- Да, не могу! - воскликнул ярл. - Стыд! И позор!
И снова замолчал, и сделал знак, чтобы и мы молчали, долго слушал...
Но воя больше не было. А дождь хлестал, хлестал, хлестал...
И ярл мрачно сказал:
- Подай мне котелок, Лузай, я очень голоден.
И он поел. Все съел, утерся и сказал:
- Вот так-то веселей, - и, уже шепотом: - Ну, что?
- Я думаю, пора, - ответил, также шепотом, Лузай.
- А ты?
А я молчал. Когда ярл спал, я знал, что нам с Лузаем не уйти, что нам с ним не на что надеяться. А с ярлом - тут совсем другое дело! Тут, может быть...
Но ярл так странно на меня смотрел...
Да и Лузай смотрел ничуть не лучше...
А, может, мне все это просто показалось...
Но я почувствовал, что мне нужно остаться - обязательно! И я сказал:
- Нет, это бесполезно. Нам не уйти от них. Да и куда идти? Поймают - и убьют. А если здесь останемся, то будем Белой Глиной. А Глина может жить и год, и два, и даже три - бывало и такое... Да столько нам не надо, а только бы дотянуть до зимы! Зимой, когда здесь все замерзнет, мы уйдем. Зимой нам глина не страшна, зимой она как камень.
- Глупец! - сказал Лузай.
- Трус, - усмехнулся ярл.
Я промолчал. Да, я глупец, да, трус. Пусть будет так! Потом мы все равно когда-нибудь да встретимся - не здесь, конечно же, а там уже, подумал я, - и вот тогда я вам скажу, кто останавливал меня, кто наставлял... А пока я сказал:
- Острых мечей! Большой воды!
- Как знаешь! - мне ответили.
И стали собираться. А я, чтобы на это не смотреть, лег, повернулся к ним спиной. А дождь не унимался! Он так хлестал, что я даже не слышал, как они ушли. И воя больше я не слышал. А слушал! Слушал...
И заснул.
А утром меня разбудили и стали бить и спрашивать:
- Где твои братья?!
Я молчал. Тогда меня выволокли из землянки и потащили к Главному Кострищу. Дождь давно кончился, светило солнце, пели птицы.
А рыжие, собравшиеся возле Кострища, молчали. Старший старейшина вышел ко мне, посмотрел мне в глаза и спросил:
- Ты знаешь, где они?
- Нет, - сказал я, - не знаю.
Старик кивнул:
- Да, вижу, ты не лжешь. Они что, тебя бросили?
- Да, бросили. Втроем мы бы не смогли уйти.
- А почему?
Я замолчал. Старший старейшина разгневался и закричал:
- Ты знаешь, почему! Я вижу - знаешь! Так отвечай же!
Я молчал. Тогда он приказал, чтобы меня пытали. Начали пытать. Мне было очень больно. И только иногда мне становилось легче - это когда прибегали гонцы и с гневом восклицали, что беглецы не найдены ни там, ни там, ни там, что все ловушки, петли и капканы, все волчьи ямы пусты! Собравшиеся недоумевали, как это можно было ночью - и в такой сильный дождь! - все это благополучно миновать.
- Здесь скрыто колдовство! - кричали рыжие. - Пока мы не узнаем, кто колдун, их и искать-то нечего!
- Да, это верно, - соглашался я. - И не найдете, да!
Но кто колдун, кто помогает ярлу и Лузаю, об этом я молчал. Ведь вы же знаете: об этом говорить нельзя. Старший старейшина, как я в этом уже убедился, обладал великой силой, и потому я очень боялся, что стоит мне только назвать того, кто помогает моим братьям, то... Кто знает?! Старейшина тогда бы мог вот прямо здесь, не сходя с места, сразиться с нашим - их! - спасителем, и тогда...
Мало ли! А так старейшина не знал, кого ему искать, чей дух он должен вызывать и с кем ему нужно сражаться.
А время шло! Я знал - ярл и Лузай уходят все дальше и дальше и дальше. И тот, кто их ведет, не ошибется - выведет. И это приглушало боль. И вот о чем еще мне думалось: а если бы и я с ними ушел, что было бы тогда? Тогда бы, думал я, рыжие не теряли бы время на возню со мной, а искали бы, искали, искали... И хоть у Лузая и ярла очень надежный проводник, но они сами-то быстрее, чем могут бежать, не бегут, а посему очень трудно сказать, чем все бы это кончилось, когда бы с ними был и я. А так...
Я выдержал три дня! А на четвертый день, когда мне уже стало все равно да и еще подумалось "зачем? они и так уже ушли из этих мест!", я...
Говорить уже не мог, а только едва слышно прошептал:
- Их вел Хвакир, пес Хрт и враг Чурыка. Он ночью выл и вызвал их. Они ушли.
Старейшина пристально посмотрел мне в глаза, покачал головой и сказал:
- Да, ты не лжешь, все так оно и было, - а после приказал, чтобы меня оставили в покое.
И после этого я целых восемнадцать дней лежал в своей - теперь уже моей, не ярловой! - землянке. Меня кормили словно на убой. Да так оно и было! Сегодня утром они пришли ко мне и сказали, чтобы я готовился.
- К чему?
- Рыба ушла. В реке совсем нет рыбы. Мы будем возносить молитвы к Небу.
- А я?