"На кой чорт еду? Глупо..."
Но он смутился, когда Варвара, встав с кресла, пошатнулась и, схватясь за спинку, испуганно, слабым голосом заговорила:
- Нет, нет, не подходи! Сядь - там, подальше, я боюсь заразить тебя. У меня - инфлюэнца... или что-то такое.
Он справился о температуре, о докторе, сказал несколько обычных в таких случаях-утешающих слов, присмотрелся к лицу Варвары и решил:
"Да, сильно нездорова". Лицо, в красных пятнах, казалось обожженным, зеленоватые глаза блестели неприятно, голос звучал повышенно визгливо и как будто тревожно, суховатый кашель сопровождался свистом.
- Вот все чай пью, - говорила она, спрятав за самоваром. Пусть кипит вода, а не кровь. Я, знаешь, трусиха, заболев - боюсь, что умру. Какое противное, не русское слово - умру.
- Ты - здоровый человек, - сказал Самгин.
- Нет, - возразила она. - Я - нездорова, давно. Профессор-гинеколог сказал, что меня привязывает к жизни надорванная нить. Аборт-не проходит бесследно, сказал он.
"Начнется пересмотр прошлого", - неприязненно подумал Самгин и, не спросив разрешения, закурил папиросу, а Варвара, протянув руку, сказала:
- И мне дай.
Закурив, она стала кашлять чаще, но это не мешало ей говорить.
- Такой противный, мягкий, гладкий кот, надменный, бессердечный, отомстила она гинекологу, но, должно быть, находя, что этого еще мало ему, прибавила: - толстовец, моралист, ригорист. Моралью Толстого пользуются какие-то особенные люди... Верующие в злого и холодного бога. И мелкие жулики, вроде Ногайцева. Ты, пожалуйста, не верь Ногайцеву - он бессовестный, жадный и вообще - негодяй.
- Я думаю, что это верно, - согласился Клим; она дважды кивнула головой.
- Верно, верно, я знаю...
Все более неприятно было видеть ее руки, - поблескивая розоватым перламутром острых, заботливо начищенных ногтей, они неустанно и беспокойно хватали чайную ложку, щипцы для сахара, чашку, хрустели оранжевым шелком халата, ненужно оправляя его, щупали мочки красных ушей, растрепанные волосы на голове. И это настолько владело вниманием Самгина, что он не смотрел в лицо женщины.
- Какой ужасный город! В Москве все так просто... И - тепло. Охотный ряд, Художественный театр, Воробьевы горы... На Москву можно посмотреть издали, я не знаю, можно ли видеть Петербург с высоты, позволяет ли он это? Такой плоский, огромный, каменный... Знаешь-Стратонов сказал: "Мы, политики, хотим сделать деревянную Россию каменной".
"Что она - бредит?" - подумал Самгин, оглядываясь, осматривая маленькую неприбранную комнату, обвешанную толстыми драпировками; в ней стоял настолько сильный запах аптеки, что дым табака не заглушал его.
- Нигде, я думаю, человек не чувствует себя так одиноко, как здесь, торопливо говорила женщина. - Ах, Клим, до чего это мучительное чувство одиночество! Революция страшно обострила и усилила в людях сознание одиночества... И многие от этого стали зверями. Как это-которые грабят на войне?.. После сражений?
- Мародеры, - подсказал Самгин.
- Да, вот такие - мародеры...
- Ты говорила об этом, - напомнил он.
- Это ужасно, Клим... - свистящим шопотом сказала она.
"Серьезно больна, - с тревогой думал он, следя за судорожными движениями ее рук. - Точно падает или тонет", - сравнил он, и это сравнение еще более усилило его тревогу. А Варвара говорила все более невнятно:
- Ты, конечно, знаешь - я увлекалась Стратоновым.
- Нет, не знал, - откликнулся Самгин и тотчас сообразил, что не нужно было говорить этого. Но - ведь что-нибудь надо же говорить?
- Это ты - из деликатности, - сказала Варвара, задыхаясь. - Ах, какое подлое, грубое животное Стратонов... Каменщик. Мерзавец... Для богатых баб... А ты - из гордости. Ты - такой чистый, честный. В тебе есть мужество... не соглашаться с жизнью...
Она вдруг замолчала. Самгин привстал, взглянул на нее и тотчас испуганно выпрямился, - фигура женщины потеряла естественные очертания, расплылась в кресле, голова бессильно опустилась на грудь, был виден полузакрытый глаз, странно потемневшая щека, одна рука лежала на коленях, другая свесилась через ручку кресла.
Первая мысль, подсказанная Самгину испугом: "Надобно уйти", - вторая: "Позвать доктора!"
Он выбежал в коридор, нашел слугу, спросил: нет ли в гостинице доктора? Оказалось - есть: в 32 номере, доктор Макаров, сегодня приехал из-за границы.
- Позовите его.
- Они - вышли.
- Позвоните другому - немедленно}
Благовоспитанный человек с маленькой головой без волос, остановив Самгина, вполголоса предложил вызвать карету "Скорой помощи".
- Согласитесь - неудобно! Может быть, что-нибудь заразное.
- Да, конечно! Да, да, - согласился Самгин и, возвратясь к Варваре, увидал: она сидит на иолу, упираясь в него руками, прислонясь спиною к сиденью кресла и высоко закинув голову.
- Хотела встать и упала, - заговорила она слабеньким голосом, из глаз ее текли слезы, губы дрожали. Самгин поднял ее, уложил на постель, сел рядом и, поглаживая ладонь ее, старался не смотреть в лицо ее, детски трогательное и как будто виноватое.
- Мне плохо, Клим, - тихонько и жалобно говорила она, - мне очень плохо. Задыхаюсь.
- Здесь -Макаров, - сказал Самгин. - Помнишь - Макарова?
Она утвердительно кивнула головой.
- Да. Красавец.
Он тоже чувствовал себя плохо и унизительно. Унижало бессилие, неуменье помочь ей, сказать какие-то утешительные слова. Он все-таки говорил:
- Не теряй бодрости. Сила воли помогает лучше всех лекарств.
А Варвара, жадно хватая ртом воздух, бормотала:
- У нотариуса Зелинского-завещание. Я все отказала тебе... Не сердись, Клим. Тебе - надо, друг мой. Ты - честный. Дом и всё...
- Это - пустяки, - сказал он. - Ты молчи, - отдохни.
- Ты продашь все. Деньги-независимость, милый. В сумке. И в портфеле, в чемодане. Ах, боже мой!.. Неужели... нет - неужели я... Погаси огонь над кроватью... Режет глаза.
Она плакала и все более задыхалась, а Самгин чувствовал - ему тожетесно и трудно дышать, как будто стены комнаты сдвигаются, выжимая воздух, оставляя только душные запахи. И время тянулось так медленно, как будто хотело остановиться. В духоте, в полутьме полубредовая речь Варвары становилась все тяжелее, прерывистей:
- Помнишь, умирал музыкант? Мы сидели в саду, и над трубой серебряные струйки... воздух. Ведь - только воздух? Да?
- Да,- только воздух, - подтвердил Самгин и подумал, что, может быть, лучше бы сказать: