Банной ванне оказался обязан своим открытием выталкивающей силы жидкости на погруженное тело древнегреческий ученый Архимед (287— 212 гг. до н. э.).
Эллины называли бани «купальнями Геракла» и без них не обходился ни один олимпиец. Они украшались дорогим мрамором и прекрасными статуями, наподобие знаменитой скульптурной группы Лаокоон, найденной, кстати, в развалинах бани.
При археологических раскопках в Греции обнаружены остатки настоящих банных дворцов — водолечебниц с оборудованными бассейнами, ваннами и душем. Древнегреческие бани были найдены также в Крыму и на Кавказе, где в развалинах Херсонеса и Анапы археологи откопали ванные комнаты и купальни, и даже бронзовые стригаля с ручками, которыми очищали тело.
«Баня, любовь и радость — до смерти мы вместе», — каменная плита с такой надписью обнаружилась при раскопках древнего Рима. Да, неслучайно древнегреческий философ Сенека (4 г. до н. э. — 65 г.) отмечал, что жизнь римлян немыслима без бани–термы. Жалким бедняком считал себя тот, по его словам, у кого на стенах бани не сверкает драгоценный мрамор и вода не льется из серебряных кранов. В те времена в Риме, городе с 1,3–миллионным населением, насчитывалось 865 общественных и 800 частных бань. Каждый новый римский император, восходя на престол, считал своим долгом построить общественный терм. Только в правление Августа (63 г. до н. э. — 14 г.) было возведено их 170. Строились термы с размахом и роскошью: целые банные дворцы и городки (знаменитый терм Каракалла занимал площадь в 12 гектаров и вмещал 2,5 тысячи человек) с мозаичным полом, мраморными бассейнами и фонтанами, золотой и серебряной мебелью, великолепными скульптурами. В императорскую баню даже вода подавалась по серебряным трубам. При них обязательно имелись массажные комнаты, огромные залы для гимнастических занятий, выступлений поэтов и музыкантов, и даже библиотеки и сады. Сами термы состояли из аодитриума — продолговатой комнаты — раздевальни со сводным потолком, тепидариума и фриджидариума — выложенных мрамором теплой и холодной голубокупольных комнат с бассейнами, ваннами и душем. Воду доставляли знаменитые римские водопроводы, первый из которых был устроен еще в 312 году до н. э. Термы топились древесным углем, дровами или нефтью, а еще так называемыми «бездымными» дровами, смачиваемые а отстое оливкового масла. «Наши бани накаляются так, как будто кругом пожар», — писал Сенека.
Едва ранним утром бой барабанов или звон колокольчиков извещали об открытии того или иного терма, как многие римляне устремлялись туда. Плата за вход была невысокой — издержки покрывала императорская каз¬на, а детей вообще пускали бесплатно. В праздники такое позволялось и взрослым.
Целыми днями проводила в банях римская знать: в занятиях гимнастикой, упражнениях владения мечом, играх в харпастум — предшественник современного футбола. И все это чередовалось банными процедурами: сотни банщиков, массажистов, мозольщиков натирали тела лебяжьим пухом, очищали кожу деревянными скребками, растирали их бальзамами и ароматическими маслами и избавляли от мозолей, разминали мускулы, «Брошу я мяч и с Марсова поля направляюсь я в баню», — вырвалось из уст древнегреческого поэта Горация (65—8 гг. до н. э.). Здесь возвышался терм Агриппы, самый первый в Риме. Перед входом в него стояла статуя чистящего свое тело скребком юного атлета Апоксиомена. Бассейны тут выложены были таким прекрасным мрамором, отмечал Сенека, какой редко встречался даже в храмах.
Банное увлечение римлян всячески поддерживали именитые врачи. А великий римский медик Марк Аврелий Клавдий Гален (130—205 гг.) основал даже лечебную баню. Кстати, именно он одним из первых описал применение мыла при мытье, заметив при этом, что его изготавливали из жира и раствора золы с известью, Римляне называли мыло «сапо».
По примеру Рима стали устраиваться бани в Галии (Франции), Британии, Германии, Малой Азии и Сирии, Но в V веке, вместе с падением Римской империи, они утрачивают свое значение. Лишь в XIII—XVI веках последует постепенное их возрождение под впечатлением от восточных хамамов и славянских бань участников крестовых походов. Был учрежден даже один из высших британских орденов — орден Бани — за устройство их во время опустошительных эпидемий.
Несмотря на греческое и латинское происхождение названия, русская баня, ближайшая родственница татарской мунчи, — явление самобытное и также восходящее к далекой древности.
У арабского путешественника ибн–Фадлана, посетившего в 922 году Волжскую Булгарию, есть интересное наблюдение о русах, у которых было принято «обязательно каждый день умывать свои лица и свои головы»: «Девушка является каждый день утром, неся большую лохань с водой, и подносит ее своему господину. Он же моет в ней свои руки, свое лицо и все свои волосы. И он моет их и вычесывает их гребнем».
Мов, мовня, мовница, мыльня… Как только не назывались поначалу бревенчатые избушки с законопаченным мхом, отмеченные у славян арабским автором Абу Обейд Абдаллахалом Бекри как «дома для мытья». Упоминают о банях и древние русские летописи X—XIII веков. «И приде в словени, идеже ныне Новгород, и виде ту люди сущая, како есть обычай им и како ся мыют и хвощаются, — говорится в «Повести временных лет». — Бани деревены, и пережгут я рамяно, и совлокутся, и будут нази, и облеются квасом уснияном, и возьмут на ся прутье младое и бьют ся сами, и до того ся добьют, едва слезут ле живи, и облеются водою студеною, и тако оживут; и то творят по вся дни, не мучими никимже, но сами ся мучат, и то творят мовенье собе, а не мученье».
В Переславе в 1089 году для «неимущих людей» была построена даже каменная мыльня, прозванная в народе как «Ефимова баня» по имени здешнего епископа.
В русском народе к бане издавна относились с особым почтением и уважением. Войдя туда, просили у нее разрешения «помыться, попариться, на здоровьице поладиться», а при выходе непременно говорили: «Тебе на стаяньне, паренька, а мне на здоровья» или «Спасибо тебе, байнушко, за парной байнечка!» Здесь не полагалось громко разговаривать и ругаться, дабы не рассерчать невидимого банного духа — банника, голого старичка в листях от веника. Он мог при случае обрызгать кипятком, напустить угару, напугать моющихся поздно ночью. Чтобы задобрить его, в новую баню приносили хлеб–соль, а после бани непременно оставляли на полке воду, мыло и веник для банника.
Русские бани вызвали немалое удивление у монгольских завоевателей, не считавших нужным мыться и стирать одежду. «Эти домики называют «мыльни», — объясняет толмач хану Батыю, добравшемуся со своей конницей до Москвы зимой 1237 года, в историческом романе Василия Яна «Батый». — Там жители Мушкафы бьют себя березовыми вениками, моются горячей водой и квасом, затем окунаются в проруби. Это очень полезно. Оттого урусуты такие сильные».
О банной приверженности русских свидетельствовали многие иностранцы. Лжедмитрий не мог быть русским, писал немецкий путешественник XVII века Адам Олеарий, ибо «он не так часто, как это водится у русских, ходил в баню, ибо русские крепко держатся обычая мыться в бане, и особенно считают это необходимым делом после первой свадебной ночи».
Действительно, ни одна русская свадьба не обходилась без бани. Перед началом девичника, накануне свадьбы топили баню невесты или подвенечную баню. Устраивали ее невестины подружки. Они выбирали пригожую баню, украшали ее веточками, чистили, мыли, шли к жениху за банным подарком — мылом и веником.
Уж просим мы тебя в баничку,
Уж соорудили мы тебе эту баничку,
Уж помыться тебе, попариться,
Побелиться, подрумяниться,
С подруженьками, со голубушками,
С приближенными соседушками,
Чтобы смыть девичью красу, И намыть бабью красоту, —
звали с песенными причитаниями невесту подружки. Вместе они шли в баню, парили ее, спрашивая имя и отчество суженого. И невеста их также благодарила песней:
Вам спасибо, мои подруженьки,
На пару да на банном,
На шелковом да на веничке
Да я помылась, да попарилась…
После бани невесту встречали угощением, и начинался девичник.
А для жениха топили баню его дружки. После нее ему стригли волосы и расчесывали.
Свадебная баня устраивалась утром второго дня свадьбы. Тесть посылал новобрачному, как указывает Домострой XVI века, «сорочку, порты, пояс с мошною, ногавицы, башмаки». После баньки молодым приподносился особый, испеченный накануне хлеб–банник. А завершала свадьбу нередко еще шуточная баня, затапливаемая из старых веников.
Свадебная баня была у всех сословий, в том числе и у царей. Сохранились свидетельства про такое мытье царя Михаила Романова, устроенное с музыкой и яствами, обязательным парением березовым веничком. Пока царь и царица мылись и парились в «мыльнах разных», их матери и «ближние жены» осматривали царицыну сорочку и брачную постель. Из бани царь направился к заутрене, а после службы его встречала царица и одарила «мыльными дарами». Для паренья царева, кстати, с подмосковных деревень ежегодно доставлялись три тысячи березовых веничков и еще для подстилки на пол и аромат около шестнадцати мерных копен душистого сена. Для мытья же новгородские, костромские да вологодские купцы посылали свои лучшие «мыльные брусы», изготовленные «на немецкую руку».
В бане происходили гадания, тут принимались роды, здесь отгоняли хворобу. Неслучайно без нее не обходились старинные рукописные книги и лечебники. В них встречаются даже специальные поучительные главы типа правил «О банном вхождении» из «Прохладного вертограда», относящегося к XVII веку.
«Разумное паренье здоровье телу подает, — говорится в нем, — особенно полезно целомудренным; искушенным же лучше париться, когда пища до половины переварится, а так они тучными становятся. А коли у кого запор или голова болит, или очи и зубы, или грыжа и оток, или кто объелся, тогда в баню идти не следует».
Париться рекомендовалось в среднем пару, ибо при жарком пару «пот встает промеж тела и кожи». «Парение утробу смягчает и потицы открывает, и сон наводит, и уменьшает вредную слизь в теле, утробное течение вяжет и сладость к принятию пищи рождает», — заключает рукопись.
Русский историк Н. И. Костомаров в известных своих очерках о домашней жизни и нравах русского народа в XVI—XVII столетиях отмечал, что «почти в каждом зажиточном доме была своя мыльня», «для простонародия и для приезжих везде по городам существовали общественные или царские мыльни, где за вход платили деньги, составляющие во всем государстве ветвь царских доходов, каждогодно собиралось таким образом до двух тысяч со всех мылень, находившихся в ведомстве конюшенного дворца».
Не были исключением Казань и Казанский край.
Русские бани тех времен представляли собой деревянное строение, где по «Толковому словарю живого великорусского языка» В. Даля «моются и парятся не просто в сухом тепле, почему важнейшие части бани калильная печь с булыжником (каменка) или с ядрами и чугунным боем (чугунка), или с колодою в виде опрокинутого котла с завороченными окраинами; затем полок с приступками и подголовьем, на которых парятся; лавчи вокруг стен, на коих моются; чаны с горячею и холодною водою или кран для этого в стене; шайки для мытья и оката, вехотки (мочало) для мылки, веники (дубовые или березовые) для парки».
При порядочной бане полагалось иметь «предбанник, где раздеваются, отдыхают и запивают баню квасом». В русских банях развлечения не предусматривались, а потому и строились они просто и без излишеств. Даже возводить их из камня считалось роскошью. Но нередкие пожары, не разбиравшие, где дома и где бани, уничтожавшие их одинаково дотла, все больше склоняли новых владельцев к зданиям из огнеупорного кирпича
Пожалуй, не было в России города, который так страдал бы от огня, как Москва: в год здесь случалось до трехсот пожаров! Вот тогда–то и появилась Каменновская баня, что у Каменного моста через Москву–реку. А назвали ее москвичи так потому, что она была из кирпича. Одна за другой на Москва–реке, Неглинке, Хапиловке, Рожке, Яузе взамен сгоревших или на новом месте ставились каменные торговые бани московских купцов.
К концу XVII века их уже было около тридцати. А в 1806 году к ним прибавилась еще одна — Сандуновская, придворных актеров Силы и Елизаветы Сандуновых, построенная ими на подаренные Екатериной II свадебные бриллианты. Первым посетителем ее стал князь Юрий Владимирович Долгоруков, московский военноначальник. И пошла мода на Сандуны! «В этих банях перебывала и грибоедовская, и пушкинская Москва, та, которая собиралась в салоне Зинаиды Волконской и в Английском клубе», — писал известный русский писатель и журналист В. А. Гиляровский в книге «Москва и москвичи». Обставленные зеркалами и мягкими диванами, с отличными дворянскими номерами и парной Сандуновские бани превратились в престижный аристократический клуб, еженедельно собирающийся в банные дни. Обслуживала его вышколенная прислуга, опытнейшие банщики и банщицы. Здесь–то и подсмотрел, наверное, описанные в рассказе «В бане» сцены А. П. Чехов, не раз бывавший в Сандунах вместе с братом, художником Н. П. Чеховым:
— «Эй, ты, фигура! — крикнул толстый, белотелый господин, завидев в тумане высокого и тощего человека с жиденькой бородкой и с большим медным крестом на груди. — Поддай пару!
— Я, ваше высокородие, не банщик, а цирюльник–с. Не мое дело пару поддавать. Не прикажете ли кровососные баночки поставить?
Толстый господин погладил себя по багровым бедрам, подумал и сказал:
— Банки? Пожалуй, поставь, спешить мне некуда…»
В 80–е годы XIX века у так нравившихся А. П. Чехову Сандунов «без роскоши и ненужной блестящей мишуры», появилась достойная соперница, да такая, что чуть было не заслонила ее славу.
Богатые фабриканты Хлудовы, видя, какой доход приносят мыльные заведения, у Китайского проезда построили великолепную каменную баню с дорогой обстановкой, прекрасными дворянскими номерами и круглым бассейном. Москвичей удивляла ее красота и дороговизна отделки. Перед Сандунами она выглядела настоящим храмом, в укор самолюбию тогдашних владельцев первых — супругов Гонецких. И те решили: надо строить новые Сандуны, лучше всяких в России! Не одну страну объехал поручик Алексей Гонецкий, чтобы посмотреть, как устроены лучшие европейские бани. А потом по своим наброскам заказал у именитых архитекторов эскиз и план, и пошло дело. «В Москве, на Неглинном проезде, близится к концу сооружение колоссального здания, предназначенного для городских бань и других торгово–промышленных учреждений, — писали вслед за столичными изданиями казанские газеты в 1895 году. — Это громадное трехэтажное выштукатуренное здание с крупными окнами и также красиво скомпанованное куполами».
А уже в феврале 1896 года в новых Сандунах состоялась первая баня. Она предстала посетителям во всем блеске: восточные, ирландские и помпейские залы, бассейны, как в римских банях, русские парилки, отделанные зеленым фарфором, собственная электростанция и водопровод.
Всех обслуживали Сандуны. Так случилось и с знаменитым певцом Федором Шаляпиным, который говорил, что здесь ему поется лучше, чем в театре.