– Никого она не омолаживает, как ты выразился. Она пока непонятным образом, хотя у коллег есть наметки как, восстанавливает нарушенные генетические последовательности клеток, и все!
– Не понял, – Кир недоумевал. – Как же Рэй тогда живет столько?
– Как тебе сказать, Кир? Тебе бы кое с кем другим пообщаться, – Ван Геори помолчал, потом махнул рукой – забудь – и продолжил: – Просто после такой процедуры организм сам, без помощи пирамиды, удаляет все, назовем их так, несистемные клетки и прочий мусор. Человек как бы выздоравливает, а не омолаживается. Если он сломал руку, например, то Пирамида ее не срастит заново. У нашего Рэя, например, куча старых шрамов, и неправильно сросшиеся кости – следы давних травм. Так вот они никуда не пропадают после цикла, хотя молочные зубы вместо пары утерянных в предпоследнем цикле появлялись. Зубов он, правда, лишился прямо накануне избрания. А вот другой, утерянный хрен знает когда, так и не восстановился.
Кир задумался, в школе всегда говорили, что Рэй выходит из Великой пирамиды как заново родившийся. Ему еще тогда казалось это чушью, как же он помнит все, если только что заново родился?
– То есть Рэй всего лишь возвращает здоровье?
– Ну, можно сказать, да.
– Но тогда он должен был уже умереть от старости! Шесть циклов!
– Строго говоря, он и стареет. Просто этот процесс у нас с тобой складывается из многих параллельных. Представь мобиль: есть естественный износ, есть моральное старение, есть последствия разнообразных аварий, неправильной эксплуатации, поломок, есть деградация, прямо заложенная производителем. Так вот, у него, строго говоря, естественный износ полностью устранен, но внешние факторы никуда не делись, и они со временем накапливаются.
– А что вы имели в виду под моральным старением?
Ван Геори негромко засмеялся:
– Да, смешно получилось. Мобиль со временем, даже если он в превосходном состоянии, перестает удовлетворять меняющимся запросам людей. Он-то остается тем же, а они меняются. Хотел бы ты ездить сейчас на «лорде» первых выпусков? – он дождался реакции парня, кивнул и продолжил: – Так и у Рэя. Основные нейронные связи у него сформированы в молодости и со временем не перестраиваются. Его личность, как скелет, обрастающий после каждого цикла новым мясом, в основе остается неизменной. Он деятелен, активен, особенно после цикла, но его активность однообразна, как ездовые повадки старого мобиля. Ты не поверишь, но он по-прежнему читает и пишет на староимперском и категорически не желает учить современный язык. Он даже говорит с акцентом. Таких тонких нюансов – масса. Он сам их замечает, но, с его точки зрения, это, конечно, выглядит иначе. Рэй жалуется на скуку. Ему скучно. Скучно до такой степени, что его приходится уговаривать идти на избрание. К счастью, пока это удается. Но, когда я говорил с ним последний раз, он едва не сбежал от меня.
– То есть, как?! – Кир искренне удивился.
– Деградируют эмоциональная и интеллектуальная сферы. Как у человека, лишенного необходимости двигаться, прилагать к чему-либо усилия, деградирует мышечный аппарат. Его эмоции с каждым циклом проще и незамысловатее. Думаю, что если бы не требовалось его участие в управлении пирамидами, то все эти выборы давно бы забросили, а сам Рэй превратился бы в такое священное домашнее животное с простейшими запросами: охота, рыбалка, еда, любовь, ну и пузико почесать. Я для него был – очередная унылая помеха, лишнее напряжение, неприятность. Все, что ему хотелось, – удрать. Удрать туда, где все знакомо, приятно и комфортно.
Кир смутился. При всем его настороженном отношении к Рэю, привитом мамиными усилиями, никто и никогда не говорил о верховном правителе, от которого буквально зависела цивилизация, с таким пренебрежением, как Ван Геори. К тому же последний не был каким-то смутьяном или оппозиционером из периферийного баронства, он, напротив, был частью системы, интеллектуальной составляющей того, что выросло под властью самого Рэя.
– Значит, когда вы говорили, что он слабо держится, вы имели в виду, что у него пропадает интерес к тому, чтобы быть самим Рэем?
– Именно! – Ван Геори воздел указательный палец к качающемуся потолку мобиля, наконец-то выбравшегося из тесноты центра и стремительно несущегося к так называемому мосту Великой пирамиды, за которым открывалась прямая дорога к молчаливому артефакту, возвышавшемуся над огибавшей его рекой.
– Да-а, – протянул Кир, – я, пожалуй, тоже не хотел бы жить во времена, когда баронства начнут грызню за нового кандидата.
– Ну, тогда, Кир, ты в общих чертах понимаешь, над чем мы все работаем.
– Управляемое избрание?
– Ф-фу! Кир! У меня сложилось о тебе лучшее мнение. Что за глупости?! Наша задача – овладеть могуществом пирамид. Мы работаем над тем, чтобы человечество не зависело от прихоти неизвестных строителей. Нам нужна сила и знание этих людей, или нелюдей – кто знает. Мы должны получать энергию своей волей и знаниями. Спасибо, конечно, тем, кто снабдил нашу древнюю колонию таким подарком, но дальше мы сами. Понимаешь?! – Ван Геори слегка сузил глаза и наклонился к Киру. – Мы не можем строить наш дом на чужих подарках! Это тупик.
Мобиль затрясся на древней мелкой мостовой самого старого моста в баронстве. Кир откинулся на мягком диване, пережидая грохот и раздумывая об услышанном.
Ему нравилось то, о чем говорил Ван Геори. Это была большая цель и великая загадка. Участвовать в такой работе – наполнить свою жизнь смыслом и вырастить стержень, вокруг которого ты сам сформируешься как личность – это не автоматику мобилей всю жизнь настраивать. Была лишь одна деталь, которая беспокоила, искажала чистое воодушевление, порожденное предвкушение масштаба предстоящей работы, – память о тех странных вспышках осознания себя единым с иным человеком. В отличие от красивых, но абстрактных слов начальника, они, эти вспышки, были настоящей частью Кира: чувствами, мыслями, памятью, и потому казались более существенными и даже наполненными иным смыслом, чем разгадка механизмов функционирования пирамид.
Когда грохот колес по брусчатке моста остался позади, Кир решился спросить замолчавшего спутника:
– Господин Ван Геори, а вот вы говорили, что вас выкидывало в сознание иного – не человека. – Собеседник оторвал взгляд от узкого окна мобиля и всмотрелся в Кира. – Как это? Что вы чувствовали? Или что успели запомнить? И кто это?
Ван Геори нахмурился, как-то сник, отчего стал казаться старше. Двумя ладонями потер веки, луч Соле скользнул по его усталым глазам, дождался, пока повернувший мобиль увернется от яркого света, и, лишь когда лицо на контрасте стало почти невидимым ожидавшему ответа Киру, заговорил:
– Начнем с того, молодой человек, что о наших приключениях, – он голосом выделил слово «наших», – не стоит никому рассказывать. На то есть множество причин, о которых я говорить не буду. Не могу. Как ты догадываешься, нашу работу финансируют политики, а они склонны стремиться к простым решениям. Это для меня твои слова про управляемое избрание – глупость, а для некоторых из них – мед на сердце. К чему им эти наши видения, эти сложности вероятностей, выбора, когда так сладко и приятно было бы всего лишь продлить безбедную жизнь. Они не очень верят, что мы поймем, как все это работает, но охотно верят в то, чего сами так жаждут. Если бы конкурирующие пирамиды не вели таких же исследований, то они и нас бы не подпустили к ним. Поэтому с твоей стороны было бы весьма предусмотрительно никогда не раскрывать подлинной цели работы. По крайней мере, пока не разберешься, с кем и о чем можно говорить. Оставь это мне – избежишь неприятностей. – Дальше Ван Геори говорил совсем тихо, почти неразборчиво, но Кир не пытался переспрашивать, боясь спугнуть. – Тебе, Кир, невероятно повезло, как мне кажется, ты контактировал с человеком. Хотя если сам подумаешь, с гораздо большей вероятностью это должно было быть что-то или кто-то вроде того, с кем столкнулось мое сознание. Я думал над твоим случаем и решил, что такой контакт, как у тебя, слишком невероятен. Это значит, что мы не действуем сами по себе. Понимаешь?
– То есть как? Меня же никто не принуждал.
– Я не про это. Пойми, если мы играем в спектакле, который написали не сами, то и встретиться можем только с персонажами той же пьесы. И тогда не кажется невероятным, если ты встретился с главным героем, например, – а с кем же еще? Разве что другими такими же, как ты, актерами. Ведь всех участников представления по пальцам руки пересчитать можно.
Кир насторожился. Ван Геори был, очевидно, слеплен из другого теста, такие нюансы самому парню в голову даже не приходили. Он кивнул озадаченно:
– Предположим.
– В таком случае то, с чем или кем я столкнулся, – тоже участник нашего спектакля. Догадываешься, кто это может быть?
– Есть несколько вариантов, но, думаю, нужны хоть какие-то подробности. Пока вы не описали ничего, кроме того, что это не человек. И да, я помню про облака. Это все?
Ван Геори отвернулся к окну, всмотрелся:
– Подъезжаем, – повернулся к Киру. – Считай, что все. Облака, как бы странно они ни выглядели, – детали. А вот контакта у меня не вышло. Ничего я не понял, это же другой разум! Да не просто иной, а принципиально другой! – он вновь всмотрелся в стекло мобиля. – Прервемся, поговорим на обратном пути. Выходим.
Великую пирамиду Кир, конечно, видел, хотя никогда и не заходил внутрь. Вблизи она почти не изменилась. Пыльная громада рукотворной горы обрывалась макушкой у самого неба. Истоптанный многочисленными посетителями лес у подножия походил на заброшенный парк, исчерченный тенистыми тропами и следами пикников жителей недалекого Ура. Единственный вход, темневший провалом на полпути к небу, был заботливо огорожен невысоким решетчатым заборчиком, казавшимся снизу парой тонких, ажурных трапов, тянувшихся от подножия к порталу. Кир живо представил, как это выглядело, когда лес внизу был диким и нависающая над ним громада желтоватого камня не была отмечена чужеродными пристройками, как темнел загадочным провалом манящий портал на южном склоне, столетиями дожидаясь случайного пришельца.
– Чего застыл? – позвал зазевавшегося парня Ван Геори. – Пошли, проверим тебя на физическую подготовку, – хитро улыбнувшись, он кивнул встрепенувшемуся Киру в сторону небольшой толпы посетителей, темным облачком клубившейся у основания пирамиды и тянувшейся жидкой струйкой к поднебесному порталу.
– На Пале пирамида точно такая же, – заметил Кир и добавил: – Ну, по размерам. Только у нас леса нет, так она оттого даже больше кажется.
Весть о возвращении эля, казалось, разбудила Старшую. Последние годы Олмирея редко выходила из своей кельи неподалеку от Угла, хотя и с жадностью выслушивала все новости далекого Мау. Последний подарочек элю, добравшийся до него в ходе сложной многоходовой комбинации, словно вытянул шипящий запал из готовой взорваться души беглянки. Она не сомневалась: опасное существо, пришелец, грозивший разрушить выстроенный ею и ее предшественниками мир, навсегда оставил его. И уж тем более она не расстроилась, узнав, что надменная аристократка Ана каким-то неведомым самой Рее способом умудрилась свалить следом за своим любовником, мерзкая сучка!
Шли годы, возраст, несмотря на все усилия сестер, брал свое. Она еще вмешивалась в хитросплетения заокеанской жизни, но внутренне уже сдалась, успокоилась. Так или иначе, но главного добилась – Орден сохранил чистоту, зараза пришельцев не испортила устоявшиеся традиции, а власть приходит и уходит. Пусть о ней болит голова у ее последователей, даже если они и не приняли обет.
Когда располневшая Эсма принесла ей ту весть, Рею словно пронзило разрядом. Не может быть! Оттуда не возвращаются! Окончательно добила новость, что эль притащил за собой и чернокожую предательницу, по слухам, все такую же молодую и прекрасную. Перестроенный Орден кипел, но Рея быстро успокоилась. Она никогда не стала бы Старшей, если бы не умела пользоваться холодным терпеливым расчетом.
Осторожные первые пробы, первые попытки прощупать границы могущества прибывших – эля в первую очередь, – осуществленные с помощью оставшейся резидентуры монастыря, показали неоднозначные результаты. Эль изменился. Как и предсказывали древние записки, которые хранились в тайных архивах Ордена и часть из которых, особенно тех, что касались предыдущего эля, Олмирея вывезла за океан, ослабел. Мягкое прикосновение искусства уже не вызывало кипящего энергией ответа, с которым туповатый мужлан не мог справиться. С другой стороны, он научился чему-то новому: множество глаз видело, как он скакал в обнимку с Аной на сотни метров, хотя и не смог справиться со слабым воздействием, по сути, бежал от него. Она не могла правильно оценить, каким образом он делает это без присутствия храма, но верные глаза подсказали, что эль в очередной раз что-то изобрел или притащил с собой. Не зря же в его руках заметили новый артефакт – высокий посох с бронзовым зеркалом вместо навершия. Олмирея легко сложила мозаику и сделала вывод: без своих костылей эль стал уязвим.
Она затаилась, выжидая момент. И он настал. Когда стало известно, что Ана потребовала у Ордена права выкупа одного из хранившихся там маяков, Рея, не обращая внимания на глупые советы окружавших ее дур, обратила все оставшееся влияние на то, чтобы она получила его. Ей уже было известно, что эль ищет судно за океан, на какой-то богами забытый остров, и она не сомневалась: маяк поедет с ним. Глупый мужичонка своим убогим умишком даже не мог сообразить, что тот виден всем! Это же какая удача: эль не просто отправляется в пустоту, туда, где нет этих предателей маути, где нет семьи Уров, Храма, но и тащит за собой огромную вывеску, чтобы его легче было найти.
Глаза за морем подсказали: эль уходит один, без Аны, без сопровождения скелле, даже без простой охраны. Как только выкупленный Урами древний артефакт стал двигаться, она немедленно дала команду готовить яхту. Спешить некуда, пусть сначала найдет свой остров, пусть те, кто согласились ему помочь, уйдут, а уж ей, ориентируясь по маяку, не составит никакого труда найти одинокого дурака и окончательно закрыть эту проблему. Столько лет, а он, как заговоренный, то исчезает, то вновь выпрыгивает из ниоткуда, беспокоя налаженную жизнь, охраняемую выстраданными большой кровью правилами. Видно, лишь смерть может остановить это существо. А не станет эля, и с Аной, и с ее подругами можно будет разобраться, без всяких там заветов, богов, элей, храмов – по-свойски.
Путь до острова занял неожиданно много времени. Несмотря на то что яхта отправилась в путь, еще пока маяк двигался, к моменту прибытия Старшей сестры эль должен был уже дней десять оставаться на острове один. И Рею почему-то страшно беспокоило, если не сказать пугало, то, что она не знала, более того, не могла даже предположить, что он там делает.
Когда остров окончательно навис над орденской яхтой, она поняла, с чем был связан интерес, по крайней мере, Уров к нему: целый остров был огромным неосвоенным месторождением радужного камня. В это время года, если подходить к нему с востока или севера, то Источник прятался за сверкающим массивом, делая практически невозможным любое использование искусства. Поэтому Олмирея велела капитану любыми путями искать место для высадки с юга или юго-запада.
Увы, но это не помогло. Нет, конечно, скелле не чувствовали себя здесь беспомощными, но беглый осмотр побережья и отправленные на разведку группы быстро обнаружили, что эль, судя по всему, обосновался в небольшой долине северной части острова среди заброшенных древних строений неясного назначения.
Как ни крути, а самая могучая часть экспедиции – скелле – станут там совершенно бесполезными. С другой стороны, насколько бы сам эль ни был слаб, но Старшая в любом случае не решилась бы применять магию к этому существу. Хватит тому и остро заточенной бронзы. Но вот путешествие к этим развалинам сразу же потеряло привычный скелле комфорт и даже некоторую элегантность. Едва группа, сопровождавшая Старшую, вступила в тень радужного камня, как быстро выяснилось, что остров находится в тропиках и притом довольно горист и немал в размерах. На второй день пути, обливаясь потом, немытые, уставшие, со сбитыми ногами женщины уже были на грани. Олмирея чувствовала, как в ней нарастает жгучая злоба по отношению к этому инопланетянину, вынудившему так непривычно страдать пожилых скелле. При всем при том начали о чем-то подозревать сопровождавшие их воины Ордена, так непривычно им было видеть изнуренных и зло огрызающихся друг на друга потных и вонючих повелительниц. Несмотря на то что все мужчины отряда были много раз проверены, а их семьи всем обязаны монастырю, Старшая забеспокоилась: едва ли не впервые в жизни ее окружали не пугливые туповатые самцы, а выносливые немногословные бойцы с любопытными, острыми глазами, способные в мгновение ока вырезать всех растерявшихся в непривычном окружении скелле.
Пришлось делать незапланированный привал, чтобы привести себя в порядок и хотя бы выглядеть как настоящие повелительницы Мау, а не как группа усталых старушек, подгоняемая нетерпеливыми воинами. Так потеряли еще день, хотя бы немного отдохнув и помывшись на берегу крохотной речушки, прятавшейся в густых зарослях незнакомой растительности.
Наконец, ее страдания и натертые гудящие ноги дали свой результат. Из-под низкого полога, нависавшего вдоль русла речушки леса, Олмирея рассматривала широкий ровный склон, усеянный разнокалиберными строениями, большей частью почему-то округлой в плане формы, явно оставленными на растерзание времени древними.