— Под Николаевом!? На Украине?
— Да, теперь на вашей Украине.
— А в каком Николаеве? Львовской или Николаевской области?
— Под областным центром Николаев. А что у вас на Украине есть ещё один Николаев?
— Есть, городок под Львовом. Так это же хорошо. Это же у Чёрного моря. Я рад за вас, Борис Михайлович! Я надеюсь, что там вам будет хорошо служиться, а уж отдыхать то и тем более. Тогда это ещё не факт, что мы больше не увидимся. Я не помню, какое расстояние от Полтавы до Николаева — наверное, 500–600 километров. Но для СССР это же такая мелочь, не Приморский же край — несколько часов на поезде или машине. Возможно, что кто-нибудь из нас ещё побывает в городе другого.
— Это хорошо, что вы такой оптимист, Андрей, — засмеялся Борис Николаевич. — Но мне тоже хотелось бы с вами ещё увидится. И всё может быть — мир, как говорится, тесен.
Они расплатились, вышли из кафе и очень тепло, по-дружески распрощались. Андрей возвращался домой теперь уже в приподнятом настроении, которое тотчас было замечено Валерией:
— Что это ты такой весёлый пришёл?
— Не только весёлый, но ещё и выпивший, — улыбнулся муж.
— Ещё этого только не хватало! С чего бы это?
Андрей подробно рассказал Лере о встрече с Лукшиным и о беседе с ним в кафе.
— Хороший он, наверное, человек? — вздохнула Валерия.
— Очень хороший, побольше бы таких, — подтвердил Андрей.
А с понедельника он уже начал работать под командованием старшего лейтенанта Коридзе. В принципе пока что никакого вмешательства в работу служб КЭС с его стороны не ощущалось. Но это было понятно — работа в них в принципе была налажена, срывов в работе не было, поэтому Коридзе разбирался со службами, которые имели более непосредственное отношение к военной подготовке. Он проводил со служащими планёрки, но было понятно, что отношение к ним у него менее заинтересованное, нежели у его предшественника. Они были очень короткими и какими-то суховатыми — что запланировано сделать, есть ли какие-то проблемы, и какие к нему есть просьбы, заявки. И всё. Коридзе, вероятно, считал это пустой тратой времени — каждый начальник службы, по его мнению, должен чётко знать свои обязанности и так же чётко их выполнять. Чего зря то сотрясать словами воздух. Более детально, как это делал Лукшин, старший лейтенант пока что в работу эти служб не вникал.
Но не успел Морозевич оправиться от расставания с Лукшиным, как уже в среду, его размышления по поводу работы с новым заместителем командира батальона по тылу затмила другая ошеломляющая новость — прошёл слух о том, что из Борстеля уезжает Александров. И не в Союз он уезжает, а просто переводится с женой в другую часть, на новое место работы. Но до этого подобных случаев не наблюдалось — не меняли так просто служащие место своей работы. На первый взгляд для Андрея как раз это не должно было быть чем-то таким уж удивительным — он ведь и сам после шестидневного пребывания в Цербсте, переехал в Борстель. Но, всё же, разница была огромная — в Цербсте Андрей не проработал и дня, а вот Александров пробыл в борстельском гарнизоне более полутора лет. Кроме того, из Цербста Морозевич уехал потому, что там не было места работы, на которое он ехал в ГСВГ. Но вот почему и, главное, как это его тёзке удалось переменить место работы, Морозевичу было непонятно. И Андрей в тот же день разыскал Александрова.
— Привет! Я тут краем уха услышал одну новость и решил свериться с первоисточником. Я думаю, что ты понял, о чём я говорю. Так это слухи или правда?
— Правда, — как-то грустно и одновремённо удовлетворённо промолвил Александров.
— И что произошло, почему ты уезжаешь?
— Ничего такого не произошло. А уезжаю потому, что не устраивает меня работа здесь. Это не работа, а потеря квалификации.
Морозевич знал, что, как и его жене, его тёзке не очень-то нравится работа в санчасти — Андрей как-то обмолвился об этом. Но он то не был врачом-педиатром и был более знаком с болезнями взрослых пациентов.
— И когда ты это понял?
— Да почти с самого начала, как вошёл в ритм этой работы. А твоей жене нравиться работать здесь?
— Куда уж там. В этом ты прав. И куда же ты уезжаешь?
— В Кёнигс, есть такой город наподобие Стендаля, где-то в 20–25 км от Берлина.
— Во как! Поближе к Берлину, значит. Да, это неплохо. И там санчасть получше?
— Там не санчасть, а что-то подобное медсанбату в Стендале. Но, главное, работа по прямой специальности.
— Да, это важно. Но как тебе это удалось? — удивился Морозевич.
— Ездил в Вюнсдорф, правда, там мне ничем не помогли. Только схлопотал нагоняй от начальства за обращение без разрешения командира в высшие инстанции. А он бы дал такое разрешение? Как бы ни так. Тогда я связался со своими некоторыми друзьями, точнее друзьями родителей, и они мне, наконец-то помогли. Длилось это, конечно, достаточно долго.
— Ясно, и в течение всего времени ты держал это в тайне.
— Ты знаешь, если бы я стал говорить об этом наперёд, то ещё неизвестно как бы всё вышло. О таких вещах наперёд не рассказывают, иначе не сбудется.
— Наверное, ты прав. Я и завидую тебе, точнее от имени жены — мне и здесь нравится, и одновремённо жалко расставаться. Мы с тобой если крепкими друзьями и не стали, то, по крайней мере, приятеля у меня здесь лучше не было.
— Взаимно. Мне тоже жаль с тобой расставаться, но что поделаешь.
— И когда ты уезжаешь?
— В пятницу или субботу. А с понедельника уже нужно выходить на новое место работы. Я тебе скажу честно — я вот радуюсь и бодрюсь, но на душе кошки всё же скребут — как то оно там сложится. Я ведь тоже здесь уже привык, а там пока что неизвестность.
— Это понятно. Но всё, Андрей, будет хорошо, — успокоил своего тёзку Морозевич. — Я в этом уверен. Удачи тебе на новом месте и Татьяне, и всего самого наилучшего.
И вот уже во второй раз за последние несколько дней Андрею пришлось расставаться с человеком, который ему нравился. А чуть более месяца назад уехал и Пивовар. Покидают и покидают Борстель неплохие, а то и просто хорошие люди. А кто вместо них, что кто будут за личности? На место Пивовара, правда, недели две назад уже прибыл новый кочегар. А вот Лукшина и Александрова будет очень не хватать, заменить их людьми с такими же характерами очень даже сложно. Эти мысли привели к тому, что Андрей совсем уж загрустил, так сильно, наверное, первый раз за всё время своего пребывания в Борстеле.
Когда Андрей рассказал Валерии о переезде Александрова и о своём с ним разговоре, то жена, после сожалений об его отъезде, сказала:
— Ты видишь, оказывается можно добиться и здесь в ГСВГ перевода на другую работу. Может быть, и мне съездить в Вюнсдорф и попросить, чтобы меня перевели куда-нибудь на работу по специальности? Возможно, они помогут мне. Конечно, вместе с тобой, но тебе ведь всё равно, где работать начальником теплохозяйства.
— Очень я в этом сомневаюсь, — покачал головой супруг. — Андрей же сказал, что ничем они там ему не помогли, только получил он нагоняй от начальства. Всё решилось не здесь, а фактически в Союзе. Окончательное решение принималось то здесь, но вот толчком к его принятию была просьба или указание — не знаю уж что — из Союза. А у нас, Лера, таких покровителей, к сожалению, нет. Да ещё представь себе — не успел один служащий перевестись, как из того же гарнизона собирается сбежать следующий. Как это будет выглядеть? Да ещё из одной службы. Подумают, что здесь чёрт те что творится, если все стараются отсюда сбежать. Ты понимаешь, какое к нам тогда отношение будет? Можно будет, конечно, попробовать, но только не сейчас — немного попозже.
— Ладно, — вздохнула Лера. — Подождём немного. А я сейчас завидую Александрову, смог он перебраться на работу, которая ему нравится. Когда мне так повезёт?
— Не переживай, — успокоил её супруг. — Как говорится, пути Господни неисповедимы, возможно, в чём-то повезёт и нам, — завершил он беседу такой неопределённостью.
Он даже себе представить себе не мог, что вскоре эта неопределённость начнётся превращаться не просто во что-то большее, а в самую что ни есть реальность.
ГЛАВА 18. Летит время
После отъезда Александрова Андрей заметно загрустил — теперь в гарнизоне не осталось (кроме жены, естественно) человека с которым он мог поговорить по душам, хоть изредка провести с ним свой досуг, сходить к Грише. Оставался таким хорошим знакомым человеком Леонид, но они никогда не дружили в юности, и сейчас он оставался просто земляком, с которым можно пообщаться, сходить друг к другу в гости, но они всё же отнюдь не были даже приятелями. Если требовалось обсудить какие-нибудь вопросы по работе, то ранее он мог посоветоваться с Лукшиным. Теперь и того в городке не было, и сейчас Морозевич по этим вопросам мог услышать мнение только Николая Кравченко, как более-менее опытного и толкового из остальных слесарей. Но принимать окончательные решения, конечно же, после подобных консультаций было сложно. Лукшин был опытным человеком и в большинстве случаев быстро улавливал задумки Андрея, а, значит, мог грамотно обсудить идею и поддержать его. Как пойдёт дело с Коридзе, Андрей пока что представить себе не мог, потому что они не обсуждали до сих пор с ним что-нибудь серьёзное, да и опыта у того в таких вопросах не было. Морозевичу предстояло вариться в собственном соку. Пока никаких проблематичных вопросов и не возникало, но что будет далее, какие коленца может выкинуть жизнь в будущем — никто предугадать не мог.
Так закончилась текущая неделя и пролетела следующая, не обрадовавшая даже внеплановым выходным — Днём Советской Армии. На предпраздничном концерте уже никто не мог услышать песни в исполнении Андрея Александрова. Но вот следующая неделя нарушила некое размеренное однообразие рабочих дней — старший лейтенант Коридзе начал более детальное знакомство и со службами, в которых работали полностью служащие. Он не знакомился полностью с одной конкретной службой, а заходил то на один объект, то на другой — пока что чаще к Карамушко или к Горшкову — у тех то и отдельных таких крупных объектов было мало. Кроме насосной станции с водонапорной башней, канализационным коллектором или центральной электрощитовой в сантех- и электрохозяйствах основные мелкие объекты обслуживания находились в жилых и производственных зданиях и, конечно же, в котельных теплохозяйства. По домам Коридзе, естественно, не ходил, а вот в котельные начал наведываться. Там он наблюдал за работой котлов, насосов и прочего оборудования, интересовался сменностью кочегаров и пристальное внимание обратил на информационные стенды с документацией. Пока что никаких замечаний Морозевичу от него не поступило. Как-то выйдя вдвоём из очередной котельной, Коридзе начал беседовать с Андреем о работе котельной и его оборудовании. Он задал несколько вопросов Морозевичу о различии тех или иных насосов, паровых или водогрейных котлах, о бойлерах горячей воды. Когда в очередной раз были упомянуты сами котлы, то Коридзе не смог сдержать улыбку, и сказал Андрею:
— Какие же это котлы? И почему только вы их так называете? Это же обыкновенные печки — дровами их разжигают, углём топят. Вы, наверное, не представляете себе, что такое настоящий котёл.
— Я, конечно, видел большие чугунные котлы только на рисунках в книжках, — серьёзно ответил Андрей — он помнил о предупреждении Лукшина не ехидничать в беседе с Коридзе, — но с маленькими котлами приходилось сталкиваться — ещё в детстве бабушка варила в них еду, у нас они назывались чугунками. Да и на природе нередко в них готовили пищу.
— Вот-вот! — обрадовался Коридзе. — О них я и говорю, только у нас в Грузии они побольше. Вот это котлы! А у вас просто печки.
— И да, и нет, товарищ старший лейтенант. Несмотря на огромное внешнее различие, они выполняют почти те же функции, что и ваши большие котлы.