- Тэпли, сэр, - сказал его гость. - Тот самый, что раньше служил в "Драконе", а потом ушел искать чего-нибудь повеселей, сэр.
- Ну конечно! - воскликнул Мартин. - Как же вы сюда попали?
- Прямо по коридору, сэр, а потом вверх по лестнице, - сказал Марк.
- Я хочу сказать, как вы меня разыскали? - спросил Мартин.
- Очень просто, сэр, - сказал Марк, - раза два я встречал вас на улице, если не ошибаюсь, а сейчас я глядел в окно колбасной лавки, вместе с голодным трубочистом, как будто нарочно созданным для того, чтобы развеселить человека, сэр, - а вы покупаете вот это.
Мартин покраснел, когда мистер Тэпли указал кивком на стол, и спросил, несколько заторопившись:
- Ну, а потом?
- А потом, сэр, - ответил Марк, - я взял на себя смелость последовать за вами; и так как я сказал внизу, что вы меня ждете, то меня впустили.
- У вас есть какое-нибудь поручение ко мне, раз вы сказали, что вас ждут? - спросил Мартин.
- Нет, сэр, никакого, - сказал Марк. - Это была, что называется, святая ложь, вот как.
Мартин бросил на него сердитый взгляд, но в жизнерадостном лице Марка и в его манерах было что-то такое, при всей веселости далекое от навязчивости или фамильярности, что невольно обезоруживало. Кроме того, Мартин пять недель прожил в одиночестве, и ему было приятно слышать этот голос.
- Тэпли, - сказал он. - Я буду с вами откровенен. Насколько я могу судить и насколько я слышал от Пинча, вы не такой человек, чтобы вас могло привести сюда дерзкое любопытство или еще что-либо столь же оскорбительное. Садитесь. Я рад вас видеть.
- Благодарю вас, сэр, - сказал Марк. - Я уж лучше постою.
- Если вы не сядете, - возразил Мартин, - я с вами не стану разговаривать.
- Очень хорошо, сэр, - заметил Марк. - Ваша воля - закон, сэр. Садиться так садиться. - И с этими словами он уселся на кровать.
- Угощайтесь, - сказал Мартин, подавая ему единственный нож.
- Благодарю вас, сэр, - отвечал Марк, - после вас.
- Возьмите сейчас, а то вам ничего не останется, - сказал Мартин.
- Очень - хорошо, сэр. Если такое ваше желание - пусть будет сейчас. И с этими словами он степенно принялся за еду. Мартин, некоторое время молча жевавший, вдруг спросил:
- Что вы делаете в Лондоне?
- Ровно ничего, сэр, - ответил Марк.
- Как это так? - спросил Мартин.
- Ищу места... - сказал Марк.
- Мне вас очень жаль, - заметил Мартин.
- ...к одинокому джентльмену, - продолжал Марк. - Более желательно, чтобы к приезжему. Предпочтительно что-нибудь временное. За жалованьем не гонюсь.
Он говорил это так подчеркнуто, что Мартин перестал жевать и сказал:
- Если вы имеете в виду меня...
- Да, вас, сэр, - прервал его Марк.
- Тогда сами можете судить, по моему образу жизни зесь, есть ли у меня средства держать слугу. Кроме того, я на днях уезжаю в Америку.
- Что ж, сэр, - возразил Марк, нисколько не смутившись этим сообщением, - по всему, что я слышал, думается, Америка для меня самое подходящее место, там-то и быть веселым!
Мартин опять посмотрел на него сердито, и опять его гнев невольно смягчился.
- Господь с вами, сэр, какой нам толк ходить вокруг да около, прятаться за углом и увертываться, когда все дело можно решить в двух словах? Последние две недели я следил за вами, не спуская глаз. Я отлично вижу, что дела ваши не очень-то ладятся. Еще тогда, когда я в первый раз встретил вас в "Драконе", я понял, что этим кончится, рано или поздно. Так что вот, сэр, я к вашим услугам. Сам я тоже без места, а без жалованья обойдусь хоть целый год, потому что скопил кой-что в "Драконе" (не собирался копить, да так уж вышло), вот я, весь тут, сэр! Люблю всякие приключения, и вы мне правитесь, сэр, и хочется мне показать себя в таких обстоятельствах, когда всякий другой упал бы духом. Так возьмете вы меня или не возьмете, сэр?
- Как же я могу вас взять? - воскликнул Мартин.
- Когда я говорю "взять", - ответил Марк, - то это значит - хотите ли вы взять меня с собой, а когда я говорю взять с собой, это значит позволите ли вы мне ехать вместе с вами, потому что я все равно поеду, так или иначе. Как только вы сказали "Америка", я сразу понял, что это самое подходящее для меня место. И потому, если я не куплю себе билета на тот пароход, с которым поедете вы, сэр, то куплю себе билет на другой. И попомните мои слова, сэр: коли я поеду один, то уж - из принципа - только на самом гнилом и трухлявом старом корыте, на каком можно будет получить место даром или за деньги. Так что, ежели я утону по дороге, сэр, на вашей душе будет грех, да еще какой грех, сэр? Поверьте моему слову.
- Это просто глупо, - сказал Мартин.
- Очень хорошо, сэр, - возразил Марк. - Рад это слышать, потому что, раз вы меня с собой не берете, вам будет легче, оттого что вы так думаете. А я с джентльменом не стану спорить. Я только говорю: будь я проклят, коли в таком случае не уеду в Америку на самой дрянной старой посудине, какая выходит из порта!
- Вы сами не верите тому, что говорите, - сказал Мартин.
- Нет, верю! - воскликнул Марк.
- Не спорьте со мной, говорят вам! - возразил Мартин.
- Отлично, сэр, - сказал Марк с тем же выражением полной удовлетворенности. - Пока что пусть будет так, сэр, поживем - увидим. Да, господи твоя воля, я только в том и сомневаюсь, будет ли с моей стороны заслуга ехать с таким джентльменом, как вы: ведь вы так же легко пробьете там себе дорогу, как гвоздь пробивает трухлявое дерево.
Это задевало слабую струну Мартина; перед лестью он не мог устоять. К тому же он невольно подумал о том, какой живой характер у Марка и какую перемену он уже внес в унылую атмосферу этой тесной комнатки.
- Что ж, конечно, Марк, - сказал он, - я надеюсь добиться там успеха, иначе не поехал бы. Может быть, у меня есть качества, нужные для успеха.
- Разумеется есть, сэр, - сказал Марк Тэпли. - Это всем известно.
- Видите ли, - сказал Мартин, опершись подбородком на руку и глядя в огонь, - декоративная архитектура в применении к жилым домам должна пользоваться в Америке большим спросом, потому что люди там постоянно меняют место жительства и переезжают дальше: ясно, что им нужны дома.
- Я бы сказал, сэр, - заметил Марк, - что такое положение вещей открывает для архитектуры на редкость веселую перспективу, просто неслыханное дело!
Мартин быстро взглянул на него, подозревая, что эти слова выражают некоторое сомнение в успехе его замыслов. Но мистер Тэпли уписывал хлеб и говядину с таким простодушным и чистосердечным видом, что Мартин сразу успокоился. Однако не успело это сомнение рассеяться, как другое зародилось в его душе. Он достал пустой конверт, куда прежде была вложена ассигнация, передал его Марку и, пристально глядя на него, спросил:
- А теперь скажите мне правду. Вам известно что-нибудь об этом?
Марк вертел конверт и так и эдак, подносил его к глазам, смотрел издали, вытянув руку во всю длину, поворачивал его надписью то вверх, то вниз и, наконец, покачал головой, так искренне удивляясь вопросу, что Мартин сказал, беря у него конверт:
- Нет, я вижу, что вы ничего не знаете. Да и откуда вам знать? Хотя, право, это было бы не более удивительно, чем то, что конверт вообще попал сюда. Ну, вот что, Тэпли, - прибавил он, подумав с минуту, - я расскажу вам свою историю, как она есть, и тогда вам станет понятно, чему вы себя подвергаете, если поедете со мной.