Глава 11
Рыцарь жил в доме вдовы, державшей прачечную. Улица, где находилось ее заведение, единственная в Андтаге была выложена брусчаткой, отчего и называлась Мощеной.
Дойдя, я постучал в дверь ручкой-кольцом. Окошко в двери открылось, подросток — сын вдовы — взглянул на меня.
— Привет, Миххель. Мастер Ренн здесь?
— Нет, герр Андерклинг, он с утра ушел куда-то. Но, думаю, вы найдете его у кордегардии.
— Понятно. Спасибо, Миххель, кланяйся от меня своей матушке!
Дверка захлопнулась. Похоже, рыцарь околачивается среди городских стражников, играя в кости, или сидит в каком-нибудь кабаке. Обычное дело.
Расспросив дорогой еще нескольких горожан, я нашел его у уличной таверны. Точнее, таверной это даже не назвать — просто три стола с лавками на улице. Еду и напитки подавали из окна дома, над которым опознавательным знаком висел обруч от бочки, переплетенный ячменной соломой.
За вынесенным на улицу столом рыцарь играл в кости в своей обычной компании.
— О, Энно! Присоединяйся к нам, приятель! — воскликнул он, увидев меня, и радушным жестом пригласил за стол. Сидевший рядом рыцарь Беренгард, старый знакомый Эйхе, тут же подвинулся.
— Ты же знаешь, что я не играю в это!
— Герр Андерклинг, может быть партию в «шашки»? — спросил меня Виллем, сын олдермена, полный добродушный юноша.
Меня тут страшно зауважали, когда я научил их этой игре. Я подумывал научить их и шахматам, но для этого надо было выточить шахматные фигуры. Сам я резьбу по дереву делать не умею, а заказать кому-то — вечно нет денег.
— К Кхорну шашки! — воскликнул Эйхе. Для него это была слишком замороченная забава. Даже находясь на службе, рыцарь не любил думать, а уж вне службы — тем более.
— Давай-ка отойдем, расскажешь мне, как все прошло. Берн, бросок за мною!
Мы отошли в подворотную арку соседнего дома.
— Ну что, денег за поход нам не видать? — хмуро осведомился Эйхе.
— Об этом и речи не было. Но, Ренн, нам, похоже, придется ехать снова!
— Как! Там же ничего нет?
— Тереллин считает иначе.
Я пересказал наш разговор с каноником. Рыцарь был озадачен.
— Боюсь, проездим мы снова зазря! Опять два месяца мотаться Свет знает где… Мне это начинает надоедать!
— Ну, считай, что это твой вассальный долг.
— Ха! Вассальный долг — 40 дней в году. И все, потом делай, что хочешь. Не надоело воевать — нанимаешься за деньги. Надоело — идешь на все четыре стороны, никто не вправе тебя задерживать. А мы мотаемся туда-сюда по четыре раза в год, а то и больше.
— Тогда считай это религиозным долгом!
— Знаешь, как по мне, — религиозный долг из тех, что не стоит спешить возвращать. Поклоны Свету можно отбивать, будучи уже дряхлым стариком!
— Хочешь дожить до старости? Да ты оптимист! Ладно, я тебя предупредил — из города нам сказали не отлучаться, быть готовыми предстать перед каноником по первому зову.
— Вот Кхорн! Слушай, Энно, я как раз хотел поговорить с тобой об этом.
— О чем?
— Да, насчет «отлучиться из города». Ты помнишь фон Хольштайна?
— Твой приятель? Раттбод фон Хольштайн, в поместье которого мы заезжали в прошлом году?
— Точно. Старина Ратт!
— Конечно, помню. Я в его замке чуть не околел от пойла, называемого там «элем»!
— Нормальный там эль. Просто нам тогда случайно налили из бочки для слуг. Так вот… Он собирается на охоту, которую устраивает барон фон Гельфрад. И может взять с собою меня!
— Гм. И как ты поедешь?
— Да, вот именно, как? У меня даже лошади нет!
— Ну, значит, придется вежливо отклонить приглашение, тем более что Тереллин…
— К Тзинчу Тереллина! Если я не поеду, меня в другой раз и не пригласят. А я сто лет не был на охоте, уже почти не помню, что там делать!
— А от меня ты что хочешь?
— Энно, — Эйхе вдруг перешел на несвойственный ему обычно просительный тон. — Добудь мне лошадь в монастырской конюшне! Ты же можешь!
Ничего себе!
— Это вот как ты себе представляешь?
— Да легко, — Эйхе, почуствовав, что я не отказываю ему с ходу и вопрос обсуждаем, перешел к делу, — ты же скоро отправишься на сбор десятин, как обычно?
— Не знаю. Конечно, срок для сбора как раз подошел, но отправят ли меня или кого-то другого…
— А ты вызовись сам. И тебе для этого дадут лошадь!
— Ну да…
— Вот ты эту лошадь отдай мне, а сам езжай на муле!
— А где мне его взять?
— Агнес тебе даст. У нее есть рослый, прекрасный мул.
— А она на чем будет развозить одежду?
— Ну, это я с нею договорюсь, — по лицу Эйхе было видно, что об этом он не подумал и сейчас озадачен — Тут ты не беспокойся.
— Как у тебя вообще дела с Агнес? Купчишка не досаждает?
— Как сказать…Эйхе снова потер свою, так и не сбритую с похода, медно-рыжую бороду. — Купчишка-то нет, отстал. Только у нее новая блажь. Она хочет, чтобы я на ней женился.
— Ну, вообще-то тебе давно пора остепениться!
— Да? — Эйхе посмотрел на меня, как будто я предложил ему сунуть голову в улей.
— И вступить в цех прачек?
— Какой еще цех?
— Прачечный. Если я буду ее мужем, то заодно стану главой и семьи, и дела. То есть мастером прачечной! Придется вступать в цех, сдавать цеховой экзамен на знание сортов мыла и щелока, и как нужно отмывать разные ткани. И все это в упленде в цветах цеха, и в переднике!
Я представил его перед корытом, выбивающим палкой чужие камизы, и не смог сдержать смеха. Ренн недовольно набычился.
— Ты мне зубы не заговаривай. Добудешь мне лошадь?
— Ладно, я попробую.
— Отлично!
Он хлопнул меня по плечу, и мы вернулись к столу.
— Выпьешь с нами? — спросил Беренгард, пропуская меня на лавку.
Я бы не только выпил, но и что-нибудь съел, но свободных денег не было совсем.
Эйхе крикнул на кухню, и мальчик — сын хозяйки, принес мне эль, ломоть хлеба и горшок с рагу из овечьего желудка. У рыцаря тут был кредит.
Виллем непременно хотел сыграть в шашки. Беренгард оказал нам всем любезность, взявшись вырезать клетки шахматной доски на грубо выструганном столе. Эйхе сначала протестовал, ведь из-за зарубок на столешнице теперь было нельзя играть в «полкрейцера» и трик-так, да и кубики костей будут падать по-другому.
— Ничего, дружище, мы вырежем «шашки» в сторонке, — сообщил ему Беренгард, и нарезал клетки с самого края столешницы. Берн всегда нравился мне — он покладист и не чванлив, даже несколько раз давал мне уроки боя на топорах. Служит он тоже по церковной части, только не в монастыре, как я, а повыше. Берн служит нашему сюзерену — он один из сержантов экзархата Виссланд, куда входит наш диоцез Андтаг. Молод, красив как Аполлон, умен и общителен, но, увы, небогат. Как и все мы здесь…
Я осторожно отпил мутную сладковатую жидкость, и принялся за рагу, черпая его, как все, хлебной коркой.
— Сегодня у Гельмиеры эль покрепче, чем всегда. Всегда сюда захожу, — сообщил Виллем, глядя на мои сомнения по поводу напитка.
— Лучший эль — только в монастыре! — сообщил рыцарь, любивший подчеркнуть богатство и влиятельность своего сюзерена, хотя гордиться тут, честно говоря, было нечем.
— Ну, как сказать, — Беренгард, немало поездивший по свету, любил рассказать о своих путешествиях. — Самый лучший эль, что мне довелось попробовать, был сварен в Мариенстаде. Они там скинулись всем городом и купили медный котел на пять бочек. Вот в нем эль получается просто великолепным.
— Ха! А как же они пользуются одним котлом всем городом сразу? Да еще и таким здоровым?
— Очень просто. Ставят сусло, потом заливают его в котел и варят. По очереди — чье время пришло, тот и варит. Потом сразу разливают по бочкам, там и охлаждают, и выдерживают.
— А где стоит у них этот котел?
— Возле ратуши, на площади.
— Это надо катить бочки с суслом на площадь, а потом обратно? Да вот еще!
— Зато все видят, из чего эль варится, и хорош ли он. Там народ всегда знает, в какой кабак стоит заглянуть, а какой обойти стороной.
— А я скажу, что в эле главное — грюйт*. Солод-то всегда примерно одинаковый, а вот какие травы туда добавляют — это другой вопрос.
— Не скажи. Замочить солод — непростое дело. Бывает, он плесневеет, или еще чего похуже.
— Чтобы добрые люди не отравились — за этим должны следить эльманы. А я говорю про вкус и крепость. Вот оловянщики в Нордланде научились делать двойной эль — это когда сусло ставят не на воде, а на уже готовом эле. Крепкий получается- ухх! А в Лайтенце сейчас вошел в моду хмель. Варят эль с хмелем, получают «пиво».
— Вот это я бы попробовал — воскликнул Гиззер, немолодой горожанин с лицом, похожим на моченое яблоко, очень любивший как следует набраться. — Должно быть, хмель дурманит так, что с двух кружек окажешься под столом!
— А ты попробуй на Скорняжной улице эль с беленой — там упадешь от одной кружки. Только после этого можешь уже не встать. Правда, Гиззер?
— Давно пора это запретить, — авторитетно заявил Виллем. — От белененого эля люди, бывает, с ума сходят. Я слышал, мясник в соседнем Оденельштадте выпил такого, а потом зарезал соседа, приняв его за быка!
— Нет, это было подальше, в Мортенау, — не согласился Беренарт. — И принял он не за быка, а за зверочеловека. Так он сказал на суде, прежде чем его повесили. Нет, белена — это совсем скверно. Хуже только пиво с грибами, что любят наши зеленокожие друзья из Орквальда. А вот лайтенский хмельной эль — очень хорош, хотя и не настолько, как ты думаешь, Гиззер.
— И давно ты был в Лайтенце? — удивился Виллем.
Бернхарт усмехнулся.
— Ни разу в жизни там не бывал. Меня угощал кастелян замка Эбершрайк, когда я был там осенью. Ему привезли два бочонка аж из самого Лайтенца, и ничего не испортилось!
— Ты был в Эбершрайке? И что там? Готовятся к сейму?
— Думаете, сейм все-таки состоится? — спросил Брюнн, богатый торговец, наблюдавший за игрой Виллема с Беренгардом.
— Ходят слухи, — веско произнес стражник Аппель, глазами давая понять, что слухи эти исходят не откуда-нибудь, а от серьезных, кулуарно осведомленных особ, — что в этот раз император все-таки будет избран! И произойдет это как раз на сейме, что собирается в Эбершрайке!
Интересно, подумал я. Этот Эбершрайк — большой замок возле города Ахенбург, и принадлежит церкви. В самом Ахенбурге расположен конклав и дворец Пресветлого блюстителя. Если сейм собирают на терртории церкви, значит, экзархи, в пику владыкам Кенигсланда и Штирланда, решили оказать покровительство князьям — выборщикам.
— Это будет достойным удивления событием, — заметил молодой Виллем, взяв сразу две шашки Беренгарда, и проведя свою «в дамки». — Мы сотни лет живем без императора и все уже привыкли к этому!
— Ну, вроде бы император есть — Карл Рейкландский!
— Да, но признают его только в Кенигсланде. А кто основные претенденты сейчас?
— Да, практически, все! В этом-то вся проблема!
— Я слышал, что Волленбурги набрали уже много сторонников — сказал Виллем, живо интересовавшийся движениями в высших сферах. — И он очень богат, не зря его называют «Синьором Лайтенца». Торговый город на берегу моря — это золотое дно!
— Да, Гетц фон Волленбург — известен далеко за пределами Виндесхейма. Но и противников у них хватает. Только он не очень-то ладит с Церковью. Десятина, видите ли, ему в тягость!
— Это торгаши из Лайтенца его так настроили. Ведь это они платят талью, а не сам Волленбург!
— А я слышал наоборот. Историю со снижением тальи раздул сам граф. Его поэтому-то и призвали в город, что он обещал Совету Господ Лайтенца облегчение церковных налогов. Только он никакой не «синьор» им! Правит там по договору. Говорят, лайтенских альтманов просто трясет от возмущения, когда они слышат, как его называют «синьор Лайтенца». И не думай, что он может черпать с этого «золотого дна», сколько хочет. Тамошние торгаши — те еще скряги! Про таких говорят — «дашь корову — он просит и сена». Так что не торопись завидовать «синьору Лайтенца» — бьюсь об заклад, его подданные намного богаче его самого!
— Ну, без поддержки Церкви фон Волленбургу трудно будет стать императором — решился высказаться и я. — Ее авторитет…
— Да кого это интересует — возмутился Беренгард. — На сейме голосуют только князья. Да и то не все. А это люди широких взглядов, и церковники им не указ. Знаешь, как их сейчас зовут? «Светоши». Ха-ха-ха!
Все засмеялись, сочтя шутку крайне потешной.
— Вы абсолютно правы, рыцарь. Но, согласитесь, князья, прежде чем принять решение, тоже кого-то слушают? Они слишком заняты турнирами, охотами и любовницами, чтобы самим разбираться в делах. Кто нашептывает им решения?
— Да, у всех, — свои демоны.
Беренгард допил свой эль и поставил кружку вверх дном, чтобы ему налили еще.
— Кто-то слушает своих баронов. Кто-то — духовников. Кто-то живет душа в душу с экзархом церкви. А бывает, во всем слушают жену. Или любовницу. Раньше было проще!
Мальчик налил Беренгарду эля. Тот залпом выпил и продолжил.
— Раньше было проще. Все слушали придворного мага. А вот сейчас они не в чести, и право, зря!
— Тише, сударь! Такие речи непозволительны для служителя церкви!
— Я вроде бы среди друзей!
Эйхе решил прервать этот становящийся неприятным разговор.
— Оставим вопросы церковной политики, они недоступны нашему пониманию. Если жрецы говорят, что магия — это плохо, значит, нам следует принять это на веру. Я же могу сказать одно. Если бы меня кто-нибудь взял в Эбершрайк на сейм и дал слово, ей-Свет, я бы выбрал фон Кесселя. Это действительно храбрый воин и талантливый полководец. Я видел его под Марбахом. Скажу так — этот человек высечен сталью из камня. Рыцари за него горой стоят!
— Его рыцари, Его рыцари, Ренн — возразил Беренгард. — Но есть и те, кто его ненавидит.
Я встал.
— Главное, чтобы все не кончилось большой дракой. Ладно, господа, мне пора. Да, Виллем, чуть не забыл. У вашего батюшки в лавке, помнится, были славные сушеные груши и смоквы. Не осталось ли их? Мне немного надо!
— Да, извольте, я принесу.
— Не стоит трудов, пришлите мальчика в монастырь, я буду там.
— Как угодно, герр Андерклинг. Пару фунтов достаточно?
— Полагаю, да.
Наконец-то я не забыл про старика Анхеля.
Глава 12
Задачка, подкинутая мне Эйхе, конечно, чертовски непроста! Тем не менее, поразмыслив, я решил, что стоит над ней потрудиться. Ренн все-таки славный малый, помог мне и с доспехом, и с длинноволосым недожаренным исчадием ада, и в бое на мечах тренирует меня помаленьку! В общем, решил я ему помочь. Ренн беден, как церковная крыса, и, если оружие для охоты он еще сможет где-то достать, то коня ему ни в жизнь не добыть!
В монастырь я вернулся незадолго до вечерней службы. Времени оставалось немного, так что пришлось поспешить к камерарию.
Брат Адабельт заведовал всем движимым имуществом монастыря и отвечал за сбор ренты с монастырских сервов. Поскольку я был «подвижной единицей», имеющей почти неограниченный доступ за ворота монастыря, он частенько поручал мне поездки по окрестным манорам, для проверки счетов и доставки собранных средств в монастырь.
Камерарий оказался в своей келье. Он копался в каких-то пергаментах, сверяя их с гроссбухом. Двое послушников помогали ему, поднося нужные документы и щелкая костяшками счёт.
— Брат Адабельт, благослови вас Свет! Я прибыл узнать, не нужны вам мои скромные услуги!
— Всегда рад вам, брат. Вы знаете, что дел у меня всегда больше, чем сил на них. Я слышал, вы только вернулись из долгого похода. Может быть, вам не следует пока отправляться в путь, лучше передохнуть?
— Я полон сил, хвала Свету. Но, видите ли, брат Тереллин может в любой день отправить меня в новый поход, и тогда я долго не смогу быть вам полезен.
— Что же, я могу только возрадоваться такому рвению. Вы пример для всех наших новициев, — камерарий покосился на послушников. — Подходите завтра до заутрени, и мы все устроим. Вы знаете, я встаю очень рано.
Тут все встают ужас, как рано, подумалось мне. Поклонившись, я отправился в свою крохотную келью.
Проснувшись в сиреневых сумерках, едва приведя себя в порядок, я заспешил к камерарию. Он уже ждал меня. При свете толстенной свечи он изучал разложенные по бюро пергаменты.
— Как замечательно, Энно, что вы пришли так рано. У меня сегодня до крайности много дел, так что давайте покончим со всем поскорее. Вот, посмотрите… Северо-западные и западные маноры, всего двенадцать деревень. Вам надо будет посетить четыре, забрать у ратманов деньги, — итого шесть рейксталеров и четырнадцать крейцеров. Также надо будет доставить двадцать фунтов воска, четыре куска полотна и два куска некрашеного сукна.
— Мне понадобится лошадь.
— Конечно. Возьми у конюшего, что тебе необходимо. Еще скажи келарю, пусть выдаст тебе в дорогу хлеб, сыр и эль.
— Благодарю, брат Адабельт. И вот что еще — сообщите отцу Тереллину, что я уехал по вашему распоряжению. Если я понадоблюсь ему срочно, вы знаете, где меня найти.
Конюший оказался на своем месте. Он принимал от ризничего овес.
Новость о том, что я уезжаю, удивила его безмерно.
— Вы только приехали, брат Энно, — удивился он. — И опять вас куда-то посылают?
— Служение Свету превыше наших частных интересов, брат Гонорий.
— Гм. Не припомню, чтобы хоть раз видел вас молящимся Свету, брат.
— Поверьте, я бы очень хотел остаться в обители и вместе с братьями в одном порыве вознести хвалы Свету Всеблагому и Всесожигающему. Но мне придется вместо этого трястись по грязным лужам, называемым у нас дорогами, считать придорожных висельников, а потом собирать дань с нищих, грубых вилланов. И я очень надеюсь, что вы дадите мне не самую худшую лошадь! Кстати, кобыла рыцаря Эйхе не хромала с тех пор, как мы приехали?
— С лошадью все хорошо. Она болела в походе?
— Да, у нее слетела подкова, и ее скверно перековали.
— Эй, Сигамар, — брат Гонорий позвал конюха серва. — Посмотри-ка у Гернии — какое было копыто, Энно?
— Передняя левая…. да, точно, левая нога.
— Передняя левая, Сигамар!
Рослый конюх прошел в загон к лошади и загнул ей ногу в колене, осматривая подкову.
— Подкова — дрянь, — сообщил он, — но сидит как влитая. Жалко снимать!
Я подошел посмотреть.
Действительно, роговая ткань копыта плотно прилегала к подкове и даже как будто обтекала ее. Казалось, копыто само подросло навстречу подкове и приняло ее в себя.
— Интересно…
— Вы хотите взять эту лошадь? Напрасно. Она у вас здорово исхудала в походе, ей нужно отдохнуть. Возьмите вот…
— Знаете, я бы не отказался от хорошего жеребца.
— Вы так хорошо научились ездить верхом в ваших странствиях, что готовы сесть на норовистого коня?
— Я готов рискнуть. И мне понадобится еще одна лошадь, для груза на обратный путь.
Конюший замялся.
— Позвольте предложить вам пригожего вьючного мула. Он не создаст проблем, а для вьюков подойдет получше любой лошади!
Я мысленно вздохнул. Все мне нынче сватают мулов!
— Хорошо, брат Гонорий. Буду дорогой смирять гордыню!
— Прекрасно. Сигамар, оседлай Ифрита. И приведи брату Энно какого-нибудь мула помоложе.
— Накиньте на него попону и повесьте пару вьючных мешков.
— Хорошо.
Пока четвероногих готовили к походу, я дошел до келаря по поводу продуктов в дорогу. Он ожидаемо отправил меня к ключарю Гиппелю. Толстяк, хлопотавший на кухне, выделил мне весьма щедрый пай из хлебов, сыра и даже выделил круг кровяной колбасы.
Выйдя за ворота верхом на Ифрите, с мулом в поводу, я кое-как доковылял до Мощеной улицы. Эйхе вместе со своим «пасынком» Миххелем ждал меня у порога.
— Отлично! Кхорн побери, просто великолепно! Высоченный молодой жеребец! Как у вас получилось, Энно?
— Наверное, брат Гонорий просто хотел бы увидеть меня с переломанными ногами! И, Ренн, я очень надеюсь, что с конем ничего не случится!
— Не беспокойся. Вот твой мул! Жаль, что на конюшне нет охотничьих собак!
— Собак нет. Но ты можешь арендовать рогатину или охотничий меч у мастера Кана!
— Непременно, дружище! Непременно!
— Я, кстати, отправляюсь к нему. Миххель, перегрузи торбу с жеребца на мула.
— Я займусь сборами. За мной должок, Энно! До встречи!
И Эйхе взялся за сборы на свою охоту, а я поехал к оружейнику.
Подъехав к мастерской Кана, я позвал Азалайсу. Сначала выглянула кухарка, потом — жена Кана, а через пару минут и сама Аззи. Она была в камизе и робе, явно ей маловатой.
— Нам пришлось выдать ей рубашку и платье, чтобы она выглядела прилично, — с недовольным лицом сообщила мне супруга Кана.
— Благослови вас Свет. Я заплачу за эту одежду при расчете с мастером за доспех, — сообщил я.
— Не задерживайте с этим, сударь, — надменно попросила фрау Кан и величественно удалилась.
— Садись на мула, фройляйн, — обернулся я к Аззи. — Извини, он без седла.
— Я могу и так пойти, — сообщила мне Аззи. — Я не имею привычки отягощать своим телом других живых существ.
— Ну, хочешь — иди пешком.
Аззи действительно не села на мула — она взяла его под уздцы и легкой упругой походкой отправилась за мною. Она была в прекрасном расположении духа.
— Куда мы идем?
— В деревню в десяти лигах отсюда.
— Десять лиг — это сколько?
— Если будем идти также как и сейчас — до заката поспеем.
— Отлично. Наконец-то прочь из этого ужасного места! Тут задохнуться можно, и постоянно кого-то убивают.
— Кого убивают?
— Сегодня в доме, где я жила, зарезали петуха. А вчера — ягненка. Это очень нехорошо — убивать таких маленьких ягнят только из-за того, что у них мясо мягче, чем у взрослых! А уж как воняет и на улице, и в доме.…А люди друг на друге живут, спят в одной кровати по трое, по четверо!
— Ну и прекрасно. Ты мне вот что расскажи. Тебя когда с костра стащили, у тебя половина одежды уже сгорела. А на тебе — ни ожога. Как ты так сделала?
Азалайса слегка нахмурилась.
— Я могу так делать с самого детства. Умела, с тех пор как себя помню.
— Так-так. И как ты это делаешь?
— Я не могу это объяснить непосвященному.
— Ну, уж как-нибудь постарайся объяснить непосвященному мне, иначе придется объяснять какому-нибудь вполне компетентному инквизитору!
— Вот зачем вы пугаете бедную девушку!
— Тебя, похоже, не так-то просто испугать.
— Да уж, насмотрелась я всякого, что есть, то есть.
— Ладно, не хочешь рассказывать, не надо. А вот как ты копыто лошади залечила?
— Травами, — лукаво улыбнулась Аззи, на ходу поглаживая морду своего мула.
— Да это же отлично! Ты нарастила ей с полдюйма копыта за одну ночь, и все это- травами! А как называются такие травы?
— Ну, уж и не полдюйма, неправда это, намного меньше…
— Но за одну ночь?
— Так я всю ночь тогда не спала, разве вы не видели?
— Видел, видел. В общем, копыто ты нарастить можешь…
— Сколько-то могу, правда.
— А зубы? Зубы умеешь?
Она замялась.
— Ну, это немного другое.… Да и надо ли? Если лошадь теряет зубы, значит она старая. Что ей растить зубы, все равно скоро помрет!
— Я, на самом деле, не про лошадь. Мне тут зуб недавно выбили. Может, посмотришь, а?
Она оторопело посмотрела на меня.
— Я, сударь, больше быков и коров лечу, людей я не очень-то умею!
— А ты попробуй. Мы не так уж сильно отличаемся. Если будешь лечить людей, да еще и так успешно, как ту лошадь, тебе будут платить ОЧЕНЬ хорошие деньги. Доктора всегда в цене.
— Доктора?
— Да. Такие люди. Лекари. Залечивают раны, болезни. Предотвращают эпидемии. Я думаю, ты смогла бы!
Она задумалась.
— Раны я умею лечить, и очень хорошо. Правда, в деревне мне приходилось многое скрывать, но всё же ко мне обращались, и людей я, бывало, тоже лечила, не только скотину.
— Вот и славно. Клиентов я поначалу смог бы тебе поискать, потом — сами потянутся. Тут главное — не попасть в инквизицию.
— Это те, кто сжигают людей?
— Ведьм. Вурдалаков, ведьм, оборотней, гхоллов, прочую нечисть. Иногда, конечно, ошибаются. Вот тебя, например, взяли и отпустили.
— Вот чего мне совсем не хочется, сударь, так это — на костер. Лучше без денег, но зато не изойти на дым и золу. А вот как «предотвращать эпидемии»?
— Ну, вот будет эпидемия, мы с этим и разберемся. Скажем, во время чумы палатки окуривают дымом. От холеры — вроде надо кипятить воду. От тифа — морят вшей… Кстати, Аззи. А не можешь ли вывести у меня вшей? Уже замучили, право слово.
— Могу, конечно, — Аззи усмехнулась, — как и любая женщина, не ослепшая от шитья.
— Нет, не просто выбрать их, а вот, чтобы их никогда уже не было, вообще. В наших местах, скажем, на собак надевают ошейники от блох, и пока такой ошейник надет на собаку, блохи ее не беспокоят.
Аззи хихикнула.
— Думаете, вам пойдет ошейник? А я слышала, господа предпочитают золотые цепи!
Болтая таким образом, мы достигли городских ворот. Тут я увидел знакомую фигуру. Рыцарь Беренгард и еще трое всадников выезжали в те же ворота.
— О, Энно! Куда вы собрались?
— Монастырь послал меня в свои поместья собрать и привезти полугодовые платежи.
— Похоже, мы с вами будем попутчиками. И даже, соучастниками, ха-ха. Мы едем собирать талью с северных земель.
— Прекрасно. С таким прекрасным собеседником как вы, рыцарь, время в пути пролетит как один миг. Ваши спутники…
— Да, разрешите вас взаимно отрекомендовать. Энно Андерклинг, юнкер, слуга церкви, человек, чье происхождение загадочно как таинства Света, принесший в этот мир дивную игру под забавным названием «шашки». Это, — он указал на немолодого господина, одетого в дорогой, тонкой ткани шаперон и теплый серый вамс, с бляхой на толстой серебряной цепи, — герр Карл фон Эсперн, прево округа Хаммельбург, куда мы и направляемся для исполнения своего долга. Господа Курт Шварцмюллер, секретарь казначейства, и Нильс фон Родерик, советник, равно как и я, сопровождают господина прево в его поездке.
Господа благосклонно мне поклонились.
— Чрезвычайно рад познакомится с вами, герр Андерклинг! — сообщил молодой Нильс. Жаль только, что мы не сможем поиграть в дороге в ваши замечательные «шашки».
— Да, вот ели бы мы ехали в шарабане, как у герцога, можно было бы играть хоть всю дорогу!
— Ничего, в хорошей компании время летит незаметно. А ваша спутница, простите…
— Азалайса, Азалайса …э… Андерклинг, моя двоюродная сестра.
— Приятно познакомиться, фройляйн. С вами дорога будет вдойне приятней!
Мы дали шпоры своим коням (или пятки бок мулам) и, пригибаясь, проскочили в городские ворота.
------------------------
* грюйт — смесь меда и трав, добавлялся в эль до того, как начали применять хмель