Роман дошел до церковки и поднялся по ступеням. Двери бесшумно отворились. Внутри все казалось золотым от света бесчисленных свечей. Они горели повсюду. И оттого вся церковь была затянута сизоватым дымом. Посредине стояли простые деревянные козлы, на которые ставят в сельских церквях гроб во время отпевания. Гроба не было. Доски были покрыты темной тканью. И на козлах лежал человек, скрестив руки на груди, как покойник. До самых рук тело было накрыто простыней. Рубашки на человеке не было, так что хорошо было видно ожерелье.
Алексей. Глаза его были закрыты, лицо застывшее, неживое. Но веки слегка подрагивали. И грудь поднималась. Дышит, значит.
Роман подошел и довольно бесцеремонно пихнул своего друга-врага в бок:
- И долго ты собираешься здесь валяться?
Тот вскинулся, будто его разбудили от глубокогб сна, и непонимающе уставился на колдуна.
- Я спрашиваю, долго ты будешь здесь прятаться? Я тебя насилу нашел. Лена с ума сходит.
- Ты починил разломы в стене?
- Поставил три заплатки... - Взгляд Романа упал на грудь Стена.
На груди - кровоточащий, но уже начавший заживать с одной стороны шрам. Шрам от меча Колодина. Водного меча. Вот откуда следы крови на рубашке, брошенной в ванной комнате. Шрам шел поперек белых полос - теперь они были отчетливо видны и светились, как во время купания. Шрам, пересекающий двенадцать полос. Догадка показалась столь невероятной, что Роман поначалу не поверил. Сам себе не поверил. Он шарахнулся от нее, понимая, что это примитивная трусость.
Двенадцать полос. И двенадцать разломов в ограде Беловодья. Если смотреть снаружи, длина окружности совсем не велика. А внутри... Неважно, что внутри, - здесь действуют совсем другие силы. Как в человеке, надевшем ожерелье, в земле тоже открываются неведомые таланты. Надо лишь создать ожерелье. Длинное ожерелье. И оно появилось. Ожерелье, которое Гамаюнов вырезал из кожи Алексея. Роман содрогнулся от отвращения, от непереносимой внутренней боли. Получается, все это, потрясающе прекрасное, изменчивое, недостижимое, все, чему Роман так отчаянно завидовал, - все это из тела живого человека. И как Иван Кириллович уговорил Лешку на такое? Выходит, сказал: "Для создания Беловодья нужно ожерелье из твоего тела", И Стен согласился. Почему бы и нет? Гамаюнов предложил Лешке воплотить его мечту. Только и всего. Разве мог такой человек, как Стен, отказаться?
Роман молчал, глядя на друга. Алексей дернул ртом - кажется, усмехнулся, будто подтверждал - да, не смог. Позволил себя искромсать. На миг Роман ощутил боль Стена. Вся кожа - один сплошной порез. Чудовищная пытка. Пытка? Но во время создания ожерелья боли не бывает. Роман знал это. То есть, когда ведешь лезвием по коже, ожидаешь боли. Но и только. Как таковой ее нет. Неприятно - да. Изматывает - да. А тут... Алексей вспоминал и заново ощущал боль во время создания длинного ожерелья, и все чувства тут же передавались Роману. Нет, колдун не читал их, как чужое письмо, а ощущая как свои, причем многократно усиленные. Чужая боль сильнее своей... Подобная эмпатия была невыносима.
Колдун зашагал по церкви - в движении легче разорвать ментальную связь. Не получилось. Роману казалось, что он чувствует и думает как Стен. Свечи горели. Иконы. Он не различал ликов - доски были черным-черны, лишь кое-где можно было угадать высветленный зрачок, изломы синей или красной одежды. Тускло поблескивало серебро на ризах. Иконы были настоящие - не из воды. Зачем здесь церковь? Именно церковь...
- Роман, я одного так и не понял... - вдруг заговорил Стен.
- Чего?
- Как Иван Кириллович создал ожерелье Беловодья, если мое собственное ожерелье не срослось со мной. Я однажды спросил его, но он ушел от ответа. Один раз ушел... И второй...
Роман остановился. И чуть не закричал. А ведь Алексей прав. Гамаюнов не мог создать ожерелье из шкуры Стеновского, если тот не сросся со своим ожерельем. Тогда еще не сросся. Но как же рана? Водный меч рассек ровно двенадцать полосок на груди Алексея. И двенадцать разломов появилось в стене. Значит, ожерелье действовало. Только Гамаюнов сделал так, чтобы Алексей не мог пользоваться своим ожерельем. Такое возможно?
Роман покосился на Стена. Тот вновь лежал. Неподвижно. Глаза закрыты. Нить переливалась на шее ярче обычного... Великая тайна - дарение ожерелья. Роман даровал ожерелье дважды. Тине и Юлу. При создании ожерелья можно заложить в нить свою власть. Господин Вернон, лишь слегка коснувшсь неотвердевшей нити языком, усилил свою связь с Юлом. Теперь колдун слышит ожерелье мальчишки за многие километры.
Да, можно подчинить дареное ожерелье... А можно создать и не подарить. Именно так. Когда колдун создает для ученика водную нить, он ее дарует... Отдает часть своей волшебной силы и тем самым включает нить. А если не отдать? В этом случае нить останется в распоряжении создателя и не будет подчиняться носителю ожерелья. Роман при первой встрече со Стеном решил, что тот слишком рационален, чтобы понимать волшебнуть нить, слишком упрям, чтобы подчиниться даже собственному дару, и потому ожерелье не срослось со своим владельцем. На самом деле причина была проще - нить все еще управлялась Гамаюновым. Учитель не отдал ожерелье ученику. Надел на шею, но не одарил. Так что вырезать волшебную нить для Беловодья Гамаюнов мог, управляя ожерельем вместо ученика. Но время проходит, рано или поздно нить срастается со своим носителем и открывает в человеке его дар. Если дар существует, конечно. Прошли годы, и Алексей наконец отнял у обманщика власть над своим ожерельем. И что же в получилось в тот миг, когда ожерелье наконец срослось со своим владельцем? Алексей воспользовался своим даром и стал прозревать будущее, а Гамаюнов потерял власть над его ожерельем. Но при этом водная нить не утратила связь с оградой. А вскоре стена разрушилась от удара водного меча.
Лицо Стена исказилось от боли. Догадался наконец. Или мысли Романа услышал, как до этого колдуну передавались все чувства Стена. О, Вода-царица! Как Алексею с его надменностью и самомнением должно было быть обидно: другим были дарованы ожерелья, а ему, якобы избраннику, - веревка, ошейник, который только и умел, что душить. А в награду - исполосованная шкура.
- Уходи отсюда, - приказал Роман. - Немедленно.
- Не могу. Ограда едва-едва держится.
- Почему тебе не наплевать на все это? И прежде всего на Гамаюнова? После всех его обманов. А? Пусть он сам расхлебывает свое дерьмо!
- Прекрати ругаться! Ты в церкви!
- Она освящена? Ведь то не церковь - иллюзия церкви, а значит, только колдовство.
- Беловодье - это и моя мечта. Я не могу ее разрушить. Пусть даже другие пользуется ею не так, как мне хотелось бы...
- Но распоряжается здесь Гамаюнов. Беги, Стен, или ты умрешь!
- Роман, закрой проломы, и я уйду. Колдун схватил Алексея за плечи:
- Будет слишком поздно. Ты, кажется, не понял, в чем заключался второй фокус Ивана Кирилловича?! Ну конечно же нет. Ты и о первом догадался только сейчас. Он сделал слишком глубокие надрезы. Когда ожерелье срослось с тобой, у тебя навсегда установилась связь с Беловодьем. Пока ты здесь, рядом, связь очень сильная, Беловодье сосет из тебя силы. Буквально. Чем дальше уходишь тем слабее. Но все равно остается.
- Об этом я знаю. Он меня предупредил, что я всегда буду связан с оградой Беловодья.
- И ты согласился?
- Честно говоря, я подразумевал несколько иную связь...
- Более платоническую. Неприятно, когда тебя кушают живьем. Уходи. Или сдохнешь.
- Я выдержу, - клацнул зубами Стен.
- Нет. Ты не выдержишь, ты из других начнешь силы качать. Уходи. Я поставил три заплатки. Ограда продержится, пока я не зачиню ее. За счет внешнего круга.
- Почини ограду. Всю. Тогда уйду. - Упрямства Алексею было по-прежнему не занимать.
- Мне надо еще три дня. Минимум. Ну, может, чуть меньше. Ты за это время скопытишься. Почему сразу не сказал, а? Ленку мог бы предупредить. И меня.
- Не успел. Я хотел тебе рассказать про создание длинного ожерелья. Подумай, где мы сейчас! Вообрази - это круг всемогущества. Мы даже не знаем, на что способно Беловодье. Но уверяю тебя, на многое. Каждый находит здесь что-то свое. В тебе оно включает определенный дар. А при контакте с Беловодьем открывается способность, не твоя - самого Беловодья. И главное, здесь время течет иначе. То быстрее, то медленнее. Обращается вспять. Но я не успел с тобой встретиться: Грег требовал, чтобы я немедленно шел сюда. Иначе ограда рухнет.
- Я не верю Грегу.
- Грег - нормальный парень. Но его забота - безопасность Беловодья. И только о ней он и думает. Больше ни о чем. В данном случае он говорил правду.
Гамаюнов держал ограду до нашего приезда. Теперь я... Тут есть одно непредвиденное обстоятельство...
- Одно обстоятельство? Да их здесь миллион! Колдун присел на козлы рядом со Стеновским.
Гнев вдруг улетучился. Навалилась усталость.
- Уходи! - вдруг выкрикнул Алексей. И голое его отозвался долгим многократным эхом под сводами. - Слишком много сил... Уходи. Скорее.
Роман понял, что значит этот крик: Стен, вольно или невольно, пытался забрать силы у Романа. Да колдун и сам почувствовал, как дернулась нить ожерелья.
Роман выскочил из церкви. И тут же ожерелье успокоилось. Стены церкви ограждали других обладателей ожерелий. Очень умно. Даже слишком.
Пока Роман пребывал внутри, небо успело потемнеть, но озеро светилось в темноте, и призрачный холодный свет озарял Беловодье. Колдун побежал по ледяной дорожке. Ограда Беловодья - это длинное ожерелье, дарованное Беловодью Стеном. Одаривают лишь по доброй воле.
Грега там, где оставил его Роман, не было. Бежал. Куда? К кому поспешил? К Гамаюнову? К Базу Зотову? Больше всего хотелось удрать из этого Беловодья к чертям собачьим. Но нельзя. Из-за Нади. И из-за Стена.
Колдун направился к домику База. Добрый доктор возник на пороге с какой-то тетрадкой в руке. С сосредоточенным видом Зотов изучал записи. Тетрадь была большая, схожая с амбарной книгой, старинная, с серым переплетом и желтыми страницами, отметил про себя Роман. Что они тут, бухгалтерией занимаются?
Тетради было на вид лет сто, не меньше.