И в самом деле - Ванвейлену был уже слышен далекий праздничный крик толпы. "Откуда толпа?" - изумился он было, а потом вспомнил, что сегодня праздник. Иров день.
- Зачем? - простонал Ванвейлен. Мысли его кружились, как куски карася в похлебке, и он покамест плохо еще соображал, что происходит.
А стражник одним движением вынул сверток и развернул его перед носом Ванвейлена.
- Затем, храмовая крыса! Или ты не знаешь, что механизмы рождаются от войны и служат лености? Или ты не видел позавчерашнего указа? Вот собаки! Только государыня запретила машины, как они новые ставят!
- Что тебе сделали машины, дурак, - вдруг разозлился Ванвейлен.
- Мне-то они ничего не сделали, - отозвался стражник, - а вот моего брата затянуло в Даттамову мялку, - отрезали ноги да и выкинули с работы, ты, мол, сам пьян был!
Даттам и Арфарра съехали к пристани. У пристани веселился народ. Прищурившись, Даттам увидел и Сына Ира, медленно пробирающегося в толпе, и в который раз пожалел, что его не было в ойкумене, когда на этот раз рождался Ир. Ир был редкий природный феномен, и, по слухам, рождался в виде золотого шара, который не рос в объеме, а как бы высветлялся наподобие луны.
Дальше рассказывали вовсе уже неведомщину с подливой, и многие шакуники считали, что желтые монахи морочат народ. Но Даттам полагал, что желтенькие для этого слишком глупы - наверняка тут какой-нибудь природный феномен, вроде сгущения первоначального эфира или иных, вызывавших у Даттама живое любопытство причин.
Даттам пригляделся: сын Ира на этот раз был монах щуплый и длинный, с необыкновенными голубыми глазами, и многие, говорят, видели над его головой сияние. Даттам никакого сияния не видел.
Рабочие оделись во все лучшее и повязали волосы желтыми платками, двое мальчишек рассыпали в толпе жареное зерно, и посреди желтого круга плясали ряженые зверями и чиновниками.
- А как у государя Иршахчана, - кричали они, - в Небесном Граде, от одного зерна будешь сыт, да пятью мешками не наешься. А чиновники там справедливые, за постой берут лишь положенное: с шерстинки - по шкуре, с ложки - по котелку, и с подорожной - по человеку.
И тут, к своему изумлению, Даттам увидел, что к пристани причаливает баржа-тихогрузка, с храмовым флагом над мачтой. Какого беса? Никаких барж сегодня быть не должно....
С баржи перекинули сходни, и по сходням понесли на шесту человека... Великий Вей! Да это Ванвейлен! Вот взялась шельма на голову Даттама!
Ванвейлена отвязали от шеста и поставили на ноги.
- Это что такое? - закричал оторопевший Даттам.
Сбоку хищно улыбнулся Арфарра.
- Это, господин Даттам, храмовая баржа. По вашему указанию ваш друг Ванвейлен скупал на казенных складах машины для отжима масла и кожевенные станки! Справедливое рассуждение, господин Даттам: сейчас, когда эти машины запретили, купить их можно по дешевке. Славно же вы, господин Даттам, уважаете законы государства!
Весть, что Даттам, вопреки строжайшему запрету новых законов, закупил станки, ошеломила праздничную толпу, и та низко и нехорошо загудела.
- Ничего я не покупал, - заорал Даттам теснящимся к нему рабочим. Этот Ванвейлен шпион Арфарры!
- Врешь, мы поссорились!
- Липовая у вас была ссора, - заорал Даттам, - по твоей указке Ванвейлен в королевстве гадил сеньорам, а теперь он будет по твоей указке клеветать на меня! Или я не нашел бы лучшего агента, чем чужеземный купец?
- Да как ты смеешь отпираться, - орал Арфарра, - или, по-твоему, Ванвейлен для себя станки покупал? Да на кой ему черт маслобойка?
Ванвейлен чувствовал себя в точности как рыба на сковородке. Пока миллионер и чиновник ругались, искренне веря в то, что они говорят. Но надолго ли? Вот сейчас Арфарра прикажет своим секретарям при всем честном народе вскрыть ящики, чтобы устроить перепись преступлению, и вопрос о станках отпадет сам собой, едва эти двое завидят, какие такие станки мощностью в сорок килотонн закупил чужеземец Ванвейлен...
Толпа все больше и больше теснилась вокруг спорящих. Даттам вдруг побледнел. Он понял, что задумал Арфарра. Даттам мог бы перекричать Арфарру во дворце - но не посереди ненавидящей машины толпы...
Чья-то рука легла Ванвейлену на плечо и сильно дернула за камушек с видеокамерой.
Ванвейлен подскочил и обернулся. Прямо перед ним стоял Сын Ира в желтой одежде и глядел на него глазами большими и неестественно-синими, как вода в озере.
- Ваш корабль давно готов, и бьет веслами по воде. Почему ты еще здесь?
- Корабль?
Ванвейлен уставился на монаха. Корабль? За три тысячи переходов от моря? О Господи! Никак монах говорил по-английски! В мозг Ванвейлена вдруг словно вонзилась тысяча иголок, он даже не мог сообразить - на каком языке говорит с ним этот шаман...
- Корабль? - прошептал Ванвейлен, отчаянно слушая себя как со стороны, - но мы не можем оставить здесь оружие!
- Какое оружие?
- Да вот это, на барже!
- Но там же нет оружия, - совершенно серьезно сказал монах, - там же детали для масляных прессов.
Ванвейлен захихикал:
- Ты? Ты можешь превратить ракетомет в масляный пресс?
- Никто не может превратить ракетомет в масляный пресс. Но можно заставить чиновника увидеть масляный пресс или мешок с рисом... Можно заставить его увидеть, что весь рис попорчен червяком и должен быть затоплен во избежание распространения вредителя...
Монах говорил как хороший переводчик: связно, но не сам.
- Ты можешь заставить видеть людей то, чего нет? Это ты заставил меня видеть мезонную атаку?
- Сон, - ответил монах, - это то, что видит один человек. Реальность - это то, что видят многие. Как называется сон, который видят сразу многие?
Тут Ванвейлен обернулся и увидел, что на барже двое рабочих уже выволакивают ящик на палубу, и толпа шумит, как роящиеся пчелы.
- Да сделай же что-нибудь! - плачущим голосом потребовал Ванвейлен, ты понимаешь, что будет, когда Арфарра начнет потрошить ящики?
- Что-нибудь? - сказал монах. - Это легко. - И махнул рукавом.
И тут, по позднейшему уверению Ванвейлена, он увидел, что канат, привязывавший баржу к причальному столбу, сам собой отвязывается от опоры, и баржа все быстрее и быстрее начинает скользить вниз, по течению.
Люди, бежавшие к барже, заволновались.
Баржу несло все шибче - и многим казалось, что она идет быстрее течения, и не прошло и пяти минут, как она выскочила на середину реки, туда, где вдоль фарватера стояли плоские, с железными носами лодки, которые были заблаговременно расставлены Арфаррой по всей длине реки, чтобы никто из людей Даттама не прыгнул в лодку и не утек на тот берег.
- Осторожней, - закричали с берега одной из лодок.
Но было уже поздно. Железный нос с хрустом вошел в раздвижной борт.
Люди в лодке, истошно завопив, бросились в воду. Тут же послышался новый треск, - старая баржа переломилась, задралась кверху и быстро, необыкновенно быстро стала тонуть.
Ванвейлен смотрел ей вслед. В голове его быстро-быстро, как турбина, вертелась одна мысль: это сон. Вот сейчас он, Ванвейлен, проснется от сна, навеянного монахом, и увидит перед собой ящики, снесенные с баржи, которая все так же стоит у причала.