— Ништо, ништо, Иван Васильевич! — обрадованно воскликнул Пугачев и даже крякнул. — До баньки я охочь.
Провожали в баню гостя и хозяина два рослых молодца с фонарем. Шли огородом, садом. Путанные тени от деревьев елозили, растекались по усыпанной песком дорожке. Пахло обрызнутыми дождем густыми травами, наливавшимися яблоками, волглой, разопревшей за день черной землей.
Обширная бревенчатая баня освещена была масляными подвесными фонарями. Липовые, чисто, добела промытые с дресвой скамьи покрыты кошмами, а сверху — свежими простынями. На полу в предбаннике вдо¬сталь насыпано сена, прикрытого пушистым ковром. На полках — три расписных берестяных туеса с медом да с «дедовским» квасом, что «шибает в нос и велие прояснение в мозгах творит». На особом дубовом столике–вехотке суконки, мочалки, куски пахучего мыла. Мыловарнями своими Казань издревле славилась. В парном отделении, на скамьях, обваренные кипятком, душистые мята, калуфер, чабер и другие травы. В кипучем котле— квас с мятой — для распаривания березовых веников и поддавания на каменку.
В бане мылись вдвоем, гость да хозяин, говорить можно было по душам, с глазу на глаз. Купец принялся ковш за ковшом поддавать. Баня наполнилась ароматным паром. Шелковым шелестом зажихали веники. Парились неуемно. А купец все поддавал, не жалея духмяного квасу. Пар белыми взрывами пыхнув, шарахался вверх, во все стороны.
Приятно покрякивая и жмурясь, Пугачев сказал:
— Эх, благодать! Ну, спасибо тебе, Иван Васильевич!.. Отродясь не доводилось в этакой баньке париться. На што уж императорская хороша, а эта лучше.
— С нами бог! — воскликнул купец в ответ. — А не угодно ли тертой редечкой с красным уксусом растереться?
— Давай, давай.
Терли друг друга, кряхтели, гоготали, кожа сделалась багряною, пылала. В крови, в мускулах ходило ходуном, и на душе стало беззаботно и безоблачно».
Банную приверженность Е. Пугачева отобразил в «Капитанской дочке» и А. С. Пушкин. О том, как тот «парился жарко» знаменитому поэту довелось много слышать во время его известной поездки в Поволжье и на Урал, в том числе и Казань, где он побывал в сентябре 1833 года. Здесь, кстати, его познакомили с местной поэтессой Александрой Фукс, дальней родственницей того самого казанского купца, у кого любил баниться Е. Пугачев: она приходилась племянницей «первого русского романтика», поэта П. Г. Каменева, зятя И. В. Крохина. Пушкин нанес визит вежливости и казанскому военному губернатору С. С. Стрекалову, который «опекал» его, будучи военным губернатором Грузии, во время «путешествия в Арзрум» в 1828 году. Генерал считался страстным поклонником «славных тифлисских бань», с восторгом описанных Пушкиным в путевом очерке.
Нет, не удалось поэту, как когда–то в Тифлисе, помыться в казанской бане: два дня пребывания в городе были заполнены до предела сбором материалов о Пугачеве и поездкой по пугачевским местам. Хотя, если посмотреть на адреса его визитов, он имел возможность увидеть казанские торговые бани и на Булаке, и на Банном озере. В те годы известностью в городе пользовались бани Ермола Власова, содержателя из крестьян, и Кваскова на Булаке, Лебедева в Подлужной слободе, Ульяна Батурина на Ямской улице.
Вплоть до XIX века в России торговые бани или, как тогда называли, «царские мыльни» находились в ведении конюшенного дворца при царском дворе. С 1799 года в Казани они перешли в ведение городской думы — это был подарок губернской столице за радушный прием императора Павла I. Вместе с мукомольными мельницами, сенными покосами бани ежегодно с тех пор давали в городскую казну до семи тысяч рублей серебром. Согласно указа правительственного сената с «приходящих на парение всякого звания людей» дозволялось брать в банях «не более, как две копейки с каждого». С 1846 года вход в баню подорожал до четырех копеек в общую и до десяти копеек в отделения «для благородного звания». Но доходы от бань сводили на нет частые пожары и наводнения. Только со второй половины XVI века до середины XIX века в Казани было зафиксировано двенадцать крупных пожаров. Огонь не щадил как городские постройки, так и бани. Не раз, и не два приходилось их застраивать и после весенних разливов. Особенно сильно пострадал город во время наводнения 1844 года, когда, как писали «Казанские губернские ведомости» вода затопила 464 обывательских дома и четыре торговые бани.
Чтобы не быть в накладе, городская дума вынуждена была уступить торговые бани в пользу богатых казанских купцов, быстро смекнувших, какую выгоду сулит им такое заведение в большом городе. И полетели в городскую думу прошения о разрешении открыть частные торговые бани. Один за другим с середины XIX века застраиваются мыльные заведения братьев Ивана и Игнатия Батуриных по Университетской улице, Садовского и Жуковского за Булаком, на Поперечно–Татарской улице, Соболевой на Мокрой слободе, Гутмана на Суконной слободе, Данилова — на Мало–Покровской улице. В основном были они деревянные, одноэтажные: из–за сложностей с подачей воды на второй этаж. Бани делились на три отделения — раздевальная, мыльная, горячая, а в некоторых устраивались также специальные «номера для дворян», отделанные с роскошью — с зеркалами и мраморными скамейками, мягкими диванами для отдыха, просторной прихожей. Стоили они также недешево — от 50 копеек до нескольких рублей.
С хлебом–солью устроили первую баню купцы Батурины — так задабривался банник, чтобы он не стращал моющихся, помогал делать чистый пар, избавлял людей от угара. Чтобы завлечь больше посетителей, братья пошли на постройку каменного моста через Булак, соединив свою баню с Татарской слободой. И народ, действительно, повалил. Первым делом купцы и дворяне.
Торговые бани становятся «одним из шумных удовольствий» казанской аристократии. Здесь, предаваясь банной неге, проводила она время зимой и осенью. А летом ее ждали целебные ванные местных минеральных источников. Особой популярностью пользовались Сергиевские серные воды Оренбургской губернии, что в 260 верстах от Казани. Тут были устроены несколько деревянных избушек и бань для отпуска серных ванн. Ежегодно, начиная с 1846 года до двадцати казанских «обывателей разных сословий» выезжали на серные ключи Черемуховой слободы Чистопольского уезда. В конце XIX века подобную популярность обрели также Спиридоновские минеральные источники Елабужского уезда Вятской губернии.
На Казанке на лето устраивались купальни.
Позднее батуринские бани перешли купцу А. С. Меркулову. Хваткий в деле, он был и щедр душой: на собственные деньги им построена первая в Казани лечебница для государственных крестьян, о чем писали в 1843 году и «Казанские губернские ведомости». «Торговые бани. Ванны» — красовалась теперь новая надпись над двухэтажным меркуловским заведением с общим, нумерным, дворянским отделениями, собственной буфетной и большим резервуаром хорошей воды в подвале.
Меркуловские бани знала вся Казань — и дворянская, и купеческая, и мещанская, и простой люд. Едва начинала работать парная, по улицам ходили банщики и зазывали народ: «В баню! В Меркуловскую баню!» Отапливалась она каменкой в горячих отделениях и «голландками» в раздевальнях, четыре раза в неделю — среду, четверг, субботу и воскресенье, а в праздники и всю неделю.
Казанские бани открывались рано — с пяти–шести часов утра. И начиналась работа для банщиков и мозольщиков, мойщиков и цирюльников. «Ваш пот — наши старания, — говорили они приглашающе. — Мы вас потрем, поправим, к празднику придем на дом — поздравим! Прикажите мозольки срезать, чтобы по делам легче бегать».
И спешили в баню компании «языки почесать», попариться веничком, погреться в парилке. Особая любовь к ним была у пожарных. Солдат из казарм водили сюда командами, беря с них по две копейки и давая на десять человек по одному венику.
Посетители дворянских номеров сдавали одежду гардеробщику и, получив жестяной номерок на веревочке, спешили в горячую — парилку, где прислуживал парильщик. У него для ароматого пара всегда имелись свои отвары трав, готовый квас с мятой для распаривания веников. Нередко «для аромату» он и пол парилки посыпал сосновыми веточками и травами. Парильщику доставалось больше всех — с пяти часов утра до двенадцати ночи на ногах, голый и босой, в одном коротеньком фартуке от пупа до колена. В его обязанности и было также поддавать пару. «Крепче! Поддай!»— то и дело кричали ему в дворянских отделениях.
Таксы за паренье не полагалось.
— Сколько ваша милость будет, — отвечали парильщики на вопрос посетителя.
После горячей парилки посетителей ждали различные ванны в мыльне, представлявшие собой царство шипенья воды, рвущейся из кранов в шайки, и дождевого шума душей. Тут же поджидал цирюльник с ящиком медицинских банок и пиявками. Он ставил их желающему, а потом шел в раздевальню брить и стричь другого клиента. Через десять минут цирюльник возвращался и «открывал кровь». За каждую пиявку платили по две копейки. Лучшими считались пиявки весенние, особенно падкие на «дурную кровь». У некоторых цирюльников имелись даже свои «депо пиявок» — огромные аквариумы с пиявками разных размеров. Особенно хорошо они зарабатывали на модных прическах. Были среди них и искуссники постригать усы.
В дворянских отделениях предлагались также другие услуги: срезание мозолей и даже дерганье зубов.
Простонародные бани были своеобразной поликлиникой, где орудовали фельдшера, цирюльники, бабки–костоправки. Свой набор лечения отпускался в женских банях. Первым делом здесь для белизны заваривали в шайке траву–череду, затем шли разные притирания, вплоть до мытья головы керосином для «рощения волос».
Была в казанских банях и такая должность — мальчик–подросток, служащий посыльным, помогавший банщикам, цирюльникам, мозольникам. В выходные дни — понедельник и вторник — в их обязанности входило мытье бутылок и разлив кваса, которым торговали в банях, а также подготовка мочалок и веников, доставляемых из деревень возами.
При банях работал буфет со всевозможными напитками от простого кваса и брусничной воды в простонародных отделениях до шампанских «моэт» и «аи» в дворянских номерах. И рядом с банями располагалось множество лавчонок, где продавали квасом и огуречным рассолом. На подходе к баням и размещались также мочальные и мыльные лавочки. Славились банной продукцией мочальные заведения Вахита Абсалямова, Загидуллы и Сафиуллы Гизатуллиных.
Мыло казанцы предпочитали также свое, казанское. И не зря. Так, даже в изданной в Париже в 1862 году книге В. Андерсона писалось: «Казанское мыло одно из самых известных в Европе. Своей нежностью оно ничуть не уступает марсельскому, а своей приятностью и запахом — лондонскому. Этот туалетный предмет пользуется широким распространением при российском дворе и среди всех тех лиц, которые стараются не отстать от петербургской или московской моды».
В путеводителях тех времен Казань нередко называли царством мыла. К концу XIX века здесь производилось свыше 200 тысяч пудов мыла, им снабжалось пол–России. Среди семнадцати мыловаренных заводов выделялись завод братьев Крестовниковых, прославившийся своим знаменитым земляничным мылом, а также заводы И. Юнусова, К. Арсаева, С. Апанаева.
«Торговые бани всех моют, а сами в грязи тонут», — говорили казанцы. Действительно, уже на подступах к Рыбнорядской улице ударял в нос тошнотворный запах, поднимающийся из отстойников булачных бань. Количество казанских бань росло — но все труднее становилось с их водоснабжением. Одна только Меркуловская баня потребляла в год до семи миллионов ведер воды! Стекающие из города стоки все больше загрязняли Средний и Нижний Кабан, главные озера, откуда брали воду и город, и бани. Круглый год здесь стирали белье, а летом купали лошадей. «О множестве навозу и всякой дряни» на берегах Кабана писали не раз «Казанские известия», «Казанские губернские ведомости».
«Отдаленность от Волги, лишая жителей возможности получить из нее воду, заставляет прибегать к колодцам, которых хотя и много в городе, но их вода неудобноварима, — отмечал составитель справочника 1862 года «Волга от Твери до Астрахани» Н. П. Боголюбов. — Богатые жители, имеющие своих лошадей, берут воду из Старого Кабана, но она недоступна для бедного класса населения по отдаленности от города».
Чтобы поправить положение со снабжением воды городская дума в 1832—1842 годах предпринимает несколько попыток устройства артезианских колодцев. Но они окончились неудачей. Лишь в 1863 году наконец–то был создан «комитет по устройству в городе водопровода». Член этого комитета, знаменитый профессор–химик Казанского университета А. М. Бутлеров провел даже химическое исследование проб воды с Волги, ближнего и дальнего Кабана — предполагаемых источников городского водопроводного водоснабжения. Но только в 1872 году нашелся богатый капиталист, коммерции советник П. И. Губонин, взявшийся за устройство казанского водопровода. Воду он решил провести по гончарным трубам из ключей у деревни Пановка, что в 18 верстах от Казани. На Арском поле были установлены специальные резервуары. И вот в 1875 году первый казанский водопровод протяженностью в 19 верст был пущен. Он доставлял до 400 тысяч воды в сутки. Конечно же, одними из основных потребителей водопроводной воды стали торговые бани.
В 1895 году в казанские бани пришло электрическое освещение — заработала первая электростанция, принадлежащая акционерному обществу «Газ и электричество».
Город рос, росло и количество торговых бань. В адресной и справочной книге «Вся Казань», изданной в 1899 году, их значится уже десять: казенная на Адмиралтейской слободе, Н. Е. Баратынского на Булаке, И. Г. Богданова на Екатерининской улице, Е. А. Гутман на Мостовой улице, М. М. Даниловой на Покровской улице, братьев Соболевых на Мокрой улице, В. Н. Трофимова на Царевококшайской улице, Кузьмина на Пороховой слободе, С. А. Меркулова на Булаке, М. Д. Славновой на пристани в Устье. Их объявления нередко печатались в местных газетах. «Едва ли не самые лучшие в городе», — хвалили свои бани Меркулов и братья Соболевы. «У нас стригут, бреют, ставят пиявки и пущают кровь», — зазывал посетителей М. М. Данилов. «Имеются мраморные ванны и необходимые принадлежности», — рекламировал свои бани Н. Е. Баратынский.
Казанские хроникеры и бытоописатели писали о банях нечасто. Но сказать, что казанские газеты вообще не уделяли внимания городским баням, нельзя. Так, бывало, что они выступали и с критикой, как например «Казанский телеграф» от 12 ноября 1897 года. «Торговые бани Меркулова топятся с каким–то странным расчетом, — писал его корреспондент, — могущим далеко не безвредно отозваться на здоровье посетителей этих бань. Дело в том, что парная накаливается здесь буквально до невозможности, дышать в них и невыносимо для малолетних. О раздевалке нечего и говорить: в них бывает так холодно, что очень можно получить простуду, тем более, что, несмотря на низкую температуру, здесь постоянно открыта форточка. Ко всему этому не мешает добавить, что вода, проведенная в бани Меркулова из Кабана представляет какие–то грязные помои, что объясняется тем обстоятельством, что труба водопровода находится на мелком месте, около самого берега, возле купален. И вместе с водою забирается всякая дрянь, накапливающаяся здесь в течение всего лета, благодаря постоянному спуску в этом месте нечистот с Рыбнорядской улицы и мясного базара».
Нередко печатались в газетах и материалы осмотров бань городской санитарной комиссией. И публикации эти были действенными: городское управление не раз взымало штрафы за спуск вод в Булак с бань Баратынского, Меркулова, Гутман.
И все же, кого только не прельщали казанские бани! Среди них писатели Лев Толстой и Максим Горький, композитор М. А. Балакирев, артисты В. И. Качалов и Ф. И. Шаляпин, художник И. И. Шишкин, врачи В. М. Бехтерев и П. Ф. Лесгафт, химик А. М. Бутлеров…
«Баня в провинции — это вещь удивительная! — предавался воспоминаниям о казанских торговых банях, Ф. И. Шаляпин. — Особенно осенью, когда воздух прозрачен, свеж, немножко пахнет вкусным грибным сырье и теми самыми вениками, которыми бережливые люди парились, а теперь несут под мышками домой. В темные осенние вечера, скудно освещенные керосиновыми фонарями, приятно видеть, как идут по улице чисто вымытые люди и от них вздымается парок, приятно знать, что дома они будут пить чай с вареньем. Я тем более любил ходить в баню, что после нее у нас обязательно пили чай с вареньем».
Однажды эта любовь к осенней бане для его отца — Ивана Яковлевича Шаляпина, вышла боком — он вывихнул ногу из–за гололеда. А жили Шаляпины тогда под Казанью, в деревне Ометьево.
На всю жизнь сохранил свою любовь к бане великий артист. Не забывал он и услышанную в детстве шутливую припевку:
Блошка банюшку топила,
Вошка парилася…
Блошка вошку полюбила,
С полка свалилася!
Шаляпин пел ее даже в знаменитых московских Сандунах, а на мотив песни «Волга, Волга, мать родная» он распевал «Баня, баня, мать родная». Возможно, подобные шуточные песенки пелись некогда и в казанских банях. Ведь, как писал в 1885 году этнограф А. В. Овсянников в своей книге «Свадебные обряды жителей Казани», у казанцев водилась особая традиция — «в день девушника невеста вместе с девушками на деньги жениха ходит в баню, сопровождаемая туда и обратно пением сговоренных песен».
В начале XX века с вывесок казанских торговых бань бесшумно исчезло слово «ванны». Зато оно перекочевало теперь в рекламные объявления гостиниц. «Электрическое освещение! Ванны и кухня! Номера от 1 до 8 руб.!» — зазывали они приезжий люд, избавляя его от необходимости посещать баню. А потом последовал квартирный комфорт с домашними ваннами и душем. Казалось бы, настала пора городским баням уйти в прошлое. На газетных полосах даже замелькали броские заголовки «Последний день бани!» Но и в современной жизни баня нашла свое достойное место, не потеряв при этом ни яркости, ни былой привлекательности.
Старые казанские торговые бани заменили новые, коммунальные, отвечающие современным требованиям санитарной гигиены, с бассейнами и саунами, просторной парилкой и душем, парикмахерской. Их сейчас пятнадцать. Из дореволюционных построек сохранились лишь две: бани № 3 и № 4, что на Большой Красной и Тукаевской улицах. Но и те претерпели изменения, да так, что банщик третьей бани с тридцатилетним стажем Николай Степанович Микров не может однозначно ответить — лучше стало или хуже. Конечно же, в смысле простора, удобств и простора, к реконструкции у него нет никаких претензий, но вот аромат старины, он считает, потускнел, отошел на задний план. И с этим трудно не согласится.
В 60–е годы не стало в Казани знаменитой меркуловской бани. На ее месте в 1978 году построили не менее известный теперь на всю страну комбинат «Здоровье» — настоящий дворец с полным набором банного сервиса, К услугам восьмиста посетителей банные отделения различного типа— с сауной и микробассейном, душевые, отделения «Мать и дитя», большой бассейн, блок номеров с сауной, ванной и микробассейном. Здесь же работают медпункт, косметический кабинет, массажная, парикмахерская с маникюрным и педикюрным кабинетами, буфет и киоск, а также водолечебница с множеством оздоровительных процедур.