Глава 26
— Кто спит на кровати? — спросил я. — Может, кинем жребий?
— Ложись сам, Энно, ты же у нас коммандер, — ответил маг, ехидно протянув последнее слово.
— Да я привык, в походах чего только не приходится терпеть! Однажды даже пришлось спать в катакомбах, где было полно духов Хаоса! И ничего, жив, здоров.
— Неудивительно, — мрачно сообщил Литц. — Ты абсолютно антимагическое существо. Ни разу не встречал ничего подобного, и не думал, что встречу. Откуда ты такой взялся, Энно? Только не надо снова рассказывать про Лужице!
— Откуда я? Это так просто не расскажешь….
Я задумался, пытаясь понять, как мне рассказать ему историю человека, родившегося и 23 года проведшего в совсем другом мире.
— Я жил далеко отсюда. В другом мире. Это очень странное место, не знаю, поверишь ли ты мне, если я начну рассказывать о нем подробно. Там нет никакой магии, совсем. Но зато много техники. Там такие механизмы, что невозможно описать словами. И я там был, ээ, подмастерьем у механика. Мы чинили самодвижущиеся кареты.
Литц хмыкнул.
— Само по себе ничего не движется. И как же ты попал к нам, интересно знать?
— По глупости. Увидел в лесу место, окутанное голубоватым маревом. Пошел туда посмотреть. И видимо, подошел слишком близко.
— Как-как?
Литц, до того слушавший меня с заметной иронией, вдруг насторожился.
— Как говоришь, это выглядело?
— Ну, как голубоватое кольцо тумана. Я вошел в него, и все завертелось перед глазами, как будто окружающий мир был нарисован на холсте, и кто-то сдернул этот холст и закрутил его жгутом!
Литц, похоже, был озадачен.
— А потом?
— Меня окружили какие-то сатанисты в капюшонах. Похоже, при появлении я испугал их. Я и сам был на взводе, даже подрался с ними.
— А кого ты называешь «сатанистами»?
— Ну, эти вот, вызывающие всякую нечисть — у нас их так называли. Хаоситы, по-вашему. Один тряс передо мною каким-то камнем, размахивал посохом, а я схватил его и начал трясти как яблоню!
— Ты испортил ему колдовство, — заметил Литц. — Не дал сосредоточиться на формуле. Это ты тогда уже научился?
— Это вышло случайно. Мне потом уже объяснили, что тип с камушком был сильный маг, и амулет у него содержал столько энергии, что можно было развалить полгорода.
— Жаль, что у тебя не было под рукой ведра холодной воды…
— Ну, зато я был пьяный и смелый. Так вот, без особых сантиментов мне скрутили руки и отправили в тесную и сырую камеру. Там я провел больше двух недель. Каждый день меня таскали на допросы, а ведь я даже не знал вашего языка!
— Тебе повезло. Помешав варлоку, ты показал, что не принадлежишь ни к секте, ни к Хаосу.
— Меня долго проверяли. На допросах каждый раз присутствовали все новые и новые люди — и выглядели они раз от раза все старше, мрачнее и могущественнее. Они тоже пытались надо мною колдовать — двигали руками, бормотали молитвы — и я сразу понял, что это все делается всерьез. Раньше я и не знал, что в этом мире есть магия!
— Наверняка именно это их заинтересовало больше всего!
— Да. Они сказали, что я отталкиваю магию во всех ее проявлениях, и это очень редкое явление. Точнее, такого вообще не бывает.
— И как тебя не сожгли?
— Чудом. Надо отдать должное Тереллину — именно он сумел разобраться в случившемся. Меня ведь просто могли объявить демоном, да и сжечь за компанию с хаоситами. А меня вот изучили, и признали что я — человек. Но человек особенный, чуждый этому миру настолько, что такая тонкая вещь, как магия, не может на меня воздействовать.
— Странно.
Литц задумчиво почесал голову.
— Насколько я знаю повадки нашей матери-Церкви, тебя должны были изучать как неведомое миру явление. Держать в заточении, изводить алхимией и наговорами. И кто тебе дал меч и немалую должность, герр коммандер?
— Тереллин, конечно же, кто еще. Он быстро сложил два и два. Я был разумен, обучаем, неподвластен магии. А у вас тут прорва гиблых мест, где такой парень как я, может откопать что-то интересное.
Литц заворочался.
— Сначала меня использовали как пристава при инквизиторах, особенно при процессах над ведьмами и варлоками. Они часто отводят глаза страже и сбегают. Со мною такой фокус не проходил! Насмотрелся я, конечно, всякого…
— Ха! И сколько аутодафе ты видел?
— Сбился со счета на второй дюжине. Но, думаю, каноник уже тогда планировал большее. За мною наблюдали. Учили меня вашему языку, религии и праву. Служба в страже была больше проверкой на лояльность, чем моим действительным предназначением. Вскоре мне стали давать более ответственные поручения…
— Отправили в Гиблые земли искать всякие интересные штуки?
— Именно. Я уже сбился со счета, сколько раз был там! Только вот с самим поиском не очень — то получается. Я даже амулет-поисковик толком не могу применять. Обычно Эйхе давал мне направление от края Мертвой земли, а я уже шел и пытался что-то найти. Ладно, что мы все обо мне, да обо мне. А ты как оказался у Тереллина?
Литц склонился с кровати, пошарился в своей суме, доставая початую бутылку вина. Открыл пробку зубами, выплюнул ее на пол, приложился к горлышку. Раздались долгие булькающие звуки.
— Хорошее вино. Жаль, что так мало.
— В возу целый бочонок.
— Нет, это не то. В бутылках лучше. Ну ладно, слушай.
Литц сел повыше, подоткнув одеяло.
— Я учился на факультете светлой и богоугодной магии в университете Реденштадта. На факультете был одним из лучших. Маги-наставники говорили, что я подаю надежды, что такие способности встречаются им раз в пять лет, а то и реже. Декан факультета приглашал меня на обед, и расспрашивал о том, куда я планирую податься после обучения — он хотел оставить меня в университете.
— Это как, профессором? Ты бы хотел там остаться?
— Возможно.
Литц сделал большой глоток из бутылки
— Мне очень нравилось учиться. Я просто было опьянен познанием метафизических основ бытия. Нет, конечно, мы с друзьями вовсю развлекались, устраивали попойки, разные веселые дурачества, отчего весь город, бывало, стоял на ушах. Однажды мы запалили сигнальные огни на башнях, так, что едва не начался сбор всех войск княжества. В другой раз — зажгли воду на Рейке, ночью — это было непередаваемо красиво. А уж народ-то перепугался!
Литц тихонько засмеялся. Даже сейчас он был страшно доволен той студенческой выходкой.
— Но по-настоящему меня интересовала именно учеба. Именно тогда я понял, что высшее наслаждение — познание чего-то нового. Вряд ли я смогу обьяснить словами, что испытвает маг, впервые сотворивший успешное заклинание.… Когда ты вдруг видишь парящий над своей рукой огненный шар, только что созданный тобой. Когда тайны, которые никто из окружающих не просто никогда не постигнет, а даже не задумается об их существовании, вдруг открываются перед тобою, как невеста жениху. Только вот на факультете был форменный магический целибат, если ты понимаешь, о чем я.
— Признаться, не очень!
Литц вздохнул и снова приложился к бутылке.
— Год от года обучение становилось все более формальным. Я вскоре стал замечать, что наставники скрывали от нас многое из того, что знали сами. Из книг, которые нам давали, были вырезаны десятки страниц! Тут и там мы видели обрывки знаний, от которых нас старательно уберегали — формулы заклятий, про которые нам не рассказывали, субстанции и сущности, о которых молчала профессура… Помнишь, я показывал вам иллюзию огненного метеора? Древние маги умели колдовать такое, начиная с магистратуры. Все умели делать метеор — нет, не иллюзию, настоящий метеор! Это было частью выпускного экзамена! А сейчас этому не просто не учат — об этом молчат, а все упоминания о мощных заклятиях изъяты из учебников. И я стал искать древние книги, и читать их сам, без наставников.
— Вместе с несколькими друзьями я начал искать и собирать запретные трактаты. Это было что-то вроде ордена, тайного братства студентов, одержимых силой огненной магии. Это было непросто, опасно, дорого, и абсолютно незаконно. Но мы были молоды и дерзки. Нам казалось, что перед нами открыт весь мир. Что нет тайны, которая не покорилась бы нам.
В темноте послышались сдавленные «бульки» — маг вновь приложился к бутылке.
— Ты рисковал познакомиться с инквизицией, Литц.
— Этим все и кончилось. Трактаты, в которых рассказывается про действительно сильные заклинания, не выдавались в библиотеке колледжа, запрещены к переписыванию и продаже. Приходилось иметь дело с темными личностями, за деньги готовыми на что угодно. А когда у тебя такие знакомства — в любой момент стоит ожидать удара в спину.
Литц выпил еще, высоко задирая бутылку. Похоже, она кончится раньше, чем его рассказ.
— На нас донесли. В колледж явились инквизиторы. Они начали допрашивать студентов, запугивать их исключением из колледжа и даже следствием о колдовстве. И многие… испугались. Ведь можно было потерять все. А исключение из университета для любого из нас было катастрофой — богатых наследников среди нас, сам понимаешь, не было. И вскоре я узнал, что меня оговаривают на допросах, представляя главным смутьяном и вольнодумцем… Мои друзья меня предали.
Литц помолчал, потом кивнул своим мыслям и продолжил:
— На третий день, наконец, вызвали меня. В самых скверных предчувствиях я вошел в скрипториум, где заседала комиссия инквизиторов. Одним из них был Терреллин Гильдебранд. С первых слов я понял — они уже все решили. Невозможно было что-то изменить, — слишком многие уже показали на меня, как на зачинщика. Я все отрицал и никого не выдал, ни одного имени. Я не мог действовать иначе, ведь могли пострадать другие студенты. А для дознавателей это означало одно, — я закоренелый преступник, покрывающий смутьянов и еретиков. Из скриптория я под конвоем отправился прямо в камеру.
Голос у Литца, глухой и монотонный, был полон горечи. Похоже, когда-то он с трудом пережил произошедшее, но теперь все перегорело и покрылось пеплом.
— Я просидел несколько месяцев. И каждый день ко мне приходили инквизиторы. То один, то другой. Каждый день!
Литц помолчал. Потом снова полез в свою суму.
— Меня не пытали, нет. Они были вежливы. Спокойно и терпеливо они расспрашивали меня о всех книгах, которые я читал, о моих мыслях, которые приходили мне при прочтении этих книг, о всех разговорах с друзьями. И все это — очень подробно, обстоятельно, размеренно, спокойно, эпизод за эпизодом. Они не торопились. Они не сидели в камере в три фута на пять, где невозможно было лечь, чтобы нормально заснуть. И они постоянно очень подробно объясняли мне, почему я поступал неправильно в том или ином случае.
Литц вновь замолчал. Мне показалось, что он очень не хочет продолжать.
— Так что было дальше? Литц?
— Что дальше… Он посмотрел на потолок, перевел взгляд на горлышко бутылки, на покатые стены мансарды. — Дальше были долгие беседы, в которых они были очень убедительны. Они умеют быть убедительны, Энно. Их аргументы были многократно испытаны, рассуждения резонны, сравнения красочны; модусы и силлогизмы отточены в многолетней работе с такими, как я. На их стороне была вся безупречная стройность логики, вся мощь риторики, все богатство философии, веками изучаемой адептами Света. И я… Я начал с ними соглашаться.
Литц помолчал. Воспоминания были не из приятных. Но, видимо, ему нужно было рассказать кому-то, что произошло с ним тогда.
— Так вот, Энно. Сначала они сделали так, что я стал соглашаться с ними в мелочах. Что я был неосторожен, показывая эти книги молодым студентам. Студенты же часто вытворяют всякое! Что кто-то мог использовать эти знания во зло. Если бы кто-то по-настоящему сотворил «Метеор» на улицах Реденштадта, жертвы исчислялись бы десятками. Что могли быть случайные пострадавшие, ведь никто же не гарантирован от случайностей! Вспомнили, как мы подожгли воду в Рейке. Это была иллюзия, конечно, но одна женщина упала в обморок и сильно разбилась о каменную ограду, а у другой от испуга случился выкидыш. А главное, что мне вменялось — запретные знания могли быть применены мятежниками или заговорщиками. Вдруг кто-нибудь устроил бы пожар во дворце или соборе, полном прихожан! Мог ли я гарантировать, что этого не произойдет? Конечно, нет…
Литц снова влил в себя с полбутылки.
— Не подумай, что я сразу сдался. Я был молод и упрям. Тогда я еще верил в себя, в свою правоту, в свое предназначение. Но меня привезли в Хугельхайм, город, где клирики наторели в беседах с еретиками. В местной тюрьме они беседовали со мною по несколько дней кряду, сменяя друг друга, и подводили меня к нужным выводам, с искусством, почти сверхестественным.
Снова послышался звук вытекающего из бутылки вина.
Я вспомнил допросы, на которых присутствовал. Да, у них это очень ловко поставлено. Пока один инквизитор беседует с грешником, второй подслушивает их, так что, когда первый клирик уходит отдохнуть, второй продолжает беседу, полностью зная тематику и подготовив нужные аргументы. Так они сменяют друг друга, выматывая допрашиваемого, и рано или поздно помещают его сознание в канву своей логики.
Литц шумно выдохнул, оторвавшись от горлышка.
— Потом.… Потом я начал каяться. Бессонница и постоянные допросы сломили меня. Я начал соглашаться со всем, что они говорили. — Литц провел рукой поперек горла, как будто подчеркивая глубину своего самоотречения. — Со всем!
Он выпил еще. Похоже, большая, трехшоппенная бутылка почти пуста. Фройляйн Азалайса, определенно, — шарлатанка.
— Литц, по-моему, тебе хватит!
— Меня приговорили к публичному покаянию и епитимии, — продолжал тот, не обратив на мои слова никакого внимания. — В присутствии всех студентов факультета я опустился на колени посреди собора Реденштадта и произнес все те слова, что от меня потребовали. Покаянную речь я должен был составить сам, и она должна была быть убедительна. И она была убедительна, Энно.
Маг продолжил, и голос его дрожал от горькой иронии.
— Ну и в конце концов, я оказался на свободе. В колледж меня, конечно, уже не пустили. Мои книги были уничтожены. Все отвернулись от меня — кого-то убедили инквизиторы, кто-то сам решил, что дружить со мною опасно. Никто не помог мне. Никто! Даже семья отвернулась от меня. Отец очень уж переживал за карьеру старших сыновей…
Мне пришлось зарабатывать на жизнь, как умею. Я болтался по кабакам, показывал фокусы. Там меня и нашли служители каноника Тереллина. И он приставил меня к делу. Прямо как тебя, Энно.
— И что ты делаешь?
— Ну, — он усмехнулся, — вот сейчас сопровождаю вас на тот свет. А в обычное время — развлекаю добрых людей, как ярмарочный шут. Шут!
Литц допил вино и скинул бутылку на пол. С глухим глиняным звоном она покатилась по доскам. Маг злобно ударил кулаком в покатую стену мансарды и отвернулся, резко запахнув одеяло.
Глава 27
Разбудил меня осторожный, но настойчивый стук в дверь.
— Пошел к Кхорну! — злобно выкрикнул я, ища рукою кувшин с водой.
— Добрые господа, — раздался маслянисто-заискивающий голос хозяина, — к вам пришли очень важные посетители!
— Принеси воды, архаонов сын, и скажи, что господа спят.
— Никак невозможно, сударь. Воды сейчас принесут.
Я натянул шоссы и перепоясался. Откинул засов. Дверь приоткрылась, женская рука поставила у порога пузатую крынку, и тут же дверь снова захлопнулась.
Что там произошло, что ко мне приперлись в такую рань, да еще и нашли на квартире, куда мы заселились лишь вчера? Солдаты набезобразничали в пригороде? Наверняка! К Кхорну, пусть ротные за них отвечают. Я всего лишь наниматель.
Выпив воды и смочив лицо, я наконец-то почувствовал себя в силах вести светские беседы.
— Пусть войдут, — крикнул я в дверь, на всякий случай засунув кинжальчик под одеяло. Мало ли чего…
Лестница за дверью гулко загремела под чьими-то тяжелыми сапогами, и в комнату ввалился сначала Рихтер Хозицер, а за ним, неожиданно, советник Руппенкох. В комнате, итак маленькой, стало совсем тесно.
Хауптфельдфебель выглядел плохо. Под глазами легли коричневые тени, усы жалко обвисли. Похоже, вчерашний вечер герр Хозицер закончил отнюдь не на службе. Руппенкох, который вчера пил мало, выглядел заметно бодрее, разве что выражение лица стало еще брезгливее.
— Доброе утро, герр коммандер, — проговорил он, косясь на спавшего Литца, и вежливо поклонился, сняв свой черный шаперон. Хозицер поклонился тоже.
— Мы с хауптфельдфебелем просим извинения за столь ранний визит. Но дело у нас важное и не терпит отлагательств.
— Присаживайтесь, — я указал на край кровати. Посетители, однако, остались на ногах. Я несколько расслабился — по тону и поведению вошедших стало понятно, что пришли они не с претензиями, а с просьбой.
Говорил Руппенкох. Командир городской стражи лишь согласно кивал головой.
— Герр коммандер, я задам вам немного неожиданный вопрос. Нет ли у вас каких- либо предубеждений против богатства?
— Предубеждений никаких нет. Есть претензия — что-то эта дамуазель совсем ко мне не заходит!
В барсучьих глазах олдермена блеснула смешинка. Похоже, в рейтинге Руппенкоха я заработал балл.
— Все оттого, осмелюсь заметить, — произнес он, мягко понизив голос, — что ее надо правильно звать…
— Вам, похоже, виднее!
— Видите ли, — тон собеседника стал совсем доверительным, — когда-то мы с Рихтером довольно успешно проворачивали разные сделки в южных предгорьях.… То, что он рассказывал про схватки с орками во время проведения торговых караванов — сущая правда. Но правда и то, что все это окупалось сторицей!
Хозицер кивнул. Мне стало его жалко.
— Литц. Эй, Литц!
— Чего тебе? — сонно пробормотал маг, не отрываясь от своего ложа.
— Где твоя фляга?
— На полу!
Я пошарил у него под кроватью и действительно нашел его жестяную любимицу. Увы, судя по весу, почти пустую.
Вылив остатки вина в кувшин с водой, я протянул его Хозицеру.
— Держите, мастер Рихтер, это отличное средство от скверного настроения ранним утром. Так на чем мы остановились, мессир?
— Разрешите тоже глотнуть, Рихтер… Мы обсуждали сравнительные преимущества богатства перед бедностью, коммандер.
Лицо Руппенкоха приобрело циничное выражение.
— Так вот. Они велики. И настолько весомы, что далеко превосходят выгоды от банального следования установленным правилам, если вы понимаете, о чем я.
Этот птичий язык, да еще и на больную голову, начал меня утомлять.
— О чем мы говорим, советник?
Тот сразу перешел на деловой тон.
— Вы идете на юг, в направлении предгорий. У вас есть четыре воза. Зачем вам идти порожним? Можно прихватить кое-какой товар и округлить свои сбережения!
Гм. Неожиданно.
— Вообще я собирался продать телеги…
— Вот и продадите. На обратном пути. Вы ведь заедете в Теофилбург?
— Ну, если Свету будет угодно благословить нас благополучным возвращением!
— Об этом мы тоже хотели поговорить. Ваши шансы на успешный проход через земли орков сильно вырастут, если с вами будет герр Хозицер и две дюжины парней из городской стражи. Мы можем отправиться с вами, конечно, со своими возами и своим товаром. Большому отряду всегда легче отбиться!
Однако. Пока мы с Литцем изливали друг другу душу и пили, у этих двоих созрели грандиозные замыслы. Но суть их пока непонятна.
— Простите, советник. Но, с кем там торговать, в ваших предгорьях? Перевал закрыт Гиблым местом, значит, в южные королевства не попасть. А с кем торговать в предгорьях — с орками?
Руппенкох выразительно поглядел на Хозицера.
— С гномами, Энно. С гномами! — веско произнес тот, впервые вступив в разговор. — Черные горы заняты кланами цвергов, самых выгодных партнеров во всем мире!
Я молча переводил взгляд с одного собеседника на другого. Руппенкох заметно трусил. Хозицер упрямо и отчаянно смотрел на меня, будто мысленно твердил «соглашайся!»
— Никогда не думал о такой возможности, — наконец произнес я осторожно. — Это очень далеко от нашей миссии. И, мне казалось, что это … запрещено?
Советник потер руки и криво улыбнулся. Хозицер бросил на него быстрый взгляд, как будто говоря — «ну вот видишь?»
— Конечно, запрещено. Вы не замечали, что самые лучшие вещи в мире находятся под запретом? Однако во всех землях то и дело появляются то слитки серебра с печатью горного клана, то часовые механизмы, то натяжители арбалетов нелюдской работы. А бывает, и мифрил, и адаманитум!
— Я слышал, конечно, что у дроу можно купить очень редкие и качественные вещи…
— Гм, вы думаете, это все делают дроу? Они ничего не умеют, кроме луков и ядов, уверяю вас. Нет, наши темнолицые друзья с кисточками на ушах всего лишь перекупщики. И товары гномов все равно попадают к людям, просто — через третьи руки и втридорога.
— Мне, признаться, все равно, где эти дроу берут разные штуки — у меня все равно никогда не было столько денег, чтобы их покупать. Гораздо важнее, что на это скажет инквизиция!
— Ну, инквизиция- это вы, не так ли?
— Не совсем. Точнее, совсем нет. Мы не сможет сохранить в тайне такое дело. У нас обозники — сервы из монастыря. Если кто-то из них начнет болтать — а это неизбежно — нас всех возьмут в колодки. Так что, вся торговля завершится после первого кабака. Что там полагается за торговлю с гномами — полная конфискация имущества, кажется?
— Ага. А еще покаяние и удаление правой руки посредством топора, — сообщил проснувшийся Литц. Он сел на кровати, взял кувшин с водой и яростно начал пить.
— Все можно уладить. Кхорн не настолько страшен, как его рисуют. Позвольте мне взять это на себя, — сообщил Руппенкох, недовольно косясь на Литца.
— Хотелось бы знать пути решения этой проблемы, как вы их видите. Вопрос слишком серьезен. Я не могу рассчитывать только на ваши заверения.
«А я и так тут хожу под угрозой костра» — добавил я мысленно.
— Вас это, может быть, удивит, но — никто ничего не узнает.
— Как это?
— Мы дойдем до предгорий. Встанем лагерем. Ночью мы, вы и несколько доверенных стражников, которых я возьму из числа своих людей, отправимся на встречу с гномами. Совершим сделку. Ночью же вернемся в лагерь. Все.
— То есть гномов никто не увидит?
— Цвергов. У нас их зовут «цверги». Никто, кроме моих людей. Не беспокойтесь, их услуги, в том числе — молчание, мы оплатим сами. Единственная проблема, которая у нас будет — это орки.
— Кстати, об орках. Как мы попрем товары через их земли?
— На возах, разумеется. Ваши четыре, и мои шесть, с прекрасными тягловыми лошадьми. Пойдут, как по маслу!
— Но там нет дорог…
— Старая дорога, полагаю, еще не заросла.
— Но орки там и будут нас ждать. Без возов мы можем пройти быстро и незаметно!
— Незаметно? — Хозицер, немного повеселевший, подкрутил седые усы. — Не попасться на глаза оркам — это, я вам скажу, тот еще трюк! Нет, герр коммандер Андерклинг, вошли в их земли — готовьтесь к бою! И в бою вам повозки ох как пригодятся!
— Гм. Это зачем!
— Мы делали так, — Рихтер ладонями изобразил что-то вроде коробки, — при нападении ставили возы в круг, и заполняли промежутки щитами. Получается передвижная крепость — и это очень хорошо работает против орков. Мы отбивались против вдвое больших сил!
Литц скептически фыркнул.
— Ну, тут я могу полагаться на ваш опыт, герр Хозицер. Но что покупают эти самые «цверги»? Там один клан?
Посетители оживились — разговор пошел в желательном им русле.
— Два клана жили в предгорьях, один западнее перевала, другой — восточнее. Лучше иметь дело с западными. Как их называли — «Молотобойцы», кажется…
— Да, а других — «Черные камни». Очень тяжелые в общении существа, даже для цвергов. Иметь с ними дело решительно невозможно! С «Молотобойцами», конечно, тоже непросто, но у нас получалось….
— А живы ли они? Может, орки всех вырезали. Или эти цверги просто ушли куда-нибудь!
Рихтер покачал головой. Руппенкох надменно усмехнулся.
— Простите, Энно, — мне ведь позволено вас так называть, на правах собутыльника?
— Конечно, только не при подчиненных.
— Разумеется. Так вот, Энно, по вашему вопросу сразу видно, что вы не имеете никакого представления о том, что такое — «цверги»!
— Конечно, не имею. Я законопослушный сын нашей церкви!
— Вы посмотрите на него, Рихтер, — Руппенкох картинно обернулся к спутнику — и ведь ни один мускул не дрогнул! Говорить такое с серьезным лицом — это надобно уметь!
— Давай ближе к делу, Ханс, — ответил ему Хозицер, нервно покусывая седой ус.
— Так вот, цверги. Это такие твари, которых так просто не выведешь. Каждый клан считает «свои горы» священным владением, отданным им богами для добывания всяких руд и минералов, на процветание гномьего племени. И они ни за что не уйдут оттуда! А орки, несмотря на всю их мощь, в горах не соперники гномам. Их подземные лабиринты полны ловушек, в которых погибнет целая армия. А главное — шахты! У них там нарыты проходы на десятки миль, разведаны жилы, налажена и добыча, и выплавка! Как это бросить? Это не вилланы, которые могут уйти на сто миль и там также копаться в земле, как и на родине! Шахту с собой не заберешь.
Так что нет, нет и нет — кланы никуда не ушли. И они помнят про наши торговые дела — живут они долго, и ничего не забывают!
— Ладно. Допустим. Но как продать то, что мы от них привезем?
— Как продать золото? Да нет ничего проще!
— А они что покупают?
— Да, самые разные товары. Охотно берут плотные, теплые ткани, меха, хорошо выделанные и окрашенные кожи. Любят доброе, крепкое вино. Щедро платят за специи, особенно — имбирь и перец. Больше всего они ценят качество.
— И что из этого вы возили этим «цвергам»?
— Всего понемногу. Не стоит грузить все яйца в одну корзину!
— И какова прибыльность этого дела?
Советник сморщился и поднял глаза к потолку, пытаясь прикинуть суммы.
— Бывает, что два к одному. Может быть несколько меньше или больше. Но, ни разу не было такого, чтобы мы не удваивали наши вложения!
Ого.
— А обернуться можно за…
— За два с половиной-три месяца!
— Толково. Что же, господа. Предложение, не скрою, интересное. Мне нужно все обдумать, и, может быть, ответ вас устроит.
Посетители раскланялись. В дверях Руппенкох оглянулся.
— Да, и чтоб вам лучше думалось, коммандер, — стоит вам ответить «да», и одноглазый Клаус непременно присоединится к нам. Такого события он не пропустит!
— До встречи, господа.
Когда посетители ушли, я торопливо допил остатки воды и откинулся на кровать, чуть не пропоров спину ранее спрятанным там кинжалом. Деловые переговоры с утра пораньше здорово утомляют, особенно когда во рту сухо, а в глазах все плывет.
— Что думаешь, Литц? — пихнул я локтем прикорнувшего мага.
— Афера, — буркнул он, не приходя в полноценно бодрствующее состояние, и снова заснул.
Да, это так. Но, Кхорн возьми! В этом проклятом всеми богами мире ты всегда ходишь по грани. Каждый день — как последний. За прошедшую неделю я дважды видел смерть — и оба раза она была очень убедительна. А раз риск — это повседневность, то чего бы и не рискнуть еще раз? Тем более, если разобраться — дело стоящее!
Вот, допустим мы пойдем туда, и нас всех убьют орки. Чего я потеряю — да ничего. Меня не сожгут на костре, и даже руку не отрубят, — все, из ведения и светских властей, и инквизиции я выбыл однозначно.
А не идти к оркам нельзя. У нас приказ викария. И это такой риск, который перекрывает остальные. Так чего бы и не попытаться при этом подзаработать! Деньги мне не помешают в любом случае. Надоело выкраивать крейцеры и орты на сапоги!
И, насчет этих самых повозок. А ведь это прекрасная мысль — применить их как передвижной лагерь. И, думаю, Рихтер, опытный и в битвах, и в делах, подскажет еще не одну дельную мысль.… А если с нами будет и одноглазый Клаус — несомненный знаток зеленокожих — наши шансы на успех многократно возрастут!
Ну и, last but not least, в наш отряд добавится толковый командир — хауптфельдфебель Хозицер, и какое-то количество его людей. Дополнительные копья и арбалеты нам отнюдь не помешают.
В общем, по всему выходит, что предложение господ Хозицера и Руппенкоха надо принимать. И самому поучаствовать в торговле — а почему бы и нет? У меня еще лежит две сотни дублонов — вторая половина жалования наемников, и пригодятся они только по окончании дела. Это примерно через три месяца. Отчего же не пустить их пока в оборот? Да и телеги свободные есть…
Остается вопрос, что бы такое взять, чтобы без палева получить хороший навар. И тут самым надежным кажется выпивка — уж на это спрос есть всегда и везде! А если что, всегда можно сказать, что я взял ее для моральной поддержки солдат.
Приняв решение, я оделся, и, оставив спящего мага, отправился на рыночную площадь.
— Любезный, подскажите, у кого тут можно разжиться лучшим сортом самой крепкой винной эссенции? — обратился я к молодому пивовару, наблюдавшему за разгрузкой возка с солодом возле лавки.
Тот откровенно смерил меня взглядом и, признав благородного, неохотно, но вежливо поклонился.
— Извольте пройти в другой конец, вон туда — он указал рукой — там торгуют всем этаким.
Пройдя в указанную сторону, я действительно вскоре увидел вывеску с тремя бочонками, и небольшой склад дубовых бочек самого разного вида.
Ко мне подошел человек в темном хуке.
— Герр военный интересуется крупными партиями вина? — вежливо осведомился он, дав одновременно понять, что господину военному не стоит рассчитывать, что ему тут нальют одну кружку.
— Да, вы не ошиблись. Мы уходим в поход, и мне надо взять с собой хорошего вина для моих людей.
— Прекрасно. Разрешите рассказать вам о нашем товаре. Все первоклассного качества, могу заверить! Вот, — он указал на гигантскую сорокаведерную бочку, — бренниван из окрестностей Вуппертале. По восемь гротенов за шоппен, оптом — по шесть. Вот — киринсшвассен из Рейхардштадта, по одиннадцать. Вот это — мы подошли к просмоленным бочонкам, стоявшим по три друг на друге — шнапсе из долины Таль. Продам по пять. У нас много товара. Вы что предпочитаете?
— Что то покрепче, и подешевле.
— Хм. Ну вот — «Кордегардианвайн». Пойло для солдат. Крепкое, сладкое, дешевое — все как они любят. Попробуйте, — он подхватил темную густую жидкость небольшим деревянным черпаком.
Вино показалось неожиданно приятным, терпким на вкус, и, по местным меркам, достаточно крепким.
— Сколько?
— Если возьмете бочку, то по двадцать два с половиной!
— А если три бочки? Отдадите по двадцать?
— Три? Хмм… мне нужно посоветоваться с отцом.
Торговец ушел в лавку, через минуту вернулся.
— Он согласен. Только у нас пока две бочки, третью привезут на днях.
— Хорошо, значит, я пока заплачу за две. Сколько выходит?
Торговец быстро защелкал костяшками счетов.
— Выходит шестьдесят рейксталеров.
— Получите, милейший, и отвезите в лагерь за городом, стоящий под штандартом диоцеза Андтаг. Голубое знамя с солнцем и кометой. Скажите, что это имущество коммандера Андерклинга.
Тот глубоко поклонился.
Уверен, что он все сделает в наилучшем виде. Иначе, я ведь знаю, где его найти!
Затем я купил несколько дюжин хорошо выделанных бычьих кож. Разумно предположить, что у гномов в горах немного возможностей разводить быков, а вот толстая кожа всегда пригодится.
И только возвращаясь на квартиру, я вспомнил про письмо из Андтага, которое передал мне послушник Лотоульф.
Поначалу я не мог найти его, и сильно испугался. Но, оказалось, что пергамент был заткнут за голенище сапога, а я даже не заметил этого, одеваясь утром. Торопливо раскрыв записку, я был немало удивлен.
«Глубокоуважаемый унтерконнетабль,
В соответствии с поступившими мне свыше указаниями прошу предоставить мага Литциниуса Кнаппе в распоряжение монастыря Светлого Избавления в Теофилбурге на время: за три дня от праздника Нисхождения Света и до окончания названного праздника.
Викарий диоцеза Андтаг, пресветлый Сильвестр
Дано в Андтаге седьмого дня Травного месяца в год 2137 от Нисхождения Света».
Как хорошо, что я вспомнил про записку! Надо немедленно сообщить магу о новом распоряжении. И, да, мы остаемся в Теофилбурге до праздников. Жирный хозяин как в воду смотрел, сукин он сын!