– Рано или поздно я, конечно, разберусь. Но, насколько я вижу, это довольно абстрактная задачка из раздела теории вероятности. Мне бы понимать контекст. Ну хотя бы в общих словах. – Собеседник молчал. – И еще, – на этот раз паузу взял Кир, затем продолжил, не дождавшись реакции хозяина. – Я говорил с Архашем. Он рассказал о результатах вычислений. Мне они показались, – Кир замешкался, подбирая слова, – невероятными! Не могу понять, как это связано?
Молчаливый Ван Геори вздохнул:
– Ладно. Кое-что скажу. Только не надейся, что… – он замолчал, покрутил головой. – Короче, только то, что касается математики, – Ван Геори снова вздохнул. – Представь, что в основе всего, что тебя окружает, лежит очень простой вероятностный процесс. Вся материя – это отражение в нашем сознании результатов этой, в своей основе абсолютно хаотичной выборки.
– Как могут какие-то результаты вычислений влиять на реальность?! – не выдержал Кир.
– О как! Проняло? – Ван Геори улыбнулся. – Выходит, запросто. Хотя надо признать, что я и сам многое не понимаю, но гипотезу я тебе дам, так и быть.
Он встал, пересел на крохотный обрубок ствола, торчавший на самом краю обрыва, так что у Кира свело коленки, и продолжил:
– Все дело в необратимости.
– В чем? – не уловил парень.
Ван Геори недовольно отмахнулся:
– Не торопись. Представь, что у тебя мешок с камушками. Они все пронумерованы, и ты можешь достать не глядя любую пару таких камней. Достал, записал, потом передал мешок мне. Я делаю то же самое. Так вот, если ты те камни, которые извлек, положил обратно, то мой результат останется независимым от твоего. И тогда было бы странно, чтобы не существовало хотя бы крошечной вероятности того, что у меня выбор повторится или что я выберу хотя бы один камень с тем же номером, что и ты, – он хитро улыбнулся и воздел свой палец, привлекая внимание. – А теперь представь, что это реальность, и что выбор, который ты сделал, формирует ее. Необратимо. Камни назад положить уже нельзя. Это событие, этот выбор – прошлое. Когда ты мне передашь мешок, тех камней в нем уже не будет. Таким образом, мои выбор определяется тем, что сделал ты. Прошлое формирует будущее. Причем заметь, не играет роли расстояние, только время, а точнее, последовательность событий. Если ты сделал выбор первым, ты предопределил мой.
– Я это понимаю, – задумчиво ответил Кир, – но вычислитель делает абстрактный, оторванный от реальности выбор. Его вычисления – лишь отблеск на теле материи, да еще и опосредованный.
– Я тоже так думал, – кивнул ему Ван Геори. – Но эксперимент показывает иное.
– Да ладно! Тысячи таких вычислений делаются повсеместно, и никогда еще результат одного не влиял на другое!
– Ага, – согласился его собеседник, – может быть, дело в самой модели? Она, скажу по секрету, создавалась на основе истории событий пирамид, – Ван Геори зло поморщился. – Создавалась? – он хмыкнул. – Копировал я логику событий этих чертовых артефактов! – помолчал. – Все ходят с собственными мешочками для камушков. Все тысячи раз доставали эти пары и уже научились просчитывать исход. Они убедились, что он всегда одинаково предсказуем. Но они забыли, что ходят каждый со своим мешочком. А если мешочек один для всех?! Тот, из которого боги достают реальность?!
– Вы хотите сказать, что боги пользуются вычислителем Счетной палаты?
Ван Геори рассмеялся:
– Да, Кир, смешно. Но нет. Всегда, когда считается все, что угодно, но не эта модель, – он кивнул на тетрадь в руке парня, – реальность остается нетронутой. Ну, точнее, тронутой лишь в той мере, как наше копошение на дне Вселенной может влиять на нее. Но что будет, если модель и тот единственный мешочек идентичны до такой степени, что в этот момент долбанный вычислитель Счетной палаты Ура считает саму реальность?
– Чего-то у меня большие сомнения, – буркнул Кир.
– Согласен. Но против фактов не попрешь, – Ван Геори замолчал, нахмурился, украдкой посмотрел на парня. – Есть, Кир, и еще кое-что.
Кир молчал, но Ван Геори почему-то замялся, никак не решаясь продолжить.
– Что еще, господин Ван Геори? – не выдержал Кир.
Тот, поджав губы, всмотрелся в парня:
– Понимаешь, Кир, я ведь не просто так тебя выбрал. Мне нужен был мозг, устроенный так же, как мой. Ну, не содержимое твоего черепа, конечно, а твой разум, твое сознание. Мне важно, чтобы ты мог воспринимать логику как целое, как связную систему. К сожалению, большинство математиков склонны обращаться со своей профессией как с иностранным языком. Ты наверняка встречал многих, кто думает, что знает язык пале.
– Я сам с Пале, – кивнул Кир.
– Я про местных, – он встал и вернулся на лавку рядом с парнем, отчего последний выдохнул с облегчением. – Они учат язык в школах, но говорят ли они на нем?
– Ну, говорят. Плохо, конечно, но я их понимаю.
– Ага. А что, если я тебе скажу, что любой из них знает о твоем родном языке больше, чем ты сам, – его структуру, грамматику, синтаксис, орфографию и прочее?
– Это понятно, я же не лингвист.
– Но говоришь ты лучше любого из них. И знаешь, в чем причина?
– В том, что я пользуюсь языком неосознанно, как музыкант не думает, куда ставить пальцы, чтобы взять нужный аккорд, у него это на уровне запрограммированных рефлексов. У меня к тому же запрограммированных с детства.
– Точно! – Ван Геори хлопнул ладонью по колену. – Вижу, я сделал правильный выбор, – и его ладонь коснулась локтя парня. – Мне и нужен был мозг, который оперирует математической логикой, а не языковыми конструкциями. Мне нужен был такой, как ты, кто плохо учил орфографию, но зато легко воспринимает главное – внутреннюю связь логики задачи, тот, кому нужен справочник, чтобы записать решение, но кому не нужна память, чтобы его запомнить. Зачем? Если ты помнишь главное – общую идею.
– Ну да. Я такой, – грустно поддакнул внутренне польщенный Кир.
– Я сам такой. Понимаешь, в чем дело? Когда я давал эту тетрадку своим коллегам, они тратили массу времени на проверку того, что я называю орфографией, и ни один из них не смог воспринять логику задачи в целом.
Ван Геори внезапно замолчал. Кир терпеливо ждал. Тот встал, подошел к опасному пню, но остался спиной к собеседнику, замер, уставившись на темнеющий океан. Его голос зазвучал немного глухо:
– Сама модель довольно проста. Но многообразие возможных исходов растет в чудовищной пропорции с каждым циклом выбора. Задачка, записанная на паре страниц, расползается до поистине космических масштабов. Одно дело тупое воспроизведение цикла вычислителем, другое – когда я пытаюсь воссоздать модель в уме, даже на уровне, намеренно упрощенном до примитива. – Ван Геори резко развернулся: – Думаешь, ты такой талантливый, что лучшие умы баронства меня уже не устраивают?
– Да нет, – нахмурился Кир.
– Зря. Стал бы я кататься по школам да мучить вашего брата, если бы не отчаялся найти того, кто меня поймет среди маститых коллег, – он ткнул пальцем в парня. – Ты мой новый эксперимент! Я тебя нанял не для того, чтобы гайки крутить логике вычислителя! Ты – мой новый вычислитель!
– Извините, господин Ван Геори, но я вас, кажется, не вполне понимаю.
– Поймешь, – Ван Геори махнул рукой. – Тут такое дело, я сам не справился.
Кир удивленно поднял брови, хотел было поинтересоваться, чем же ему поможет вчерашний школяр, но хозяин махнул рукой.
– У меня начинаются странные эффекты в сознании, – почему-то смущенно взялся объясняться он перед парнем. – Подробности тебе ни к чему. Врачи уверяют, что все дело в интеллектуальном напряжении и усталости, – он усмехнулся. – Вот, прописали единение с природой, – Ван Геори повел рукой. – Тебя же я выбрал как отличный тестовый экземпляр. Попробуем на тебе то же, что делал и я. Поглядим, как ты это воспримешь. Понятно?
– Понятно, – грустно кивнул Кир.
Он и действительно в какой-то момент решил, что уникален, что ему выпала удача. Его талант востребован. Теперь же парень взгрустнул – похоже, он нужен этому господину лишь как подходящий по устройству мозгов подопытный. Какая-то не вполне понятная загадочная история. Воспринять логику решения элементарной задачи? И этот монстр математики не справился? И что за побочные эффекты? При чем тут врачи? Вопросы крутились в голове, но он не торопился их озвучивать. Глубоко внутри проснулся глуповатый пацан, купленный «на слабо». Его же не сажают в клетку, не колют неизвестными препаратами, не тащат в Великую пирамиду под свет священных Рогов. Ван Геори вообще ни разу не упомянул, что «ра» Кира важно. Так почему бы не попробовать? Что такого случится от чтения этой нетолстой тетради в потертой обложке? Да и платят прилично, даже более того!
– Я займусь, господин Ван Геори. Вот только загородного имения у меня нет, куда бежать, если врачи и мне пропишут сельскую жизнь, не знаю, – попытался пошутить Кир и неожиданно встретил очень серьезный, внимательный, даже давящий взгляд, словно из глубины незадачливого отпускника на мгновение вынырнул очень властный и жесткий человек.
– Приступайте, – сухо сообщил тот замершему, как бандерлог перед Каа, собеседнику.
Садух постарел. Я даже не узнал его поначалу. Грузный старый индеец тяжело выбирался из небольшого катера. Молодой парень, чем-то неуловимо напомнивший мне старосту в молодости, помогал. Несмотря на то что, по моим данным, сам Садух уже давно не выбирался из Арракиса, что он, что его очевидный родственник, были зримыми образцами стиля, царившего в Облачном крае, – длинный хвост тяжелых прямых черных волос, цветная лента поперек лба и такого же цвета пояса поперек вышитых геометрическими узорами рубах с очень широкими рукавами. Чистой воды кино про индейцев!
У старика было постоянное представительство, где мне, очевидно знакомые с моим статусом молодые ребята – не такие расписные, как сам барон, но все-равно вполне живописные – подробно объяснили, как искать старинного родича.
– Садух живет на острове. Но сегодня к обеду обещал быть, – сообщил один из них, пожирая глазами мою лысину.
Не составило труда перехватить бывшего старосту прямо на шатких досках плавучих речных причалов в стороне от главной набережной, там, где, как правило, парковался мелкий водоплавающий транспорт.