В другой раз, поглядев на фотографии и гравюры, он осведомился:
- А где Лидии Тимофеевны портрет? Варвара сказала, что Лидия Варавка ничем еще не знаменита, тогда он заявил:
- Знаменитостей и не надобно, от них, как от полицейских, только стеснение. И, вздохнув, прибавил:
- И - неизвестно, может, Лидия Тимофеевна тоже в знаменитые попадет.
Сейчас, выпив стакан молока, положив за щеку кусок сахара, разглаживая пальцем негустые, желтенькие усики так, как будто хотел сковырнуть их, Диомидов послушал беседу Дьякона с Маракуевым и с упреком сказал:
- Вы - все про это, эх вы! Как же вы не понимаете, что от этого и горе - оттого, что заманиваем друг друга в семью, в родню, в толпу? Ни церкви, ни партии - не помогут вам...
- А ты, Семен, все-таки в сектанты лезешь, - насмешливо оборвал Дьякон его речь и посоветовал: - Ты бы молока пил побольше, оно тебе полезнее.
Диомидов рассердился, побледнел и, мигая, встряхнул волосами, - таким Самгин еще не видел его.
- Единство - в одном! - сиповато крикнул он, показывая Дьякону палец. - Дьякон угрюмо ответил:
- Растопырив пальцы - за горло не схватишь.
- Be множестве единства не бывает, не будет! Никогда. Надраено загоняете в грех.
Маракуев смеялся, Варвара тоже усмехалась небрежненькой и скучной усмешкой, а Самгин вдруг почувствовал, что ему жалко Диомидова, который, вскочив со стула, толкая его ногою прочь от себя, прижав руки ко груди, захлебывался словами:
- Арестантов гнали на вокзал... кандалы звенели, да! Вот и вы тоже... кандалы куете! Душу заковать хотите.
- Какая ерунда, - сердито крикнул Маракуев, а Диомидов, отскочив от стола, быстро нашел к двери -и на пороге повторил, оглянувшись через плечо:
- Великий грех против души... покаетесь!
- Не из тучи гром, - пробормотал Дьяков, жестко посмотрев вослед ушедшему, и подвинул пустой стакан нахмурившейся Варваре.
- Напрасно вы дразните его всегда, - сказала она.
- Имею основание, - отозвался Дьякон и, гулко крякнув, поискал пальцами около уха остриженную бороду. - Не хотел рассказывать вам, но расскажу, - обратился он к Маракуеву, сердито шагавшему по комнате. - Вы не смотрите на него, что он такой якобы ничтожный, он - вредный, ибо .хотя и слабодушен, однако - может влиять. И - вообще... Через подобного ему... комара сын мой излишне потерпел.
Все неведение Дьякона и особенно его жесткая, хотя и окающая речь возбуждала у Самгина враждебное желание срезать этого нелепого человека какими-то сильными агатами.
- Дён десяток тому назад юродивый парень этот пришел ко мне и начал увещевать, чтоб я отказался от бесед с рабочими и вас, товарищ Петр, к тому же склонил. Не поняв состояния его ума, я было начал говорить с ним серьезно, но он упал, - представьте! - на колени предо мной и продолжал увещания со стоном и воплями, со слезами - да! И был подобен измученной женщине, которая бы умоляла мужа своего не пить водку. Говорил, конечно, то же самое: что стремление объединить людей вокруг справедливости ведет к погибели человека. И вопил, что революционеров надобно жечь на кострах, прах же их пускать по ветру, как было поступлено с прахом царя Дмитрия, именуемого Самозванцем.
Дьякон взволновался до того, что на, висках и на лбу выступил пот, а глаза выкатились и неестественно дрожали.
"Какое отвратительное лицо", - подумал Самгин. Вздыхая, как уставшая лошадь, запахивая на коленях поддевку, как он раньше запахивал подрясник, Дьякон басил все более густо.
- Потряс он меня до корней души. Ночевал и всю ночь бредословил, как тифозный. Утром же просил прощения и вообще как бы устыдился. Но...
Дьякон положил руки на стол, как на клавиши рояля, и сказал тихо, как мог:
- Но - сообразите! Ведь он вот так же в бредовом припадке страха может пойти в губернское жандармское управление и там на колени встать...
Клим Самгин внутренне усмехнулся; забавно было видеть, как рассказ Дьякона взволновал Маракуева, - он стоял среди комнаты, взбивая волосы рукою, щелкал пальцами другой руки и, сморщив лицо, бормотал:
- Ах, чорт возьми! Вот ерунда! Как же быть? Что ж вы молчали?
Варвара, взглянув на Клима, храбро сообщила:
- Кухарка Анфимьевна в прекрасных отношениях с полицией...
- Кухарка тут не поможет, а надобно место собраний переменить, сказал Дьякон и почему-то посмотрел на хозяйку из-под ладони, как смотрят на предмет отдаленный и неясный.
Самгин не без удовольствия замечал: Варваре - скучно. Иногда, слушая Дьякона или Маракуева, она, отвернувшись, морщит хрящеватый нос, сжимает тонкие ноздри, как бы обоняя неприятный запах. И можно думать, что она делает это намеренно, так, чтобы Клим заметил ее гримасы. А после каких-то особенно пылких слов Маракуева она невнятно пробормотала о "воспаления печени от неудовлетворенной любви к народу" - фразу, которая показалась Самгину знакомой, он как будто читал ее в одном из грубых фельетонов Виктора Буренина.
Идя домой, он думал, что Маракуева, наверное, скоро снова арестуют, да, вероятно, и Варваре не избежать этого, а это может толкнуть ее еще ближе к революционерам.
"Вот так увеличивают они количество людей, сочувствующих и помогающих им, в сущности, - невольно. Что-нибудь подобное случилось и с Елизаветой Спивак".
Он решил не посещать Варвару, находя, что его любопытство вполне удовлетворено.
В тихой, темной улице его догнал Дьякон, наклонился, молча заглянул в его лицо и пошел рядом, наклонясь, спрятав руки в карманы, как ходят против ветра. Потом вдруг спросил, говоря прямо в ухо Самгина:
- Вы случайно не знаете: где теперь Степан Кутузов? Клим неприятно повел плечом и зашагал быстрее, Oтветив:
- Он арестован.
Уйти от Дьякона было трудно, он стал шагать шире, искоса снова заглянул в лицо и сказал напоминающим тоном:
- Его выпустили на поруки.
- Не знаю, где он, - пробормотал Самгин, оглядываясь - куда свернуть? Но переулка не было, а Дьякон говорил:
- Так вот как: сжечь и - пепел по ветру, слышали? Да. А глазенки детские. Не угодно ли? Дарвин-то - неопровержим, а?
"При чем тут Дарвин, идиот?" - мысленно крикнул Самгин, а вслух сказал суховато, но вежливо:
- Я знал женщину, которая сошла с ума на Дарвине.
- Можно, - согласился Дьякон, качнув головою. - Дарвина я в семинарии опровергал, - задумчиво вспомнил он. - Была такая задача: опровергать Дарвина. Опровергали.
- А зачем вам Кутузов? - спросил Самгин, не надеясь на ответ, но Дьякон ответил:
- Он был единоверен с моим сыном и вообще...
- Мае - сюда! - сказал Клим, остановясь на углу переулка. Дьякон протянул ему свою длинную руку, левой рукою дотронулся до шляпы и пожелал:
- Всего доброго.
Почти весь день лениво падал снег, и теперь тумбы, фонари, крыши были покрыты пуховыми чепцами. В воздухе стоял тот вкусный запах, похожий на запах первых огурцов, каким снег пахнет только в марте. Медленно шагая по мягкому, Самгин соображал: