Было почти несомненно: корабль лежит близ Козьей-заводи, и, испорчен он или нет, но сейчас случайно без присмотра. Но, увы, посадские явно не любили посторонних, а Даттам не собирался оставлять чужеземцев.
Жена хозяина, видимо, мать Янни, потчевала Бредшо и будто бы шептала себе под нос.
После обеда Даттам проводил Бредшо в его горницу и уселся у окна, под вышитым рушником. Отогнул занавеску и стал смотреть во двор, где Янни с матерью, подоткнув подол, выносили корм поросятам.
- Да, - сказал Бредшо, - красивая девочка, однако, она называет вас братом?
- Двоюродным. Она - дочь наместника.
Бредшо удивился:
- Что же, у наместника в управе о 358 окнах, не нашлось места для дочери?
Даттам оценивающе глядел на молодого человека.
- Дядя мой, - сказал он, - женился за шесть лет до восстания и всегда любил свою жену Линну. Любил даже тогда, когда стал пророком и тут пошло... - Даттам задумчиво побарабанил пальцами по столу, - как бы вам сказать, что пошло, - не столько свальный грех, сколько как у варваров, на празднике плодородия. Надо сказать, - тут Даттам опять поглядел в окно, где пожилая женщина в белой паневе и цветастой кофте подставляла под корову подойник, - Линна шла за мужем, как иголка за ниткой. Дралась при нем, людей рубила хорошо, и ни с одной бабой он без ее разрешения не переспал. После конца восстания, однако, - продолжал Даттам, - экзарх Харсома распорядился нашими судьбами по-своему. Меня вот постригли в монахи. А будущему наместнику экзарх предложил в жены дочь своего тогдашнего патрона, начальника желтых курток. Рехетта, разумеется, согласился. Браки такого рода формальная вещь, главная жена - почетная, а живет человек с той, какая нравится. Однако девушка из столицы оказалась особой с характером и вдобавок родила Рехетте двух сыновей; а у Линны после того, как она на втором месяце свалилась с лошади, да ее еще и потоптали, пока свои не прикрыли щитами, - у Линны детей больше не было. И тут во дворце наместника начались такие склоки, что Линна сама ушла. Сказала: "Не хочу, чтобы меня и мою дочь убили, а если я убью эту суку не миновать тебе беды".
Бредшо глядел за окно, где бабы судачили с женой и дочерью наместника. Было видно, что девушка держится чуть в стороне от них.
Даттам посмотрел на него и усмехнулся:
- Дикая девчонка. Местным парням всем отказала. За чиновника, говорит, не пойду. Наместник ее каждый месяц навещает, приданое посулил. Это, однако, большая вещь - хороший брак. Я, поверьте, весьма жалею, что не могу жениться.
Бредшо, наконец, сообразил, что Даттам его сватает. Только непонятно, о чем жалеет: о том, что сам не может жениться на Янни, или что не может породниться с каким-нибудь нужным семейством.
- Так как вам девушка? - повторил Даттам.
Бредшо покраснел до ушей, потому что быть Даттаму другом - значило и развлекаться вместе с ним, а легкий доступ к рабыням и храмовым плясуньям... ну, словом, Даттам привык прыгать с лужка на лужок.
- Я не пригляделся, - смущенно пробормотал Бредшо.
- А вы приглядитесь, - посоветовал Даттам. - Останьтесь здесь на недельку и приглядитесь.
Сердце у Бредшо запрыгало.
- Как? Остаться? А что же я скажу другим?
- Великий Вей! Захворайте. Притворитесь больным.
Даттам внимательно наблюдал за Бредшо, и не мог сдержать улыбки при виде слишком явной радости молодого человека, когда ему предложили остаться в посаде на недельку.
3
Экзарх стоял на холме под стенами храма Фрасарха-победителя и, щурясь, смотрел, как идет конница по широкому мосту через Лох. Храм Фрасарха стоял на левом берегу Лоха, а на правом начинались земли Варнарайна. Епарх Миссы, извещенный почтовыми голубями, вздумал было разобрать мост. Конный отряд аломов, опередивший на три дня остальные войска, подоспел как раз вовремя, чтобы разогнать работников и распотрошить самого епарха. Настоятель Фрасархова храма предусмотрительно отказался похоронить высокого чиновника: нехорошо истреблять созданное народным трудом. Экзарх не знал, радоваться или огорчаться. Аломский командир, отстоявший мост, опередил других на три дня потому, что его лагерь был ближе к границе. Ближе к границе его лагерь оказался потому, что был близ звездного корабля.
Араван заявил:
- Он нарушил строжайший приказ оставаться на месте. Он подлежит наказанию, но наказать его невозможно: карая, нельзя оставить причину кары без разъяснения.
Этим вечером экзарх впервые принес положенные жертвы богам и написал положенные воззвания к народу.
Секретарь Бариша принес заготовки: "В соответствии с желанием Неба и волей Народа... Подобно древним государям... захватившие обманом дворец..."
Экзарх подумал. Он вычеркнул слова "как в древности, когда не было ни твоего, ни моего и чиновники не угнетали народ" и вписал: "как в древности, когда каждый обладал своим, и чиновники не посягали на чужое имущество".
Экзарх огласил воззвание перед строем варваров, и они дружно закричали "ура".
Настоятель храма укоризненно сказал экзарху:
- Сын мой, вы пишете: "ради народного счастья" и начинаете войну. Убивают людей, разрушают города, жгут посевы. Разве бывает счастье от войны, прибыток - от насилия? Разве это подобает государю?
Секретарь Бариша развеселился, представив себе указ: "Ради народного несчастья..."
Экзарх вдруг засмеялся и сказал:
- Я не хочу быть государем, я хочу быть богом, как Иршахчан. Не всякий государь - бог. Государем становится тот, кто выиграет в "сто полей". А богом - тот, кто изменит правила игры.
Священник подумал о том, что рассказывают о монахах-шакуниках.
- Что ж, - с горечью проговорил он, - тогда вы первый из тех, кто стал богом до того, как стал государем.
Вечером экзарх созвал к себе в палатку командиров. К нему подвели алома, отряд которого захватил мост. Экзарх вынул из ножен и вручил ему свой собственный меч.
Огромный и неуклюжий, как медведь, варвар опустился на колено, прижавшись губами к стали, и экзарх потрепал его по рыжеватой шевелюре:
- Если бы все были так решительны и расторопны, мы бы были уже хозяевами столицы.
- Я не без причины покинул вверенный мне пост, - довольно улыбаясь снизу вверх, отвечал алом. - Разрешите поговорить с вами наедине?
Экзарх побледнел и жестом приказал всем удалиться.
Причина могла быть только одна: звездный корабль.
Варвар, не вставая с колен, ждал, покуда они остались вдвоем.
- Итак, ваша причина? - спросил экзарх.
- Десять дней назад во дворце, - отвечал алом, - был убит смотритель свеч Ешата. Это был мой младший брат.
Экзарх поспешно отступил, изменившись в лице, но было поздно: алом, не вставая с колен, молча ткнул его мечом в живот с такою силой, что кончик меча пронзил позвонки и вышел из спины.
Ворвавшаяся стража изрубила алома на мелкие кусочки. Труп его лежал в палатке, а душа тихо выскользнула за порог и серым сурком побежала известить предков об исполненном родовом долге.
Экзарх был еще жив. По его приказу его вынесли из шатра и положили под темным ночным небом. Араван опустился рядом на колени и плакал, уткнувшись в теплый мех епанчи. "Меня бы так просто не зарубили", - думал он.
Экзарх улыбнулся посиневшими губами.