Я не знаю, сколько бродила в лесу. Если верить солнцу, то меньше трех суток. Если верить своим ощущениям, то лет сто. В первый день похода я держалась бодро, весело несла тяжелый походный рюкзак, готовила покушать, собирала цветочки и даже искупалась в лесном ручье, напугав местную русалку. Зеленоволосая дева зачем-то схватила меня за ноги и потащила ко дну, но получив пяткой в нос, немного успокоилась. А вот когда я схватила ее за зеленые кудри, чуть не вырвав их с мясом, хвостатая дева взмолилась о пощаде, резко отплыла и показала мне синеватый язык. После этого я ее больше не видела и могла нормально искупаться.
Спать я легла под вечер, устроив из веток импровизированный шалаш возле водоема, и, расстелив спальный мешок, отсыпалась до ночи. Проснулась от того, что на меня не мигая пялился какой-то зверек, похожий на кошку, но с человеческими глазами. Когда я протянула к нему руку, он резко отскочил и исчез в кустах. Раздосадованная, я собрала вещи и большую часть ночи шла вперед по дороге. Хоть было и страшно, но с другой стороны, спать ночью в шалаше еще страшнее.
Повезло еще, что кровожадная нечисть и дикие животные обходили меня стороной. По ночам я нервничала и очень остро реагировала на любой звук. Рука сама тянулась к пистолету, который я держала заряженным на случай враждебных ко мне индивидуумов. Кроме мелкого зверья и пары сов ночью, мне никто не встречался.
Второй день прошел тяжелее. Навалилась усталость, как физическая, так и моральная. Хотелось удобств, комфорта, горячей воды и вкусной еды, но ничего такого не было. В этот раз, уснув в полдень, я проснулась глубокой ночью. Было не по себе, так как сначала я даже не могла сориентироваться в пространстве. Собирать вещи в темноте и идти вперед не было смысла, поэтому я решила дождаться утра. Остаток ночи мне не удалось уснуть, я сидела в шалаше и с трепетом прислушивалась к ночным звукам. С первыми лучами солнца я тут же отправилась в путь, решив сделать конкретный марш-бросок.
Теперь уже третий день пути, но я до сих пор не встретила людей и никаких поселений. Только какая-то мелкая нечисть, которая изучала меня с любопытством, но на безопасном расстоянии. На третий день я к ним уже привыкла.
Сейчас меня волновало другое. Казалось, что рюкзак весил в несколько раз больше, чем тогда, когда я его собирала. День уже клонился к вечеру, и было пора устроить отдых, чтобы были силы идти ночью. Однако я, упрямо чеканя шаг, шла в темпе музыки, которая играла у меня в наушниках. Я шла из чистого упрямства, ибо хотелось куда-нибудь попасть, чтобы закончить эти мучения.
Когда Марфа сказала идти туда, где заходит солнце, она не предупредила, что на много километров будет только густой лес и маленькая тропинка. Я почти заплакала от обиды. Вспомните, у всех героев фэнтези были своенравные и умные кони, которые несли их в неведомые дали. У меня же были только свои ноги и тяжелый портфель на плечах. У фентезийных героинь были красавцы-спутники, эльфы и дроу, а я была совершенно одна. И наконец, у фентезийных героинь были луки и волшебные мечи, а у меня только перочинный нож, пистолет и катана. Мне захотелось все бросить и убежать домой, или хотя бы присесть и отдохнуть. Дойдя до какой-то поляны, я без сил повалилась на траву, тяжело дыша и поминая добрым словом всех и вся. Моим главным врагом, как ни странно, стала моя же глупость, которая втянула меня в эти неприятности.
— Святобор, ну хоть немного бы дорогу навел. Не то я и через век ваш мир не спасу. — провыла я волком.
Я еле дотянулась до портфеля и достала оттуда необходимые вещи. Корешки корешками, но еда по расписанию. Поев, я провалилась в сон, даже не достав спальный мешок. Желая хоть сейчас отоспаться до того, как зайдет солнце, чтобы по темноте продолжить свой путь.
Проснулась я, когда солнце было совсем низко за макушками деревьев. В этот раз я проспала не долго. Быстро упаковав вещи в рюкзак и перекусив, я продолжила путь. Примерно через час солнце уже совсем зашло, пришлось ориентироваться по компасу, идя точно на запад и стараясь далеко не отклоняться от заданного пути.
Если верить Марфе, то уже вчера днем я должна была пройти село, где смогла бы отдохнуть и поесть. Признаваться себе, что я заблудилась, было стыдно. Оставалось уповать на то, что Марфа что-то напутала и село я найду очень скоро. Иначе я сдаюсь, пакую манатки и возвращаюсь.
Во время моего путешествия лес претерпел перемены: березки и поляны исчезли, а на их место пришел густой сосновый лес. Где-то поблизости ухала сова, а в траве шуршало что-то мелкое. Только что начинающая убывать луна освещала тропинку передо мной. Вдруг я услышала шорох в кустах, и как будто что-то большое двигалось рядом со мной, следя за каждым моим шагом. По коже прошел холодный озноб, и я достала пистолет из кобуры, крепко сжимая его в руке. Слава богу, я научилась стрелять в тире. Я была напугана и хотела бежать, вместо этого я уговаривала себя идти медленно, чтобы не привлекать внимание хищников, которые могли быть рядом.
Внезапно я услышала жалобный стон поблизости. Мое сердце забилось быстрее, и я почувствовала, что меня начинает тошнить. Звук доносился впереди, и мои ноги сами сделали несколько шагов назад. Кто-то надрывно стонал, издеваясь над моими нервами. Вдруг я услышала жалобный скулеж, похожий на собачий, что меня немного успокоило. Ранее я заметила несколько ловушек для животных на дороге, и Марфа предупредила меня, чтобы я была осторожна. Хотя рядом не было никакого населенного пункта, могло случиться, что бродячий или заблудившийся пес попал в ловушку охотников. Я осторожно пошла вперед, стараясь не шуметь.
Признаюсь, я очень люблю собак. В детстве родители не желали завести мне этот чудесный комок шерсти, а у Димы была аллергия. Так и остались мечты мечтами. Теперь, слыша стоны, очень похожие на собачьи, у меня даже и в уме не промелькнуло, что это может быть ловушкой нечисти или, например, что заблудшие собаки намного злее волков. Я знала только одно — собаке нужно помочь. Вот и пошла я на звук, чтобы оказать эту помощь. В последствие свои необдуманные действия я списала на помутнение рассудка от долгой дороги и нехватку белка в еде.
От тропинки я отошла недалеко, все время нервно озираясь и стараясь смотреть под ноги. Пройти через терновые кусты было не легко, ветки постоянно цеплялись за мои штанины, царапая кожу под ними. Руками я пыталась ощупать окружающее меня пространство, при этом тыкая вперед собой пистолетом — на всякий случай. И если бы я не оступилась на краю ямы, я могла бы и не заметить его.
Он лежал на дне ямы, в боку торчало несколько стрел, а одна лапа была подогнута под неестественным углом. Он умирал, и по всем законам гуманности было бы пристрелить его, чтобы не мучился. Это был не пес, а матерый черный волк, наверное, даже больше меня в размерах. Он поскуливал уже в явно бессознательном состоянии, так как глаза его были закрыты. В сердце сжалась тугим комком дикой жалости. Я не могла смотреть, как мучается животное.
Я гуманистка, но не убийца. Даже ради избавления его от мучений я не могла бы его убить. Поэтому мне пришлось вспомнить все, чему меня учила мать по поводу спасения ближнего своего. Волк не был моим ближним, но он относился к категории братьев наших меньших, о которых мы обязаны заботиться.
Подойдя к нему поближе, я осмотрела раненого и оценила ущерб. Накатав в уме, что мне понадобится для его спасения. Я открыла рюкзак и хорошенько пошарила в нем. Затем я внимательно осмотрела при свете фонарика огромную черную тушу на предмет ранений и переломов. Осторожно проведя по шкуре животного и ища ранения в шерсти, я не обнаружила ничего, кроме того, что уже видела. Когда я посветила на руку фонариком, я заметила, что она вся в крови. Шансов спасти животное почти не было, но я хотела хотя бы попытаться. Что-то внутри меня не давало уйти. Толи совесть проснулась, толи интуиция подсказывала, что нужно спасти именно этого волка. Скорее всего, просто я не отличаюсь особым умом. Я вернулась к полумертвому волку из своей задумчивости.
Для начала необходимо было вытащить стрелы и зафиксировать лапу в правильном положении. Я достала походную аптечку, нож и горелку, и приступила к работе. Я продезинфицировала ножик, а затем нагрела его на огне, пока лезвие не стало раскаленным. Когда нож был достаточно горячим, я приступила к остальным процедурам. Я намочила полотенце и приложила его к одной из стрел, которая застряла рядом с легкими, и резким движением вытащила ее, тут же прижав раскаленным ножом, чтобы прижечь рану. Я проделала это еще три раза, пока все стрелы не были удалены. Кровь, конечно, текла, но в меньшем количестве, чем если бы я оставила раны не прижженными.
Волк стонал и метался во время всех процедур, сильно затрудняя мне помощь. Затем мне пришлось заняться лапой. Лапа была вывернута в суставе, и мне нужно было ее возвратить на место. Я погладила волка по загривку и шептала успокаивающие слова, а затем, не колеблясь, выпрямила лапу в нужном положении. Опять же, в ответ мне был полный боли стон. Бессознательно волк попытался меня укусить, но я захватила его шею и удерживала на месте, чтобы он не мог пошевелиться.
А вот дальше был тупик. Я не могла прооперировать его ночью, так как не взяла с собой ниток с иголкой. Я умею зашивать раны и когда-то помогала маме в работе, но карьера хирурга меня не прельщала, и я с ней распрощалась. Я могла только перевязать волка, но не зная, какие внутренние органы были ранены, это было бесполезно.
— Черт! — подумала я. Похоже, у меня не было выхода, кроме как убить его. Я уже доставала пистолет, когда кожу на груди обожгло. Расстегнув рубашку, я уставилась на подвеску с сучком и руной в недоумении. Святобор говорил, что данный кулончик может вылечить любую рану. Похоже, он хочет, чтобы я использовала его сейчас.
Осторожно сняв с шеи кулон, я повертела его в руках. А дальше что? Потереть его и загадать желание? Ничего не произошло!
Я повертела кулон еще немного в руках и осторожно притронулась им к ранам и перелому. В темноте было плохо видно, но кажется кровь перестала течь. Я слегка нажала артефактом на раны, надеясь, что так проявится больше его волшебной силы. Результат немного подождал, но все-таки явил себя. Неожиданно кровь свернулась и расцвела красными цветами. В темноте как красный фосфор светились лепестки. Цветы качнулись на ветру, а затем оторвались от шкуры волка, летая вокруг меня и исчезая мерцающими точками где-то в небе. Я взглянула на животное. Раны волка начали заживать медленно, но вероятно и перелом был восстановлен. Самое удивительное, что даже шерсть на месте ранения отросла в тот же миг, не оставив и следа.
Раны зажили, но волк не желал возвращаться в сознание. Приоткрыв его пасть, я осторожно вылила остатки воды. Потом убрала все вещи и принялась ждать, когда животное очнется. Мне не пришло в голову, что животное может быть голодным и желать полакомиться мной, или же озлобленным и напуганным. Также мне не пришло в голову уйти оттуда. Меня волновало лишь одно — смогла ли я спасти животное или нет. Наверное, подсознательно я ждала от него понимания и благодарности.
Я ждала долго, и не заметила, как задремала. Мне снились сказки Пушкина. Русалка из водоема на суку постоянно повторяла мне «Ты смотри, влюбишься в меня, козочкой станешь», а кот Баюн раскуривал трубку и улыбался до ушей улыбкой чеширского кота. И вдруг кот резко зарычал и набросился на меня. Я проснулась с громким криком и поняла, что рычание мне не приснилось. Ярко солнышко светило в глаза, пряча огромную, злобно рычащую черную фигуру, которая явно была намерена на меня напасть. Волк проснулся раньше и не пылал благодарностью за свое спасение. Я осторожно стала двигаться назад и ласково говорила:
— Хороший песик, хороший. Ну не рычи, не рычи, все хорошо. Дай ты меня отпустишь и мы разойдемся с миром.