Я прекрасно помнил слова Храма о том, что символы – базовые элементы нового языка. И раз так, то никакой язык из дюжины букв сам по себе не сложится, комбинировать надо, складывать последние в слоги, те в слова, а там, глядишь, и до осмысленных фраз дойдет: «Как вас зовут?» или «Сколько стоит?», а то и «Здесь был Вася». Фантастика!
Поле для экспериментов вырисовывалось грандиозное. Через несколько дней упорной работы у меня уже закончилась толстенькая тетрадь, плотно исписанная сложными таблицами комбинаторики моего молчаливого богатства. Правда, ничего такого же грандиозного, как, например, способность перемещаться в пространстве без посредства собственных конечностей, больше не нашлось. Но и пустых символов, используя которые, я так и не смог добиться никакого отзвука в моих датчиках, было немного. И лишь пара буквально осталась глухой ко всем моим усилиям. Что эти символы значили или хотя бы с какими другими реагировали, определить пока так и не удалось. Может, не хватало еще датчиков разнообразных излучений или атомных часов, а может, это были какие-нибудь знаки препинания или служебные части неизвестной мне грамматики, кто знает? Вдруг один из них, например, вызывает поток нейтрино? Как мне, окопавшись в бронзовом веке, это определить? Частицы эти, вестимо, и на Земле-то ловили не просто так, куда уж мне с моей козьей шерстью!
Как бы там ни было, но я буквально был поглощен своими экспериментами. В кои-то веки я не выживал или спасался от неприятностей, а исследовал. Причем изучал не абы что, не физиологию лохов, пусть меня распнут биологи, а базовый инструмент для оперирования материей в целом. Дорвался-таки!
В голову пришла идея проверить, кроме всего прочего, законы сохранения: материи, энергии, импульса. Я решил накрывать экспериментальное поле всеми возможными простыми комбинациями и тупо проверять закрытый объем на изменение тепла, массы и движения. Если где-то что-то убывает, то непременно надо будет найти, и где процесс идет в обратную сторону. Тем более что я ведь не слепой, кое-что вижу, когда пользуюсь дарованными рецепторами. Осталось дело за малым – за кастрюлей.
В хламе заброшенной обсерватории я где-то видел такую – отличный кандидат для того, чтобы хоть как-то ограничить экспериментальное поле. Да и малые изменения импульса можно отлично наблюдать на основе плохо перемешивающихся взвесей. Долбанул символом, очнулся и смотришь, как шевелятся цветные хвосты краски в кастрюле с маслом.
Удивительно, но хотя я был уверен, что видел этот незаменимый предмет в хламе за зданием, которое я мысленно называл столовой, там ее не было. Озадаченный, хмурясь и пытаясь возродить в памяти отчетливый образ мятой посудины, я двинулся назад, в главный зал обсерватории, где проводил все свои эксперименты.
– Не так быстро, эль, – незнакомый мужской голос испугал, до такой степени я был уверен в своем одиночестве.
Я замер и осмотрелся. Не зря, выходит, пугался, вокруг меня, закрывая все дороги для отступления, словно из ниоткуда, появился десяток мужчин – все того типа, который я уже давно старался держать подальше от своей драгоценной тушки.
Говорил, судя по всему, мрачный мужичок невысокого роста. У него одного в руках не было никакого оружия, но при этом именно он, пожалуй, пугал больше прочих. Наверное, такой взгляд у забойщика видит свинья, когда он с некоторой даже скукой примеряется, как бы это половчее и чтобы не испачкаться, – спокойный и деловой. Врачи, скорее всего, тоже так смотрят, только ты за этими глазами видишь жизнь, а тут, сомнений никаких, – это она, смерть.
Я напрягся, приготовился прыгнуть, но неподвижность незнакомцев удержала.
– Ты, собственно, кто такой? – слегка прищурившись, поинтересовался у опасного мужичка, прекрасно чувствуя, что как раз-таки он и не собирается меня лично убивать – для этого у него есть десяток молчаливых фигур, рассредоточившихся в каждом проходе, парочка, кстати, стояла так, что перегораживала ход в лабораторию.
– Поговорить надо, – спокойно ответил тот.
– Это не ответ. Я спросил, кто ты?
– А это не твое дело. И давай без глупостей! Ежели б с тобой не хотели говорить, я бы тебя уже кончил. Жди.
Ух ты, как интересно! И, честно говоря, стремно. Я ведь и в самом деле совсем забыл проверяться, расслабился. Еще бы, сам эль, жена – глава Совета Ордена, остров где-то на краю океана. От кого прятаться? Могли бы и правда сделать нехорошее, я видел, как кидают такие дротики. В глаз не в глаз, а пробьют навылет, если в кости не застрянут. Но то, что меня не убили сразу, внушает надежду, зря они так, упустили шанс, упустили. Теперь посмотрим, кто кого.
– Далеко ты, эль, забрался! Пока до тебя доберешься, последнее здоровье оставишь, – раздался слегка дребезжащий голос пожилой женщины.
Я повернулся навстречу небольшой процессии, откуда-то снизу, со стороны далекого леса, прятавшего ручей, появились три женщины: одна довольно пожилая сухонькая старушка и две фигуры, которые на Земле по-простому обозвали бы: тетки. У меня уже глаз пристрелялся, так что никаких сомнений, это не просто скелле – монашки.
Мысли понеслись в турборежиме: «Что? Кто? Откуда?» Пока старушка – очевидно, главная – приблизилась к своеобразному оцеплению, я уже наскоро набросал детальки пазла.
– Мы не знакомы, но сдается, по мою душу сама Старшая сестра пожаловала. Неправ?
– Прав, эль, прав. И то, что лично мы еще не виделись, и то, что по твою душу, как ты выразился.
Она остановилась поодаль, не приближаясь и не пересекая невидимую линию, отделявшую мир за оцеплением от моего, можно сказать, личного пространства.
Опасается. Очевидно, отлично знает, что может и не на всем острове, но в этой долине точно, бессильна.
– Честно говоря, удивлен. И не понимаю, почему именно здесь?! Могли бы пообщаться в более комфортной обстановке, если уж это так важно. Я не прячусь.
Старушка молча замерла, пристально рассматривая меня как редкую диковину, я вздохнул:
– Ну, как бы то ни было, давайте знакомиться?
– Ни к чему это, – бросила Старшая. – Я за океан тащилась с единственной целью: лично убедиться, что ты наконец-то сдох, эль!
– Очень жаль, но, кажется, вы зря потратили время. Я, как вы выразились, подыхать, по крайней мере, сегодня, не собираюсь.
Да, эта скелле была сурова, уж на что я их сестру знаю, но тут прям мороз по коже. Не говоря больше ни слова, она едва уловимо двинула ладонью.
Я был готов. Прыжок не мгновенен: нырнуть в новое восприятие, сориентироваться там, прицелиться – все время. И очень может быть, что мне его не хватит, вряд ли бросок дротика тренированной рукой занимает много этой бесценной меры движения материи. Так что я уже некоторое время буквально дрожал, то ныряя в восприятие храмовых рецепторов, то возвращаясь обратно.
Это короткое движение ладони сказало мне все: передо мной не киношный герой, решивший напоследок выяснить отношения или насладиться своим триумфом, эта скелле даровала мне паузу перед смертью лишь потому, что ей требовалось лично быть рядом. Она пришла, поняла, что я именно тот, кто ей нужен – все, больше никаких разговоров!
Прыгнул я в большой зал обсерватории, туда, где лежали мои припасы. Если бы воины знали о моих способностях, они бы могли и не убивать меня. Просто утащили бы все с собой, и я, правда, не очень быстро, умер бы сам от банального голода. Или нет, но, с моей точки зрения, это был бы наихудший вариант, пришлось бы рискуя угодить в ловушку, преследовать отряд, пытаясь похитить провиант или сложенные в отдельный мешок линзы, позволявшие мне, по крайней мере, прыгать вдали от острова. Ну и последний вариант – почти чистое самоубийство: прыгать сразу на континент, который сквозь толщу планеты практически не угадывался.
В зале было тихо, все так же пробивался яркий свет с верхней галереи, плясали, резвясь, в его лучах редкие пылинки, молчаливой кучкой лежали мои пожитки, громоздились неразобранные ящики с запасами, в центре зала замерли широким полукругом самодельные датчики – набор сумасшедшего ученого. Чего стоит одна только козья шкура на бронзовом треножнике.
Снаружи что-то стукнуло, потом пару раз прокричали мужским голосом, что, не разобрать, слышно было, как задвигались воины. Я схватил мешок с сыром и лепешками, метнулся к линзам, валявшимся поодаль, и едва ли не споткнулся о широко раскрытые удивленные глаза бойца, вбегающего в зал. Тот, несмотря на неожиданность, действовал, как и все воины, без раздумий, на одних рефлексах, – рука с поблескивающим полированной бронзой наконечником дротика уже заносилась для броска. Я снова прыгнул, на этот раз тоже не раздумывая, куда взгляд упал, до последнего ожидая удара, – пронесло.
После жара раскаленной площади, показалось, наступила блаженная прохлада. Ушей коснулся плеск воды, плотным зонтиком над головой смыкались кроны леса. Ручей – видимо, недалеко от обсерватории. В руке мешок с едой и все – линзы остались в зале. Я снова нырнул, всмотрелся в отдаленное мельтешение потока вокруг обсерватории – лучше туда сейчас не соваться. Конечно, Старшая – баба прожженная, она, без сомнений, вычислит, что мне нужно, и зачистит мою базу. Может, у меня и есть сейчас шанс достать-таки линзы в суете, которая там сейчас царит, но такой же шанс угодить как кур во щи. Не буду торопиться, подожду, понаблюдаю. Не может быть, чтобы не представился удобный случай! Может, получится ночью, например, перетаскать все, пока они очухаются.
Я осмотрелся. Местечко, конечно, хорошее: вода, тень и от обсерватории недалеко, даже слишком недалеко. Пожалуй, прыгну еще разок, на другой берег, и затихну. Понаблюдаю, как смогу. Побалуюсь с символами, если надо будет убить время.
Так и сделал. Отлично устроился, хоть и грызло смущение от допущенной оплошности. Маяк притащил, по нему, ясное дело, меня и нашли. Теперь, судя по всему, его уже готовят к перемещению: отчетливо видно, как он шевелится. Уверен, такое они точно не бросят. Считай, прошляпил, семейное добро. Это не говоря уже о том, что у меня самого на него были серьезнейшие планы. С другой стороны, интересно, куда они его повезут? Он ведь в любую сторону действует: если вы меня нашли, то и я вас смогу, куда бы вы ни спрятались. Несмотря на боевые мысли, настроение понемногу портилось. Да, Старшая главной своей цели не добилась и сейчас, наверное, гадает, куда это я отправился? Но и я потерял очень многое: маяк, устроенную базу, готовую лабораторию для экспериментов, тетрадь с записями, линзы, и прочее, и прочее. У меня даже оружия никакого. Будь я бравым спецназовцем, переколол бы всех воинов поодиночке, вот только вопрос: чем? Может, лупить их спецбулыжником по макушкам? Кстати, идея! И очень может быть, что скоро придется ее реализовывать. Но пока я не готов. Надо собрать мысли в кучку, дождаться следующего хода Старшей: остановится ли она в обсерватории, готовя ловушку, или, собрав все мои манатки, двинется еще куда? Где-то же должно быть судно, на котором вся эта гоп-компания прибыла. Прыгун у нас один – я.
До вечера просидел сиднем на облюбованной полянке, почти постоянно проверяя, что происходит в сданной без боя обсерватории. Похоже, они решили там заночевать. Значит, придется прыгать поближе, в какое-нибудь свободное строение, не будут же они расставлять караулы по всем развалинам. И уже оттуда решать, как быть: лупить охрану, пользуясь своей единственной на данный момент способностью или таскать из-под носа у грабителей собственные пожитки и, главное, маяк. В этот раз я уже не сглуплю – заброшу его на вершину какой-нибудь горы, лишь бы последняя накрывалась тенью радужного камня. Пусть поползают, альпинисты престарелые!
А Старшая-то! Сколько лет прошло? Уже думал, она усохла где-то за морем, а нет. Ждала, гадюка! Говоришь, пришла убедиться своими глазами, что сдох пришелец? Я еще не решил, что с тобой делать, но сдается, что больше я таких блох позади оставлять не буду.
Пауза затянулась. Сгоревший индуктор сначала долго разбирали, потом куда-то уволокли массивные катушки, почерневшие от сгоревшего лака, все в прожилках оплавившейся красноватой меди. Кир сидел у стены, вытянув ноги на прохладном камне, и с любопытством разглядывал суету инженеров. Ему сказали ничего не трогать, он и не трогал, хотя техники нет-нет да и косились в его сторону, ворочая тяжеленные, судя по всему, детали этого самого индуктора.
Через какое-то время появился Ван Геори в сопровождении незнакомых людей, судя по одежде, скорее охранников, чем техников или инженеров. Последние с красными от натуги лицами притащили новые катушки, вызвав оживление у постоянной команды исследователей.
– Ну что? Скучаешь? – поинтересовался Ван Геори, подходя к Киру.
– Да нет. Интересное представление дают. Да еще и в крутейшем месте.
– Ага, – пристроился рядом начальник, – деваться некуда, надо ждать, пока обратно соберут.
– Зачем?
– Да затем, что эксперимент мы еще не закончили.
– Может, просветите подопытного.
– Думаешь, ты первый? – Ван Геори криво ухмыльнулся. – Я сам его десяток раз проводил, – он всмотрелся в темное отверстие под потолком, потом коротко взглянул на ожидавшего продолжения Кира. – Ну, в каком-то смысле ты будешь первый. Первый «ра». Знаешь ли, не каждый встречный способен удержать в голове вероятностную модель, к тому же понимая логику процесса. А уж найти «ра», способного к этому, почти невозможно. Как-то так получилось, что среди математиков сплошь чернь всякая безродная, вроде меня. А ты – супер! Мало того, что синус от косинуса отличить можешь, так еще и «ра», – то, что надо!
Ван Геори тихонько рассмеялся и даже откинулся на локоть, небрежно развалившись в зале, который был легендой целой планеты.
– Пойми, Кир, вот мы рассуждали о том, что, делая выбор, меняем вероятности последующих событий просто в силу того, что в нашей модели все события уникальны и не повторяются. Но так или иначе выбор происходит в природе постоянно. И что-то я не слышал, чтобы от того, как упало дерево на реке, зависело, сгорят ли лепешки в пекарне. Это я образно! Может, мы, конечно, просто не видим эти связи. Но мы ученые, мы обязаны работать только с тем, что наблюдаем. И вот такой хрени, как с этими моделями, как с тем же вычислителем, – нигде мы ничего подобного больше не видели. А в чем же тогда разница? Чем так уникальна эта схема, эта формула, эта модель? – Ван Геори снова воздел палец, видимо, это был его любимый жест. – Уникальность – предсказуемо, пирамида. Модель – это ведь модель некоторых процессов, которые мы тут фиксируем, – он отмахнулся от подобравшегося парня. – Потом расскажу, а получишь допуск, даже покажу. А значит, место имеет значение. Однако со мной не сработало, есть вероятность, что мои предки подкачали. Так сказать, гены не того качества. На контакт-то я вышел, между прочим, в третий раз, но ничего особенного датчики не зафиксировали. Хотя сам контакт, если его так назвать, с моей колокольни ощущался гораздо более длительным, чем раньше. Теперь твоя очередь!