14377.fb2
- Куда вы идете? - спросил Клим.
- Обедать.
И, мотнув головой на церковь Чудова монастыря, он сказал:
- Чиню иконостас тут.
- Вот как! И в театре и в церкви работаете...
- Так что? Все равно работа. Меня знакомый резчик и позолотчик пригласил. Замечательный...
Диомидов нахмурился, помолчал и предложил:
- Пойдемте в трактир, я буду обедать, а вы - чай пить. Есть вы там не станете, плохо для вас, а чай дают - хороший.
Было бы интересно побеседовать с Диомидовым, но путешествие с таким отрепанным молодцом не улыбалось Климу; студент рядом с мастеровым подозрительная пара. Клим отказался идти в трактир, а Диомидов, безжалостно растирая ладонью озябшее ухо, сказал:
- Все - работаю. Хочу много денег накопить. И вдруг спросил:
- Вы одобряете Лидию Тимофеевну, что она в театр готовится?
Не ожидая ответа, он тотчас раскрыл смысл вопроса:
- Это ведь все равно как голой по улице ходить.
- Лидия Тимофеевна - взрослый человек, - сухо напомнил Клим.
Диомидов утвердительно кивнул головой.
- По-моему, умные чаще ошибаются в себе.
- Почему вы так думаете? . - А - как же? Я - книги читаю, вижу...
Это показалось Самгину дерзким: невежда, говорить правильно не умеет, а туда же...
- Что ж вы читаете?
- Всякое. Все об ошибках пишут. Притопывая ногою, он спросил:
- Вы - революцией занимаетесь?
- Нет, - ответил Клим, взглянув прямо в глаза Диомидову, - синева их была особенно густа в этот день.
- А я думаю - занимаетесь, вы такой скрытный.
- Почему вас интересует это?
- Когда мне об этом говорят, я знаю, что это правда, - задумчиво пробормотал Диомидов. - Конечно - правда, потому что - что же это?
Он махнул рукою на город.
- А хоть и знаю, да - не верю. У меня другое чувство.
- О революции на улице не говорят, - заметил Клим.
Диомидов оглянулся.
- Это - не улица. Хотите, я вам одного человека покажу? - предложил он.
- Какого?
- Увидите. Замечательный. Он - по субботам проповедует.
- Революцию?
- По-моему - еще хуже, - не сразу ответил Диомидов. Клим усмехнулся.
- Забавный вы человек!
- Пойдемте! - тихонько, но настойчиво упрашивал Диомидов. - Сегодня суббота. Только вы попроще оденьтесь. Хотя - все равно, - бывают и такие. Даже околоточный бывает. И - дьякон.
По ласкающему взгляду забавного человека было ясно: ему очень хочется, чтоб Самгин пошел с ним, и он уже уверен, что Самгин пойдет.
- Страшно интересно. Это надо знать, - говорил он. - Очки - снимите, очковых людей не любят.
Клим хотел отказаться слушать вместе с околоточным проповедь чего-то хуже революции, но любопытство обессилило его осторожность. Тотчас возникли еще какие-то не совсем ясные соображения и заставили его сказать:
- Дайте адрес, я, может быть, приду.
- Лучше мне зайти за вами, проводить...
- Нет, не беспокойтесь...
Вечером Клим плутал по переулкам около Сухаревой башни. Щедро светила луна, мороз окреп; быстро мелькали темные люди, согнувшись, сунув руки в рукава и в карманы; по сугробам снега прыгали их уродливые тени. Воздух хрустально дрожал от звона бесчисленных колоколов, благовестили ко всенощной.
"Любопытно, - в какой среде живет этот полуумный? - думал Клим. - Если случится что-нибудь - самое худшее, чего я могу ждать, - вышлют из Москвы. Ну, что ж? Пострадаю. Это - в моде".
Вот, наконец, над старыми воротами изогнутая дугою вывеска: "Квасное заведение". Самгин вошел на двор, тесно заставленный грудами корзин, покрытых снегом; кое-где сквозь снег торчали донца и горлышки бутылок; лунный свет отражался в темном стекле множеством бесформенных глаз.
В глубине двора возвышалось длинное, ушедшее в землю кирпичное здание, оно было или хотело быть двухэтажным, но две трети второго этажа сломаны или не достроены. Двери, широкие, точно ворота, придавали нижнему этажу сходство с конюшней; в остатке верхнего тускло светились два окна, а под ними, в нижнем, квадратное окно пылало так ярко, как будто за стеклом его горел костер.
Клим Самгин постучал ногою в дверь, чувствуя желание уйти со двора, но в дверях открылась незаметная, узкая калиточка, и невидимый человек сказал глухим голосом, на о:
- Осторожно. Четыре ступени.
Затем Самгин очутился на пороге другой двери, ослепленный ярким пламенем печи; печь - огромная, и в нее вмазано два котла.