- Ночью на бульвар вынесете. И Васю - тоже, - сказал, пропуская их мимо себя, Яков, - сказал негромко, в нос, и ушел во двор.
Самгин вынул из кармана брюк часы, они показывали тридцать две минуты двенадцатого. Приятно было ощущать на ладони вескую теплоту часов. И вообще все было как-то необыкновенно, приятно-тревожно. В небе тает мохнатенькое солнце медового цвета. На улицу вышел фельдшер Винокуров с железным измятым ведром, со скребком, посыпал лужу крови золою, соскреб ее снова в ведро. Сделал он это так же быстро и просто, как просто и быстро разыгралось все необыкновенное и страшное на этом куске улицы.
Вздрогнув, Самгин прошел во двор. На крыльце кухни сидел тощий солдатик, с желтым, старческим лицом, с темненькими глазками из одних зрачков; покачивая маленькой головой, он криво усмехался тонкими губами и негромко, насмешливым тенорком говорил Калитину и водопроводчику:
- Что я - лезервного батальону, это разницы не составляет, все одно: в солдата стрелять нельзя...
- А тебе в меня - можно? - глухо спросил угрюмый водопроводчик.
Яков сидел рядом с крыльцом на поленьях дров и, глядя в сторону, к воротам, молча курил.
- Мне тебя - можно, я солдат, присягу принял против внутренних врагов...
Водопроводчик перекинул винтовку в левую руку, ладонью правой толкнул пленника в лоб:
- А если я тоже - солдат?
- Ну - это врешь.
- Вру?
- Оставь, Тимофеев, не тронь, - сказал Калитин, рассматривая пленника.
Но Тимофеев отскочил и начал делать ружейные приемы, свирепо спрашивая после каждого:
- Видал? Видал, сволочь? Видал? И, сделав выпад штыком против солдата, закричал в лицо ему:
- Тенгинского полка, четвертой роты, Захар... Яков быстро встал и оттолкнул его плечом, говоря:
- И адрес дайте ему свой. - Он обратился к солдату: - На таких вот дураках, как ты, все зло держится...
Отрицательно покачивая головою и вздохнув, тот сказал:
- Солдат дураком не бывает. А вы - царю-отечеству изменники, и доля вам...
Водопроводчик замахнулся на него левой рукой, но Яков подбил руку под локоть, отвел удар:
- Однако, товарищ, нужна дисциплина. Солдат поднял из-под козырька фуражки темные глаза на Якова и уже проще, без задора, даже снисходительно сказал:
- Ружейный прием и штацки ловко делают. Вон этот, - он показал рукою за плечо свое, - которого в дом завели, так он - как хочешь!
- Штатский? - спросил Капитан, сдвигая папаху на лоб.
- Ну да.
- Охотник? - спокойно спросил Яков.
- Приказчик, грибами торгует.
- Я спрашиваю: в отряде - охотник?
- Мы все - охотники, - понял солдат и, снова вздохнув, прибавил: - По вызову - кто желает.
Трое одновременно придвинулись ближе к солдату.
"Убьют", - решил Самгин и, в два приема перешагнув через пять ступенек крыльца, вошел в кухню.
Там у стола сидел парень в клетчатом пиджаке и полосатых брюках; тугие щеки его обросли густой желтой шерстью, из больших светлосерых глаз текли слезы, смачивая шерсть, одной рукой он держался за стол, другой - за сиденье стула; левая нога его, голая и забинтованная полотенцем выше колена, лежала на деревянном стуле.
- Вот, барин, ногу испортили мне, - плачевно сказал он Самгину.
- Плачет и плачет! - удивленно, весело воскликнул Николай, строгая ножом длинную палку. - Баба даже не способна столько плакать!
- Я вас прошу, барин, заступитесь! - рыдающим голосом взывал парень. Вы, адвокат...
- Он копчену рыбу носил нам, - вмешался Николай и торопливо начал говорить еще что-то, но Самгин не слушал его.
"Знает меня! Когда все кончится, а он уцелеет..."
Не требуя больше слов, догадка вызвала очень тягостное чувство.
Из комнаты Анфимьевны вышли студент Панфилов с бинтом в руках и горничная Настя с тазом воды; студент встал на колени, развязывая ногу парня, а тот, крепко зажмурив глаза, начал выть.
- У-у-х! Господин адвокат, будьте свидетелем...
Я в суд подам...
- Вот болван! - вскричал студент и засмеялся. - И чего орет? Кость не тронута. Перестань, дубина! Через неделю плясать будешь...
Но парень неутомимо выл, визжал, кухня наполнилась окриками студента, сердитыми возгласами Насти, непрерывной болтовней дворника. Самгин стоял, крепко прислонясь к стене, и смотрел на винтовку; она лежала на плите, а штык высунулся за плиту и потел в пару самовара под ним, - с конца штыка падали светлые капли.
- Дайте палку, - сказал студент Николаю, а парню скомандовал: Вставай! Ну, держись за меня, бери палку! Стоишь? Ну, вот! А - орал! орал!
Парень стоял, искривив рот, и бормотал:
- Ах ты, господи...
Открылась дверь со двора, один за другим вошли Яков, солдат, водопроводчик; солдат осмотрел кухню и
сказал:
- Винтовку отдайте мне, - вот она! Яков подошел к парню и, указав на солдата, спросил очень мягко:
- Он командовал отрядом вашим?
- Он, - сказал парень, щупая ногу.