144043.fb2
- Мы тут похулиганим маленько, ты уж не препятствуй, - попросил дядя Гриша. - Поужинать нам собери. А то день очень уж хулиганский выдался.
Татьяна побежала на кухню, приговаривая:
- Щи горячие... Ничего страшного, приболела... Щи горячие...
- Не вздумай так со мной похулиганить... колдун! - Дядя Гриша очень выразительно глянул на Романа. От этого взгляда колдуну стало не по себе.
- Через час с нее все слетит, - успокоил тот. - Сам утешать будешь.
- Я еще не простил тебе твоего прежнего хулиганства. Ты ж этих скотов смыл в пампасы.
- В соседнюю область, - уточнил Роман. - В лес, в бездорожье. Темень вокруг. Медведи...
- Все равно. Я их на кусочки разрезать хотел.
- Успеете, когда вернутся. Подготовитесь. Тщательно операцию проведете. Со вкусом.
Баз перенес Машеньку в спальню. Положил на кровать. Она застонала. Кажется, даже не понимала, что дома. На бедрах, на боках чернели застарелые синяки, на руках - следы инъекций. На плече ожог - похоже, что о ее кожу погасили сигарету.
- Баньку, может, истопить? - предложил дядя Гриша. - Эх, как они ее...
- Выйдите, пожалуйста, - попросил Баз. - Я ее осмотрю.
- Помощь нужна? - предложила Лена.
- Хорошо, останься. А остальные - за дверь.
- Жарко тут у меня. Так что тело, что у вас на заднем сиденье лежит, в погреб несите - не в тепле же его держать, - сказал дядя Гриша. - И утопленницу туда же. А то, не дай Бог, выберется из машины и начнет по улице бегать, людей пугать.
Роман и Стен переглянулись.
- Думаете, не заметил, что везете? Да я не против. Теперь все, что душе и телу угодно, возят. Больше, разумеется, на цветные металлы налегают. С памятника погибшим на войне звезду украли. И буковки. Там фамилия Таниного отца была. А теперь нету.
- Это моя невеста, - сказал Роман. - Я ее домой везу.
- Я не любопытствую. Каждый хулиганит, как умеет. А если не умеет, то другим хулиганить велит.
- Утопленницу лучше в бочку с водой. Никуда она без моего позволения не денется, - сказал Роман.
- Помочь тебе? - спросил Стен.
- Я сам, - отрезал колдун.
Роман спустился в погреб. Положил Надино тело, завернутое в брезент, на длинную деревянную полку. Для этого банкам с солеными огурцами, грибами и кадушкам с капустой пришлось потесниться. Надя, красавица Надя - и рядом на полке с банками и кадушками. Она бы обиделась. Ей среди цветов лежать, в гробу хрустальном. Спать, чтобы проснуться. А тут, в погребе, тоскливо всю ночь в одиночестве. Он думал о ней как о живой. Впрочем, в этом не было противоречия: если он успел наложить заклятие льдом до того, как душа покинула тело, то Надя в самом деле может что-то чувствовать. А если душа отлетела, то все равно здесь, рядом, постоянно наблюдает за ним. Роман вздрогнул и ощутил тяжкую и неясную вину перед любимой.
- Наденька... - Он коснулся ее лица, потом губ. - Надежда моя.
Ему казалось, она отвечает что-то. Но очень невнятно, слов не разобрать. Он вслушивался. Нет, ничего... Почудилось. Верно, оттого, что в груди тоска свернулась клубком.
- Ты полежи здесь пока, я что-нибудь придумаю, - пообещал колдун. Завтра чуть свет в Беловодье поедем. Успеем, клянусь.
Он бы и сегодня помчался, да ребята так вымотались, что едва на ногах держались. Пришлось уступить.
Роман поцеловал ее покрытые льдом губы и вышел из погреба.
В сенях было темно, а в щель пробивался мягкий, неровно подрагивающий свет. Роман вошел. На кухне за деревянным некрашеным столом сидели дядя Гриша с женой. Кажется, в погребе Роман пробыл час или больше, глядя на свою Надю. А ему показалось - миг один поглядел.
Над столом горела лампа под абажуром, именно от нее и шел этот мягкий оранжевый свет. Вокруг все было деревянным - стол, стулья, лавки, шкафчики, да и сами стены желтели не успевшей состариться древесиной.
Танюша, увидев Романа, вскочила, побежала к колдуну, обняла.
- Спасибо, касатик. Я за тебя молиться буду. - Она троекратно расцеловала Машенькиного спасителя.
- Э, прекрати хулиганить! - крикнул дядя Гриша. - С молодым мужиком при мне лизаться - что удумала!
- Ладно тебе рычать-то! - отмахнулась Танюша и промокнула глаза фартуком. - Ты давай скорей, голубчик, за стол, а то проголодался, верно, обратилась к Роману. - Бледный-то какой! Устал?
- Это он от хулигайства с лица так сбледнул. Хулиганы, они либо краснорожие, вроде меня, либо вот такие белые, как покойники. Ничего, сейчас здоровье нашему хулигану поправим! - Дядя Гриша тут же достал литровую бутыль с прозрачной жидкостью.
Подле хозяина на столе раскорячился пузатый начищенный самовар. Роману показалось, что он провалился куда-то на сотню лет назад. Вон бронзовый ковшик на столе. На полке - лампа керосиновая. Колдун уселся напротив дядя Гриши, провел ладонью по столу. Хорошее дерево - землю помнит. И живет еще. Роман и сам бы пожил здесь. Ласково в доме. Сидишь за столом, а по спине будто невидимая ладошка гладит. Наверняка домовой хороший поселился, за домом приглядывает. И дом кажется старинным, обжитым.
- Как Машенька? - поинтересовался Роман, хотя не был уверен, что надо спрашивать.
Дядя Гриша нахмурился:
- Баз ей какую-то гадость вколол. Спит теперь и во сне стонет. Э-эх, не узнать ее прям... Вид у нашей красавицы, как у шлюхи.
- Гриша! - с упреком воскликнула хозяйка.
- Что Гриша-то? Гриша со всем этим дерьмом разберется еще!
Танюша всхлипнула, но без слез.
- Я воду заговорю, - пообещал Роман. - По ложке давать будете, за три дня синяки сойдут, краше прежнего девчонка станет. Остальные спят?
- А кто это - остальные? - Баз, Стен?
- Уехали они. - В самом деле - тишь была в доме, ни одно ожерелье не отзывалось.
Роман вскочил, кинулся к двери.
- Ты куда? - подивился хозяин. - До шоссе - больше километра. Времени двенадцать часов. Сейчас темно - ни зги не видать. Осень. И убивства по ночам случаются. Возьмут и просто так кого-нибудь прирежут из озорства. Ладно, шучу. Спят они в соседней комнате. Потому как никакие были. Щец мясных со сметаной похлебали, да я им чуток налил всем. Даже мальцу. Вот они теперь и дрыхнут.
Роман рассмеялся и вернулся к столу. Надо ж было сразу сообразить, что хулиганит хозяин, тоску избывает. А с ожерельями связь прервалась из-за самогона. Забористый, видать, у дяди Гриши самогон.
А хозяин уже наполнил гостю стакан до краев.