться здесь, рядом со мной, и я уже чувствовал себя совсем иначе, чем минуту назад.
Бабушка прислала ей странную, лаконичную записку, едва ли более длинную, чем банковский билет, - ее эпистолярный пыл обычно этим и ограничивался. Она сообщила, что попала в беду и покидает навсегда Дувр, с чем совершенно примирилась, чувствует себя превосходно, и о ней можно не беспокоиться. И вот Агнес приехала в Лондон повидать бабушку - они питали друг к другу самую живую симпатию все эти годы; точнее - с того дня, как я поселился в доме мистера Уикфилда. Агнес приехала не одна. С ней был ее папа и... Урия Хип.
- Теперь они компаньоны? - спросил я. - Будь он проклят!
- Да. У них какие-то дела здесь, я воспользовалась случаем и приехала. Но не думайте, Тротвуд, что мой приезд бескорыстен и вызван только моими дружескими чувствами, потому что... может быть, это несправедливое предубеждение... но мне не хочется отпускать папу с ним вдвоем.
- Он по-прежнему имеет такое же влияние на мистера Уикфилда?
Агнес кивнула головой и сказала:
- У нас так все изменилось, что вы и не узнаете милого, старого дома. Они живут теперь у нас.
- Кто они? - спросил я.
- Мистер Хип с матерью. Он спит в вашей прежней комнате, - сказала Агнес, глядя на меня.
- Хотел бы я иметь власть над его снами! Тогда недолго пришлось бы ему там спать, - сказал я.
- А я живу в своей комнате, где раньше готовила уроки, - продолжала Агнес. - Как летит время! Вы помните? Комнатка, обшитая панелью, смежная с гостиной?
- Помню ли я, Агнес! Ведь это там я впервые увидел вас - вы выходили оттуда, а на боку у вас звенели ключи в какой-то чудной корзиночке.
- Вот-вот! - сказала, засмеявшись, Агнес. - Я так рада, что вы вспоминаете об этом с удовольствием. Счастливы мы были тогда...
- Да, очень!
- Эту комнатку я сохранила за собой. Но, понимаете ли, я не могу надолго оставлять миссис Хип. И должна выносить ее общество, - спокойно сказала Агнес, - когда предпочла бы побыть одна. Правда, у меня нет других оснований жаловаться на нее. Если она иногда и утомляет меня своими похвалами по адресу сына, то ведь это так естественно для матери. Он очень преданный сын.
При этих словах я посмотрел на Агнес, но она ничем не обнаружила, что ей известны планы Урии. Ее взгляд, такой кроткий и вместе с тем такой серьезный, встретился с моим; это был чудесный, открытый взгляд, и нежное ее лицо ничуть не изменилось.
- Да, они живут у нас, и главная беда в том, - сказала Агнес, что я не могу бывать с папой, когда мне хочется, потому что Урия Хип постоянно с нами, и не могу наблюдать за ним - если это не слишком смело сказано - так внимательно, как мне бы хотелось. Но если против него замышляется какая-нибудь каверза или предательство, я верю, что преданная любовь и правда в конце концов восторжествуют. Я верю, что настоящая любовь и преданность в конце концов торжествуют над любым злом и всеми напастями с мире.
Ясная улыбка, какой я ни у кого другого не видел, угасла, пока я еще думал о том, как она прекрасна н как хорошо знакома мне с детских лет. Лицо Агнес мгновенно изменилось, и она спросила (мы приближались к моей улице), известно ли мне, как произошло несчастье, постигшее мою бабушку. Когда я ответил, что бабушка пока ничего мне не говорила, Агнес задумалась, и мне показалось, что ее рука, которой она опиралась на мою руку, задрожала.
Бабушка была одна и слегка взволнована. Между ней и миссис Крапп обнаружилось несогласие во взглядах по весьма отвлеченному вопросу (уместность пребывания прекрасного пола в этом помещении), и бабушка, не обращая внимания на спазмы миссис Крапп, оборвала спор, заявив, что от сей леди пахнет моим бренди и что та может выйти вон. Миссис Крапп сочла эти выражения основанием для судебного преследования и сообщила о своем намерении возбудить дело перед "Британским Джуди", по-видимому разумея под этим оплот наших национальных вольностей *.
Но пока Пегготи отсутствовала, отправившись с мистером Диком показать ему солдат у здания Конной Гвардии, бабушка успела остыть и, придя в восторг при виде Агнес, пожалуй даже возгордилась своим поведением во время столкновения, и встретила нас в превосходном расположении духа. Когда Агнес положила свою шляпку на стол и подсела к бабушке, я поглядел на ее кроткие глаза и чистый лоб и подумал о том, каким естественным кажется ее пребывание здесь, с каким доверием относится к ней бабушка, невзирая на ее юность и неопытность, и как она сильна своей бесхитростной любовью и преданностью.
Мы заговорили о разорении бабушки, и я рассказал им о сделанной мной утром попытке.
- Это нельзя назвать разумным, Трот, но намерение было хорошее, сказала бабушка. - Ты - великодушный мальчик... пожалуй, мне уже следует называть тебя молодым человеком. И я горжусь тобою, дорогой. Прекрасно. А теперь, Трот и Агнес, обратимся к делам Бетси Тротвуд и посмотрим, каково ее положение.
Я заметил, как побледнела Агнес, пристально глядевшая на бабушку. Бабушка, поглаживая кошку, пристально смотрела на Агнес.
- У Бетси Тротвуд - я имею в виду, милый Трот, не твою сестру, а себя, - были кое-какие средства, - начала бабушка, которая раньше никогда не рассказывала о своих денежных делах. - Какие средства - неважно, но на них можно было прожить. Больше того - она кое-что откладывала. Некоторое время она жила на ренту, а затем по совету человека, который ведал ее делами, вложила свои деньги в закладные. Все шло хорошо, проценты были высокие, пока у Бетси не выкупили закладных. Я говорю о Бетси так, словно она - военный корабль! Прекрасно. Тут Бетси должна была решить, что ей делать с деньгами. Она сочла себя более мудрой, чем тот, кто ведал ее делами, который в ту пору уже не был так дальновиден, как раньше... я говорю о твоем отце, Агнес... и она вбила себе в голову, что лучше ей самой распорядиться деньгами. Она поместила свой капитал за границей, но ничего, кроме убытков, эти операции не принесли. Сначала она потеряла деньги в недрах земли, потом в пучине моря... вылавливала какие-то сокровища, занималась каким-то вздором, как Том Тидлер *, - пояснила бабушка, потирая пос. - И снова она потеряла деньги в недрах земли и в довершение всего потеряла на банковских акциях. Не знаю, сколько стоили акции этого банка в течение некоторого времени... Кажется, ниже номинальной цены они не опускались. Но банк находился на краю света и лопнул, насколько мне известно. Во всяком случае, ничего от него не осталось, и он не заплатил и никогда не заплатит ни пенни. А все пенни Бетси были там. Тут пришел им и конец. Чем меньше об этом говорить, тем лучше.
Этот философический вывод бабушка сделала, поглядывая даже с некоторым торжеством на Агнес, чье лицо мало-помалу снова порозовело.
- Это все, дорогая мисс Тротвуд? - спросила Агнес.
- И этого достаточно, дитя мое, - сказала бабушка. - Если бы еще оставались деньги, которые можно было бы терять, это было бы не все. Несомненно, Бетси нашла бы способ выбросить их вслед за остальными и начала бы новую главу. Но денег больше не было, и истории конец... Сначала Агнес слушала затаив дыхание. Она то бледнела, то краснела, но теперь вздохнула свободней. Мне кажется, я догадался, почему. Она боялась, что ее несчастный отец в какой-то мере повинен в том, что случилось. Бабушка взяла ее за руку и засмеялась.
- Вся ли история? - повторила она. - Да, вся, если не считать, что "с тех пор она жила счастливо". Пожалуй, это можно будет когда-нибудь сказать и про Бетси... Агнес, головка у тебя умная. В некоторых отношениях и у тебя также умная голова, Трот, хотя этот комплимент ты заслуживаешь не всегда, тут она с присущей ей энергией кивнула в мою сторону. - Что же делать теперь? Остается коттедж, который может приносить около семидесяти фунтов в год. Думаю, эти деньги мы, во всяком случае, получим. Так. Это все, что у нас есть, - закончила бабушка, у которой была та же особенность, что и у некоторых лошадей, - неожиданно останавливаться, когда, казалось, они еще долго собирались бежать.
- И есть еще Дик, - продолжала она, помолчав. - У него сотня фунтов в год, но, разумеется, это должно пойти на него самого. Хоть мне известно, что, кроме меня, никто его не ценит, но я скорей рассталась бы с ним, чем тратила на себя его деньги. Как же мы с Тротом проживем на наши средства? Агнес, что ты скажешь?
Тут я перебил ее.
- Мне нужно что-то делать - вот что скажу я.
- Идти в солдаты? - всполошилась бабушка. - Или в матросы? Слышать об этом не хочу! Ты должен стать проктором. С вашего разрешения, сэр, я не желаю, чтобы в нашей семье кого-нибудь колотили по голове!
Я хотел было пояснить, что отнюдь не собирался познакомить нашу семью с таким способом зарабатывать деньги, но Агнес спросила, надолго ли сняты для меня комнаты.
- Вы коснулись самого главного, дорогая, - сказала бабушка. - От этих комнат нам не отделаться по крайней мере еще полгода, разве что их удастся кому-нибудь передать, но я на это не надеюсь. Последний жилец здесь умер. Эта особа в нанковой кофте и фланелевой юбке, уверяю тебя, уморит пятерых жильцов из шести! У меня есть немного наличных денег, и я с тобой согласна, что нам следует дожить здесь только до окончания срока договора, а Дику снять комнатку поблизости.
Я счел своим долгом сказать, что ей будет неудобно здесь жить, пока миссис Крапп ведет непрерывную партизанскую войну; на это бабушка кратко ответила, что при первых же вылазках неприятеля она так огорошит миссис Крапп, что та этого не забудет до конца жизни.
- Я думала о том, Тротвуд, - сказала нерешительно Агнес, - что, если бы у вас было свободное время...
- У меня много свободного времени, Агнес. После четырех-пяти часов дня я ничем не занят, да и утром также... Во всяком случае, у меня уйма свободного времени, - сказал я и почувствовал, что краснею, вспомнив, как часами слонялся по городу и по Норвудской дороге.
- Мне кажется, вы не стали бы возражать против места секретаря? подойдя ко мне, тихо спросила Агнес, и столько в голосе ее было участия и заботливости, что он и сейчас звучит в моих ушах.
- Возражать, дорогая Агнес?
- Дело в том, - продолжала она, - что доктор Стронг, наконец, решился уйти на покой и переехал в Лондон. Я знаю, он спрашивал папу, не может ли он рекомендовать ему секретаря. Не думаете ли вы, что ему было бы приятней видеть около себя своего любимого ученика, чем кого-нибудь другого?
- Что бы я делал без вас, дорогая Агнес! - вырвалось у меня. - Вы мой добрый ангел. Я уже говорил вам это. Я о вас всегда думаю как о своем добром ангеле.
Ласково засмеявшись, Агнес заметила, что одного доброго ангела (она разумела Дору) вполне достаточно; затем она напомнила, что доктор обычно занимается у себя в кабинете утром и по вечерам и, надо полагать, нам легко будет договориться о часах занятий. Не знаю, чему я был больше рад возможности зарабатывать себе на хлеб или перспективе работать у моего прежнего учителя. По совету Агнес, я тотчас же написал доктору, выразив желание занять место секретаря и прося принять меня на следующий день в десять часов утра. Я адресовал письмо в Хайгет, - в этом памятном для меня месте он жил, и, не теряя ни минуты, сам отправился на почту.