Нет, ничего экстраординарного: бури, шторма, шквалы нас не зацепили. Просто свежий ветер в борт, переменная облачность, временами короткий теплый дождь, но это хорошо, если вы не в пузе крохотной длинной, как спица, скорлупки, охотно отзывающейся бортовой качкой на короткую рябь, избороздившую длинную океанскую волну. Возможно, совпали частоты колебаний этого суденышка и моих внутренностей, но никогда еще меня так не укачивало. Вообразите, что вам плохо, так плохо, что мутит от любого движения, а оно вам в этой болтанке гарантировано. Хочется спать, но и там тошнит и выворачивает. Хочется есть, но даже мысль о еде может вас прикончить. Единственное спасение – короткая дневная вахта, доставшаяся мне как главному и единственному пассажиру в светлое время суток. Вахта – это работа, внимание, ответственность, спасение. Спасение, правда, так себе, но на безрыбье, как говорится, и вахта – берег.
Пару раз пытался нырнуть в дар храма: вдруг эта болтанка будет восприниматься оттуда по-иному – не помогло. Острова посреди океана нет, а прикрываться от Источника пакетом линз надо точно и аккуратно. И как это делать, если тебя болтает, как кильку в пустой банке, привязанной к велосипеду соседского сорванца?
На предполагаемом полпути к острову начали истощаться терпение и выдержка, пару раз с трудом удержался от того, чтобы не сорваться на Тормеле, раздражавшем своей медлительностью и вечной готовностью спать. Едва не сцепился с капитаном, причину теперь даже вспомнить не могу. К слову, матерые моряки тоже, как выяснилось, страдали. Может, не так сильно, а может, умело скрывая это.
Постепенно, однако, стал привыкать. Вроде и качка не уменьшилась, и череда дней не стала менее унылой, но удалось пару раз не отправить за борт только что съеденный обед, и море сразу же показалось маняще красивым: чистейшая вода громоздила стеклянные, подсвеченные солнцем нависающие громады волн, возможно, сказывалась более низкая гравитация по сравнению с Землей. Хотелось остановиться на несколько минут, окунуться в их синюю прохладу. Организм явно начинал приспосабливаться. Не сказать, что стало прям совсем хорошо, но, если пореже лазить в трюм и побольше торчать на мостике, вроде и ничего. Терпеть можно.
Остров я ощутил задолго до того, как верхушки гор темными облачками расползлись над горизонтом. Команда, услышав, что осталось совсем немного, повеселела: переход вымотал, и все мечтали о небольшом отдыхе. Однако подошли вплотную уже затемно, пришлось ночь дрейфовать, укрывшись сушей от ветра, глубоко: якорь не бросить и близко к берегу в темноте не подойти. Помощи в навигации от меня было немного, оставаясь в даре, я не мог ничего говорить, а выныривая из него, терял ориентацию в почти полной из-за облаков тьме.
Убаюканный отступившей качкой, проспал. Очнулся, выдернутый из сна грохотом якорной цепи, грозившей размолотить в хлам хрупкий корпус катера прямо за переборкой, отделявшей тот ящик, что был моей каютой, от того ящика, где эта самая цепь до времени дремала. Выскочил на палубу.
Бухты не нашлось, но капитан подобрал удобную стоянку недалеко от берега, укрытую от океанского ветра и волны высокими в этом месте отрогами гор, местами обрывавшимися в воду скалистыми обрывами.
– Ну что, эль? Доставили.
– Спасибо, Русмел. Давай не торопиться. Выгрузимся, тогда и отпразднуем.
– Не боись, эль. Выгрузиться – дело техники. Через час будешь уже топать по твердому.
– Ага, решил завтрак зажать?
– Дык кто тебе мешает? Иди завтракай. Мы тут пока сами. Позовем.
– А чего там? Есть чего интересное? – с носа подошел Сатрас, с возбужденным любопытством разглядывающий забытый остров.
– Я же уже говорил. Развалины старой обсерватории. Отсюда Источник в прямой видимости. Ну, в смысле, над горизонтом. Очень удобно. А так остров как остров.
Я упорно умалчивал наличие громадной залежи радужного камня. Именно этот факт сыграл главную роль в моей торговле за маяк, которую пришлось выдержать с Аной и стариком Самом. Перспектива разрабатывать какой-то затерянный за океаном остров не очень привлекала семейство Уров, тем более что залежи этого минерала и в Радужном разломе были далеки от исчерпания. Но вот вероятность того, что у этих доморощенных монополистов может появиться конкурент, сразу же настроила старика на нужный лад.
– Ана, шило в мешке не утаишь. Один раз туда любая скелле попадет, и все! Сразу же учует, что там в недрах. Как бы там ни было, надо забить место за нами. Будем выкупать маяк! – скрипучим голосом чеканил Сам.
– Маяк, папа, стоит просто немерено! Их ведь не лепят, как пирожки. У Ордена в загашнике всего-то пара. Представляешь, что с нас сдерут? А камень с этого острова везти нет смысла! Дорого: рабочих надо завезти, снабжать их, кормить; в мастерах у нас скелле – недешевое удовольствие; потом флот, матросы; и океан не стоит списывать, сколько судов гибнет даже в каботажном плавании до Саутрима! У нас что, Радужный исчерпан?
– Это ты не понимаешь, дочка! Все положение семьи висит на Разломе. Монарх вон хоть и не жалует, а против Уров ничего не предпринимал до сих пор. Думаешь почему? Да потому, что у него альтернативы нет! А этот хренов остров – она самая. Альтернатива! Его не ради денег, а ради того, чтобы нас можно было прижать, заберут. А как семьи не станет, так и Радужный новых хозяев обретет.
Ана хищно улыбнулась:
– Семьи не станет? Ну-ну!
– Не нукай! Это сейчас ты звезда, да эль под боком. Время идет. Мы уже видели, что не особо-то тебя и ждали. Забыла, как плакала? А значит, все возможно. Да и Илья – как ветер! Сегодня есть, а где он завтра, сам не знает.
Завтрак я, конечно, не пропустил, хотя и жевал надоевшую в болтанке сухомятку, что называется, на ногах. Экипажу вполне доверял, но для душевного спокойствия лучше было все проконтролировать. Если что-то забудут выгрузить, то я их уже не найду, пока домой не вернутся.
Тормел на пару с Сатрасом спустили на воду крохотную шлюпку, весь путь от Арракиса дремавшую под плотным брезентом прямо перед рубкой, и начали погрузку под выразительные комментарии капитана. Сам Русмел не гнушался лично таскать ящики из кормового трюма. Впрочем, как оказалось, все мои пожитки легко уместились в эту скорлупку, и по виду туда можно было бы загрузить еще и пару-тройку элей.
Но я от удовольствия еще одного, пусть и краткого, морского путешествия отказался. Махнул рукой:
– Идите, я сам.
– Чего сам? Искупаться решил? – ехидно поинтересовался капитан. – Или ждешь, что тебя, как барона, отдельным рейсом повезут?
Я не стал отвечать, невидимая тень от острова уже падала на меня, так что никаких костылей мне не понадобилось.
Натренировался – удара по ногам почти не ощущалось. Так, немножко присел амортизируя, когда плотный влажный песок пляжа прыгнул под мокасины. Ну вот, остров, я вернулся. Тот никак не отреагировал, молчаливыми склонами нависая над залитой утренним солнцем узкой полосой песка, обрамлявшей каменистые россыпи у подножия обрывов. Отсюда казалось, что мир разделился на три части: залитая светом стена горы, ослепительно сверкающий океан за спиной и небо.
Всмотрелся – темный силуэт катера показался неожиданно маленьким. Шлюпку у его борта почти не было видно, так, какое-то неясное шевеление. В который раз ощутил, что о расстоянии на глаз стоит судить лишь в том случае, когда тебе хорошо знакомы размеры наблюдаемых предметов.
Неожиданно подумалось: «Прыгнул я неслабо, куда собрался, никого не предупредил, и если уж сам с трудом вижу катер, то и меня вряд ли кто-то видит, тем более что капитан очевидно не ожидал от меня этаких фортелей, подчеркнуто обращаясь „эль‟, скорее, с издевкой».
Прыгать назад категорически не хотелось. К счастью, скоро заметил, как слабое копошение у борта отделилось, скользнув по солнечной ряби темной мошкой, значит, шлюпка идет к острову. Ну и отлично! Осталось дождаться и помочь с выгрузкой. Переправлять вещи на базу буду проверенным методом: захватывать по частям и прыгать. А начну с маяка. На небольшом расстоянии я его прекрасно вижу, и он сослужит отличную службу. О том, чтобы прыгать через океан, пока речь не идет. Маяк на Плоском мысу и раньше был, но разглядеть его через толщу половины планеты я не мог. Хоть, наверное, правильно было бы сказать «не умел». А вот для чего я сюда явился, так это учиться. Уверен, что среди символов базового языка найдется много чего полезного, а не только скакалка да светофильтр.
Шлюпка подошла довольно быстро: собственный привод, а не примитивные весла. Чувствовалось, что ребята много где походили и много от кого убегали, на скорости даже вспомогательной посуды не экономили. Когда стали различимы силуэты, помахал рукой. Не сразу, но ответили, и суденышко слегка подправило курс.
Выгрузились. Сатрас смотрел с восхищением, Тормел, напротив, прятал глаза и, похоже, ждал не мог дождаться, когда же можно будет свалить подальше от опасного эля. Он напоминал мне моряка, который доставил в трюме судна пару десятков ядерных ракет, тайком от капитана жарил на ящиках, где они дремали, шашлык и даже обдумывал с боцманом, не затерять ли пару солидных коробок для себя, в хозяйстве, ясное дело, такая красота точно пригодится, а потом внезапно узнал, что за начинка таилась под добротно оструганными досками и крашеным цинком, и теперь мазал где надо и где не надо свинцовой примочкой и горячо жаждал одного: быть подальше.
– Капитану привет! Спокойного моря и веселого отдыха, как придете. Через сто дней, если ничего не изменится, жду обратно.
– И вам не скучать! – отозвался улыбчивый Сатрас, стоя в пляшущей в прибое лодке.
Тормел молча махнул рукой, и крохотное суденышко, едва не взлетев на очередном гребне волны, ходко устремилось к темной черточке дремавшего поодаль катера.
Отвернулся, разглядывая громоздившиеся среди крупных валунов ящики. Ну что, эль, поработаем?
Пирамиды неодинаковы. Только одна принимает Рэя, и только через нее можно управлять остальными. Те как станции подзарядки кристаллов, в то время как Великая – центральная диспетчерская, главный офис и склад. Режим работы у нее, правда, щадящий: один раз в тридцать лет. Но в этом ничего необычного: кто-то пашет с утра до ночи, ни о чем не думая, а кто-то думает, ничего не делая, круглые сутки: и на пляже, и в баре, и в модном бутике. Ну или делает вид, что думает.
Рэй – главная загадка и главная удача. Любой «ра» случайно или намеренно оказавшийся в Великой пирамиде в нужный момент станет Рэем. Он омолодится, и до следующего цикла, до того самого нужного момента, когда карлик Лена спрячется за громадой могучего Соле, пирамида утихнет. Можно сколько угодно гулять по ее прохладным лабиринтам, можно быть хоть «ра», хоть простым хином, она подчинится только одному – избранному. Случайно избранному, конечно, везунчику. Но это только в первый раз. Сколько длились Темные века – неведомо. Но одно определенно: минули сотни циклов, прежде чем первый «ра», тогда еще воистину случайно попал в пирамиду в нужный момент. Он и был тем самым счастливчиком – избранным не чьей-либо волей, а самим случаем, самой Вселенной. Больше таких случайностей люди не допускали.
Мама Кира по неведомой ему самому причине отлично знала историю давних лет. Не прикрашенную, не ту, что преподавали в младших школах, а ту, что хранилась на глиняных табличках в маленьком монастыре далекого южного острова, что носил то же имя, что и обитавший там светлокожий и светлоглазый народ, – Пале. Кир там родился, но ему бы и в голову не пришло променять кипучую, манящую молодую жизнь на копание в древних, отзывавшихся костяным стуком черепках. Да никто его и не пытался этим соблазнить. Мама, напротив, делала все возможное, только бы старший сын вырос подальше от этих полузабытых опасных историй. Она никогда не рассказывала ему подробностей, но смогла отлично передать свою опаску и даже некоторое отвращение ко всему, что было связано с верховной властью, с Рэем.
В совершеннолетие он, как и все, прошел обязательную процедуру проверки пирамиды, предсказуемо отозвавшейся на его кровь. И немудрено: что его мама, что покойный отец, что все известные ему дедушки и бабушки – все были «ра». Для острова это было не в диковину, в отличие от большинства других баронств, окружавших каждое собственную пирамиду, народ Пале всегда отличался повышенным количеством носителей тех самых генов или что там было нужно неведомым строителям каменных артефактов, которые могли взаимодействовать с пирамидами. Пожалуй, останься Кир на острове, и мамины страхи остались бы женским капризом – естественным беспокойством о судьбе своего ребенка. Но мама хотела другого, она хотела не скудного прозябания, а большой жизни, если не для себя, так хотя бы для сына. Она хотела, чтобы он жил и работал там, где дороги бороздили пыхтящие мобили, где по рекам толкались вереницы судов, где люди процветали, строя огромные города, мосты и гигантские фабрики. И вся эта манящая и кипящая цивилизация вертелась вокруг Великой пирамиды на далеком севере.
Кир теперь многое мог бы рассказать маме о реалиях местной жизни, но в целом она была права, только здесь был спрос на людей, совершенно никчемных в далекой провинции: на артистов, художников, математиков, биологов и прочих бесполезных в ежедневной борьбе за выживание профессиях. А главный парадокс состоял в том, что именно эта жизнь сейчас вела его к тому, чего мама больше всего и боялась: ее сын ехал в Великую пирамиду и не просто как праздный турист, а по работе – работе, прямо связанной с ее тайной, и, как он подозревал, много хуже – политикой.
Знакомый серый мобиль Ван Геори катил по каменным мостовым города, мягко качаясь на старомодных рессорах. Водительская кабина была предусмотрительно отделена от пассажирского салона, и Ван Геори вдоволь насладился, выспрашивая Кира о жизни на острове и о маминых страхах. В конце концов парню надоел этот своеобразный допрос, и он решил изменить одностороннее направление беседы:
– Господин Ван Геори, а вы ведь уже видели, как избирают Рэя?
– Нет. Не видел. Хотя пережил две таких процедуры.
Брови Кира взлетели в изумлении: Ван Геори вовсе не выглядел настолько старым. Тот это заметил, криво улыбнулся:
– Ну, в первый раз я, положим, еще был совсем молодым, – он всмотрелся в собеседника. – Немного моложе тебя. И вся эта хрень меня тогда мало волновала. Да и во второй раз, честно говоря, были совсем другие интересы, – он проводил глазами обгонявший их мобиль и добавил. – Да и какая разница? Посещал ли ты избрание или нет, Рэй, слава пирамидам, остается тот же. Так чего время тратить?
– Но ведь рано или поздно его придется менять? – осторожно спросил Кир.
– Лучше бы ни при нас. А так – да. Наш уже слабо держится, еще два-три цикла – и пошлет всех далеко. Но, я надеюсь, это будет не при тебе. И уж не при мне точно.