- Но я - оптимист. Я знаю: покричим и перестанем, как только найдем успокоительную среднюю между двумя крайними.
Однако на этот раз он, тяжело вздохнув, спросил Самгина:
- Вы как думаете?
Самгин был доволен, что Варвара помешала ему ответить. Она вошла в столовую, приподняв плечи так, как будто ее ударили по голове. От этого ее длинная шея стала нормальной, короче, но лицо покраснело, и глаза сверкали зеленым гневом.
- Это ты разрешил Анфимьевне отдать белье "Красному Кресту"? спросила она Клима, зловеще покашливая.
- Я ничего не разрешал, она меня ни о чем не спрашивала...
- Она отдала все простыни, полотенца и вообще... Чорт знает что!
- Старое все, Варя, старое, чиненое, - не жалей! - сказала Анфимьевна, заглядывая в дверь.
Варвара круто повернулась к ней, но большое дряблое лицо старухи уже исчезло, и, топнув ногою, она скомандовала Ряхину:
- Идемте!
Самгин, отозвав ее в кабинет, сказал:
- Ты, конечно, понимаешь, что я не могу переехать... Не дослушав, она махнула рукой:
- Ах, оставь! До того ли теперь, когда, может быть...
И, приложив платок к губам, поспешно ушла.
Люди появлялись, исчезали, точно проваливаясь в ямы, и снова выскакивали. Чаще других появлялся Брагин. Он опустился, завял, смотрел на Самгина жалобным, осуждающим взглядом и вопросительно говорил:
- В газете "Борьба" напечатано... Вы согласны? "Русские ведомости" указывают... Это верно?
Он заставил Самгина вспомнить незаметного гостя дяди Хрисанфа - Мишу Зуева и его грустные доклады:
"В Марьиной Роще - аресты. В Нижнем. В Твери..."
Точно разносчик газет, измученный холодом, усталостью и продающий последние номера, Брагин выкрикивал:
- Восстали солдаты Ростовского полка. Предполагается взорвать мосты на Николаевской железной дороге. В Саратове рабочие взорвали Радищевский музей. Громят фабрики в Орехове-Зуеве.
Все его сведения оказывались неверными, и Самгин заранее знал это, потому что, сообщив потрясающие новости, Брагин спрашивал:
- Неужели взорвут мосты? Не верится, что разгромили музей...
- Не верьте, - советовал Самгин. - Все это выдумано.
Тогда Брагин, заглядывая в глаза Клима, догадывался:
- Кто же это выдумывает?
"Наверное - ты", - думал Самгин.
Он заметил, что, когда этот длинный человек приносит потрясающие новости, черные волосы его лежат на голове гладко и прядь их хорошо прикрывает шишку на лбу, а когда он сообщает менее страшное - волосы у него растрепаны, шишку видно. Длинный, похожий на куклу-марионетку, болтливый и раньше самодовольный, а теперь унылый, - он всегда был неприятен и становился все более неприятным Самгину, возбуждая в нем какие-то неопределенные подозрения. Казалось, что он понимает больше того, сколько говорит, и - что он сознательно преувеличивает свои тревоги и свою глупость, как бы передразнивая кого-то.
- Как вы полагаете: идем к социализму?
- Ну, не так далеко.
- Однако - большевики?
Глядя на вытянутое лицо, в прищуренные глазки, Самгин ответил:
- В политике, как в торговле, "запрос в карман не кладется".
- Да, это, конечно, так! - сказал Брагин, кивнув головой, и вздохнул, продолжая: - Эту пословицу я вчера читал в каком-то листке. - И, пожимая руку Самгина, закончил: - От вас всегда уходишь успокоенный. Светлым, спокойным умом обладаете вы - честное слово!
"А ведь он издевается, скотина, - догадался Клим. - Чорт его знает не шпион ли?"
Но еще более неприятные полчаса провел он с Макаровым. Этот явился рано утром, когда Самгин пил кофе, слушая умиленные рассказы Анфимьевны о защитниках баррикады: ночами они посменно грелись у нее в кухне, старуха поила их чаем и вообще жила с ними в дружбе.
"По глупости и со скуки", - объяснил себе Самгин. Он и раньше не считал себя хозяином в доме, хотя держался, как хозяин; не считал себя вправе и делать замечания Анфимьевне, но, забывая об этом, - делал. В это утро он был плохо настроен.
- А знаете, Анфимьевна, ведь не очень удобно, - заговорил он негромко и не глядя на нее; старуха прервала его речь:
- Ну, уж какие удобности непривычным-то людям дежурить по ночам на холоду?
- Вы не поняли меня, я не о том... Но Анфимьевна не слушала, продолжая озабоченно и тише:
- А вот что мне с Егором делать? Пьет и пьет, и готовить не хочет: "Пускай, говорит, все с голода подохнете, ежели царя..."
Как раз в эту минуту из кухни появился Макаров и спросил, улыбаясь:
- Что же у тебя в кухне - штаб инсургентов? Он стоял в пальто, в шапке, в глубоких валяных ботиках на ногах И, держа под мышкой палку, снимал с рук перчатки. Оказалось, что он провел ночь у роженицы, в этой же улице
- Выкинула, со страха; вчера за нею гнались какие-то хулиганы. Смотрю - баррикада! И - другая. Вспомнил, что ты живешь здесь...
Говоря, он сбросил пальто на стул, шапку метнул в угол на диван, а ботики забыл снять и этим усилил неприязненное чувство Самгина к нему.
- Ты защищаешь, или тебя защищают? - спросил он, присаживаясь к столу.
Самгин спросил:
- Кофе хочешь?
- Давай.
И, как будто они виделись вчера, Макаров тотчас заговорил о том, что он не успел договорить в больнице.