— О, и как же его зовут? Ведь никто не знает
— Понимаешь Коля, если он вам не говорит этого, то не могу этого сказать и я, было бы некорректно по отношению к нему. Да и сказал он мне это всего за день до моего отъезда. Он так и сказал: "Если мы не познакомились нормально, то давайте хоть расстанемся нормально". Ты работай, не задумываясь над этим, возможно перед своим отъездом он и тебе скажет своё имя и отчество. А тебе с ним ещё работать, я надеюсь, придётся долго.
— Да кто его знает. Ведь может в любой день приехать всё же новый дипломированный начальник теплохозяйства.
— Нет, Коля, сам он приехать не может. Если его до сих пор здесь нет, то заявку на него не подавали и вряд ли подадут, если ты будешь нормально работать. Как говорится, на переправе коней не меняют, а тебе то осталось, если я не ошибаюсь, проработать здесь месяца три-четыре.
— Да, чуть больше трёх месяцев. А как вы думаете, могут мне продлить срок пребывания в ГСВГ?
— А почему бы и нет, вполне могут. Тебе нужно сразу же после Нового года написать заявление на продление. Только вот какое дело, — протянул Морозевич. — Не вздумай написать заявление на продление срока работы на месте начальника теплохозяйства или даже исполняющего обязанности.
— Почему? — удивился Кравченко.
— Потому что такой наглости Андреев не потерпит. Напиши скромно о продлении срока работы в должности техника.
— Но ведь тогда меня могут и оставить техником, да и денег буду меньше получать. Я и сейчас не получаю полную ставку начальника теплохозяйства, но небольшую добавку мне всё же платят. А так буду получать ставку техника.
— Коля, ты не очень то зарывайся. Если тебя оставят, то вряд ли будут платить ставку техника, если ты уже получаешь больше. Это, во-первых. А, во-вторых, для тебя что, так важны деньги? Пусть даже останется ставка техника. Но тогда посчитай, сколько их ты потеряешь за не продлённый год, если напишешь такое наглое заявление, а Андреев его не подпишет.
— Вы, наверное, правы, — вздохнул Кравченко. — Я послушаюсь вашего совета. Конечно, хотелось бы поработать лишний год хотя бы исполняющим обязанности начальника теплохозяйства. Мне, действительно, больше денег важно то, что я работал на этой должности. Важно уже для Союза. Но, вряд ли мне напишут в трудовой, что я работал на этой должности.
— Напишут. Только не обращайся с просьбой об этом к Андрееву, и даже к Коридзе. Андреев сам этим не занимается. Но ему это может не очень понравиться. Подойди перед отъездом в Союз к Клюеву, он мужик хороший. Он сам делает все записи в трудовой, и он, в принципе, даже без твоей просьбы должен сделать такую запись. Ты ведь к тому времени, если, конечно, всё сложится у тебя хорошо, проработаешь на этой должности более полутора лет. Это срок большой и Клюев не может этот факт проигнорировать. Но ты всё же лучше напомни ему об этом, он тебя поймёт. А для тебя это, действительно, очень важно.
— Спасибо, Андрей Николаевич, за ваши советы, — уже более оптимистично и радостнее произнёс Николай. — Вы мне очень помогли советами, и я поступлю точно так, как вы советуете.
— Не за что благодарить, Николай. Советы советами, но всё зависит от тебя самого.
За время, остающееся до условленного с замполитом времени, Морозевич успел встретиться (не запланировано) ещё и с Карамушко и Кирзоняном. А вот с замполитом он вновь встретился уже в половине пятого, но характеристика ещё не была готова. Получил он её готовой уже в начале шестого. Ехать обратно на Белитц-Хальштеттен на ночь глядя, было неразумно — уже было совсем темно. Ему пришлось заночевать в "Хоромах", обитатели которых очень хорошо его вновь встретили и были рады пообщаться с ним ещё несколько часов до сна. Выехал он в Стендаль рано утром, теперь уже точно навсегда прощаясь с этим городом и Борстелем. Вернулся Морозевич в Белитц-Хальштеттен, как и накануне в Борстель, примерно в двенадцать часов и после обеда ещё успел немного повоевать с очередными "покупателями" угля.
В последующие дни Андрей в первую половину дня вместе со слесарями обходил объекты по заявкам. Он ходил вместе со слесарями не потому, что не доверял им, а для того, чтобы самому лучше познакомиться с системами теплохозяйства в гарнизоне. Зданий было много и, конечно же, он за своей организационной работой побывать во всех не успевал. К тому же, хотя ещё и было тепло, но объём заявок на ремонт начал понемногу расти. И вновь среди этих заявок попадались не вполне обоснованные. Но разговаривать с жалобщиками так, как это он сделал однажды в Борстеле (и сделал правильно — поток жалоб резко тогда уменьшился), в Белитц-Хальштеттене он не мог. Разговаривать в таком тоне с заведующими лечебных отделений это было недопустимо, хотя с ними самими доводилось беседовать не часто. Но и с теми же ординаторами или даже старшей медсестрой, сестрой-хозяйкой нормальный разговор не всегда получался. А уж если подключались больные, то и подавно — доказывать свою правоту, ссылаясь на нормативные акты, было бесполезно. Начинался такой базар, что проще было потратить пару часов на ремонт, нежели что-то доказать. В случае явно уж необоснованных жалоб приходилось всё же довольно мирно разговаривать с заведующим отделением, ища разумный компромисс. С обитателями жилых домов Морозевич мог разговаривать немного жёстче, хотя это, конечно, не всем нравилось. Дошло до того, что как-то утром он встретился со Стабровским и тот уделил ему минут 10–15 минут своего времени, которого у него обычно на всякие пустяки не хватало.
— Андрей Николаевич, мне начали жаловаться на вас жильцы домов по поводу того, что вы не все их заявки выполняете.
— Заведующие отделениями на меня не жалуются?
— Нет, чего не было, того не было.
— И прекрасно, а жильцы немного потерпят.
— Как это?
— Алексей Иванович, я знаю, что у вас дел невпроворот, может быть, я вам всё объясню после работы?
— Ничего, у меня есть немного времени, — ответил тот, взглянув на часы. — Так что можем немного поговорить.
— Хорошо. Понимаете, многие заявки жильцов, я подчёркиваю — жильцов, бывают, можно мягко, сказать необоснованными. Мне приходилось с этим сталкиваться и на прежней работе. Они жалуются, что в квартире холодно, хотя градусник показывает 22-24 °C. И что прикажете делать — топить ещё сильнее? И это при таком кризисе с углём.
— Ладно, тут вы правы, с этим я согласен. А вот если нужно менять радиаторы, а вы отказываетесь это делать, как это понимать?
— Алексей Иванович, а что значит "нужно менять радиаторы"? Кто это должен решать — сами жильцы или специалисты? Мы отказали только в двух таких случаях. Я догадываюсь, кто вам пожаловался. Но радиаторы в этой квартире греют нормально. Но хозяйка в разговоре заявила: "Поменяйте и всё, почему соседям поменяли, а нам нет?". Как вам такое нравится? Соседям, действительно, поменяли, ещё летом, но на то были основания. А здесь просто каприз.
— А может поменять, чтобы не орали на весь городок, что не выполняются заявки?
— Можно поменять, я не возражаю, хотя работы у слесарей с каждым днём становится больше. Но, во-первых, мы минимум на половину дня отключим в доме отопление со сливом теплоносителя. Как это другим жильцам понравится? Далее, систему после этого нужно подпитать водой. Какой водой и где? Естественно, холодной водой в котельной, ещё и сливая часть теплоносителя при развождушивании линии в доме. Греть холодную воду в котельной — снова таки увеличивать расход топлива. Разве не так?
— Так то так. Но что же делать? Ваши аргументы весомы, но не хочется, чтобы эти жалобы распространялись выше.
— Жильцы могут жаловаться выше, только если дать им повод. Вот если мы кому-то пойдём на уступки, а другому не сделаем, тогда точно будут жалобы. Алексей Иванович, поверьте, мы и так стараемся выполнить более-менее обоснованные заявки, хотя некоторые из них и не стоило бы выполнять. Нам ведь тоже не хочется сориться с жильцами. Но если эта заявка откровенно необоснованная, то извините… Кроме того, вы прекрасно знаете, что жалуются то не сами офицеры, а их жёны. Они что, к начальнику госпиталя побегут? Благомиров, как мне кажется, очень хороший человек, но по таким вопросам он их слушать не станет. И они, зная это, бегут к вам.
— Н-да, вот дилемма, — протянул майор. — Я согласен с вашими доводами. Всё правильно. Но как-то успокоить их надо?
— Я их могу успокоить в два счёта, и жалобы прекратятся. Я на прежнем месте работы однажды так поступил и все успокоились. Здесь я пока что не хотел разговаривать с жильцами, точнее, с жёнами офицеров в таком духе.
— Да? Интересно, и как же это вы успокаивали жильцов ранее?
— Я их не столько успокаивал, скорее, запугивал.
И он рассказал майору о своём предупреждении офицерских жён-жалобщиц. И о том, что их мужей будут наказывать за необоснованные вызова, и о вычете из их зарплаты за перерасход угля. Услышав всё это, Стабровский рассмеялся:
— Да, ну и выдумщик же вы. Но на жёнах офицеров это, действительно, может сработать. А я со своей стороны по мере возможности предупрежу офицеров, чтобы поубавили пыл своих жён. Хорошо, а в отделениях ситуация нормальная?
— Вполне нормальная. Там тоже не всё гладко с вызовами, но мы стараемся находить общий язык и, по-моему, до сих пор неплохо ладим. Там, конечно, лучше было бы ряд работ, как вы понимаете, проводить летом, но ничего не поделаешь — что в наших силах, мы делаем.
В общем, нашли между собой в этом вопросе общий язык и зам. начальника госпиталя по АХЧ с начальником теплохозяйства.
ГЛАВА 31. Автомобили и покупки
В последнее время вторую половину дня большей частью Морозевич обитал на территории котельной. Если в госпиталь наведывались "покупатели" за углём, то они чаще всего приезжали где-то к обеду или после него. Сегодня таковых, к радости начальника теплохозяйства, пока что не было. Температура была пока что ещё чуть выше нуля градусов, и кочегар Григорий Иголкин возился возле своей машины. Он возился с ней практически ежедневно. Как у простого кочегара оказалась в ГДР машина? Да очень просто — он её купил. Правда, это как раз было делом не таким уж простым. Не в смысле денег, которых у любого служащего хватало на такую покупку, ведь покупались довольно подержанные старые машины за довольно низкую цену. Но всё дело в том, что разрешалось покупать старые машины в ГДР, а затем перевозить их в Союз только военнослужащим. У служащих таких привилегий, к сожалению, не было. Но Иголкин купил эту машину на свой страх и риск через полтора года своей работы в ГСВГ. Он был одержим машиной, и говорил, что в основном и ехал работать сюда ради покупки машины. В Союзе такая покупка ему не по карману. А руки у него были золотые и он перебрал эту подержанную машину сам по винтику, что-то ремонтируя, покупая какие-либо запчасти или заваривая прогнившие места кузова. Правда, варил он не сам, а по его просьбе газосварщик Виктор Мищенко. Эта машина была необычным приобретением и многие кочегары и слесари в свободное время охотно помогали Григорию.
В ГДР обычно покупались только "Волги", причём модели ГАЗ-21. В СССР уже восемь лет выпускалась модификация ГАЗ-24, но на эту машину денег мало у кого хватало, да и немцы пока что не спешили с ней расставаться. Конечно, были в ГДР и такие советского выпуска машины, как "Жигули" или "Москвич", но их (из числа приехавших из Союза) никто не приобретал, да ещё подержанные. Не конкурентноспособны были и машины выпуска ГДР — "Трабант" или "Вартбург".
И у Виктора Иголкина была именно "Волга ГАЗ-21", с капота которой гордо взмывал хромированный олень — эмблема этой модели, которую в ГАЗ-24 уже упразднили. Кстати, рядом с машиной Виктора почти ежедневно стояла ещё одна машина — "Трабант", который принадлежал Курту Никелю. Тот жил в самом Белитц-Штадте и ежедневно, кроме выходных, ездил на ней в госпиталь и домой.
"Трабант" (Trabant), после войны стал одним из символов ГДР. Выпускался он на заводе, который назывлся "VEB Sachsenring Kraftfahrzeug- und Motorenwerk Zwickau" в г. Цвикау. Это была довольно любопытная машина. В послевоенные годы из-за нехватки стального проката часть кузовных панелей выполнялись из материала на основе фенолформальдегидной смолы и отходов хлопкового производства — "дуропласта". Дуропласт был в какой-то мере аналогичен нашедшему в те же годы некоторое применение в автостроении других стран стеклопластику, но по сравнению с ним был намного более пригоден для массового производства. Из-за своего серо-коричневого цвета и схожей с бакелитом поверхности эти неокрашенные панели придавали этим машинам весьма специфичный вид.
В ноябре 1957-го года на заводе в Цвикау начался выпуск модернизированных автомобилей, которые именно тогда и получили название "Трабант" в честь запущенного в том же году Советским Союзом космического спутника (по-немецки "Trabant" — "спутник"). На различных моделях автомобиля стоял поперечно расположенный двухтактный, двухцилиндровый карбюраторный двигатель воздушного охлаждения объёмом 0,6–0,7 л и мощностью всего 26 лошадиных сил (большинство моделей). Он конструктивно происходил от довоенных моделей DKW и их послевоенных аналогов IFA.
На "Трабанте" была также установлена двухвальная коробка передач, которая имела очень оргинальную конструкцию, связанную с поперечным расположением силового агрегата — впоследствии эта схема получила широчайшее распространение. Таким образом, "Трабант" как бы стал конструктивной предтечей бо́льшей части будущих переднеприводных автомобилей. Подвеска машины отличалась крайней простотой, но при этом имела достаточно совершенную кинематику. Автомобиль весил всего 620 кг, и при правильной эксплуатации был малоуязвим для коррозии.
Что же касается "Вартбурга", то эта машина была более высокого класса, которая пользовалась большей популярностью у немцев, хотя и стоила, конечно, дороже того же "Трабанта".
"Вартбург" (Wartburg) был легковым автомобилем малого класса, название которого происходит от одноимённой крепости, расположенной рядом с Эйзенахом, где эти машины изготовлялись. Наиболее популярной моделью в это время была модель "Wartburg" 353, созданный на базе польской разработки "Warszawa 210". Этот автомобиль планировался к выпуску вместо лицензионной версии советской "Победы", так же называвшейся "Варшавой". Однако полякам удалось заключить договор с итальянской фирмой "Fiat" о выпуске её 125-й модели, и собственная польская разработка оказалась "не у дел", обретя "вторую родину" уже в ГДР.
Коробка передач Вартбурга была четырехступенчатой, синхронизированной на всех передачах переднего хода. Автомобиль имел достаточно просторный для его размеров салон, благодаря переднему приводу он совершенно не имел "горба" в салоне над трансмиссией, поэтому пол под ногами водителя и переднего пассажира был совершенно ровным. Часть машин снабжалась полуавтоматической трансмиссией "Hycomat" и соответственно имела только две педали (передачи переключались вручную, но без выжима сцепления). Рабочий объём двигателя составлял около 1000 см3.
Однако, несмотря на прогрессивную схему трансмиссии, был у этого автомобиля существенный недостаток — он оснащался примитивным двухтактным двигателям. На внутреннем рынке "Вартбург" считался, конечно, намного престижнее автомобиля "Трабант", но уступал в этом отношении импортируемым советским "Москвичам" и "Волгам", имевшим заднеприводную конструкцию и четырёхтактные двигатели водяного охлаждения.