- Откуда эти люди? - спросил кто-то хрипло у Ванвейлена за спиной.
Ванвейлен обернулся: это говорил Арфарра.
Монах перевел глаза на Арфарру.
- Вечно, - сказал он, - если и явится чиновник - то чтоб испортить мне праздник. А праздник - вещь бесполезная, его ни на что нельзя употребить. Отпусти их, - сказал Сын Ира. - Они уже причинили все зло, какое могли.
- Ни за что, - раздельно сказал Арфарра.
Монах наклонил голову и укоризненно посмотрел на чиновника. Человек в персиковом кафтане вдруг зашатался и повалился ничком на землю. Стражники бросились к нему.
Монах потерял всякий интерес к собеседникам и мелкими шажками заспешил дальше. Кто-то изо всей силы тянул Ванвейлена за рукав:
- Да пошли же! Что вам такого сказали? Своих шаманов у вас, что ли нет?
Это был приказчик Хой. Он протолкался сквозь пеструю толпу и вывел землян к дальней красильне. Там, у дороги, топтались семь оседланных лошадей. Хой пересчитал чужеземцев, убедился, что никто не пропал по дороге, и показал им постановление об аресте.
- Сами видели, - сказал он. - Если Арфарра сыну Ира сказал "Нет", то он не успокоится, пока вас со свету не сживет.
Помолчал и добавил:
- А чего это вам вздумалось покупать машины?
- Какие к черту машины? - изумился Ванвейлен, - рис там лежал, рис! Покойник Баршарг по каким-то своим причинам оформил его как машины, а новый чиновник не посмотрел. Один парень мне проговорился об этом в харчевне, я и подумал: куплю-ка я эти контейнеры за гроши, как машины, а потом продам как рис. Триста процентов я бы имел с этого дела, если бы не Арфарра!
- Рис? - лицо у приказчика вытянулись. - Жалко, - сказал он, - если рис, то доставать его не имеет смысла. Эк ее, баржу-то, садануло!
Приказчик оглядел бледные лица и сунул в руку Бредшо увесистый мешочек с золотом и расписку Даттама. В расписке значилось, что храм Шакуника должен купцу Клайду Ванвейлену - сорок тысяч ишевиков и купцу Сайласу Бредшо - тридцать тысяч ишевиков. И еще квиток, просто с цифрами: номера постоялых дворов, где можно будет поменять лошадей.
- Господин Даттам велел извиняться, - сказал приказчик, - но вы сами знаете. Ведь торговец как крапива: то полют ее, то кушают, то веревки вьют. Эх, если бы не убили экзарха...
Он умолк, разглядывая лица землян.
- Да вы не беспокойтесь, - сказал он. - Что вы такие бледные? Что он на вашем языке говорил? Так он со всяким на его языке говорит, двадцать лет назад забрели люди с собачьими головами, он и по-собачьи лаял. А насчет денег - господин Даттам посчитал все очень честно. Как проскачете границу - храм вам все отдаст. Вы еще увидите: с нами всех выгодней иметь дело. Обязательно возвращайтесь...
Земляне добрались до корабля в Козьем-Гребне поздно вечером.
Пилоты занялись предполетной подготовкой, чтобы не забивать мозгов посторонними мыслями.
- Через час взлетаем, - сказал Бредшо. - Поскорее, как велено.
Ванвейлен просматривал пленку с записью беседы на пристани. Просматривать было нечего: пленка была засвечена.
- Неважно, что засвечена, - закричал Стависски, - я все помню, ты слышал, что он сказал, что у меня дочка родилась?
- Ничего он про твою дочку не говорил, - изумился Хатчинсон, - а вот откуда он, сволочь, узнал, что Первая Галактическая обанкротилась, - это факт. Дались же мне ее акции...
- Он не говорил ни про какие акции, - мертвым голосом сказал Ванвейлен, - он сказал, что утопит баржу.
Все замолчали и переглянулись. Сцена как две капли воды напоминала историю о том, как они свалились на эту планету, - тогда каждый видел разное, а теперь каждый разное слышал...
- Он действительно говорил по-английски, - спросил Стависски, - или мне показалось?
- А приказчику тоже показалось? - рявкнул его напарник.
- Но приказчик не знает английского, - вздохнул Стависски. - Может, монах бормотал совершенную бессмыслицу, а приказчик решил, что это наш язык.
- Так, - сказал Ванвейлен, - получается, что мы явились сюда чудом и точно уж чудом убрались...
- Если эти чудеса опять начнутся при взлете? - зашипел Хатчинсон.
- Может, останемся? - предложил Бредшо.
- Ничего, теперь уж наверняка вернемся. Уж теперь от этой планеты наших ученых за уши нельзя будет оттащить.
Бредшо, оторвавшись от приборов, внимательно глядел на Ванвейлена. Ванвейлен заметил этот взгляд и насмешливо прищурился.
- Я вижу, вам не нравится, когда рассуждают о чуде?
Бредшо пожал плечами.
- Отчего же... Просто я не думаю, что озарение способно засветить фотопленку.
- И напрасно. Иначе оно - не озарение. Если чудо есть нарушение законов природы, то приборы обязаны его фиксировать. Всякому озарению внутри души - грош цена. Только то, что происходит вне души и доступно опытному наблюдению - настоящее чудо.
Бредшо молча глядел на собеседника. Ванвейлен, бесспорно, переменился, поглядев в глаза Сыну Ира, и Бредшо не знал, какой из Ванвейленов, прежний или нынешний, нравится ему меньше.
- Вы ужасный консерватор, - с нервным смешком добавил Ванвейлен. По-вашему, Богу позволено остановить солнце над этой, как ее, - долиной Гаваонскою, - а в аккумуляторы нам плеснуть энергии не позволено? Что за дискриминация Всемогущего...
- Рад за вас, - пробормотал Бредшо. - Только не обязательно лететь за семь тысяч светолет, чтобы убедиться в существовании Бога.
- Напротив, - неожиданно возразил откуда-то сзади Стависски. Спрашивается: зачем люди все время стремились к звездам? Ответ: чтобы получить опытные доказательства бытия Божьего. Вот увидите: сыны Ира еще, может, станут президентами всей галактики.
Бредшо поглядел и увидел, что и этот не шутит.
- Не мешайте мне считать, - страдальчески закричал Кейд.
- Старт через десять минут, - громко сказал Бредшо. Это подействовало. Люди перестали обмениваться репликами, не относящимися к делу.
Если бы было в мире место, которое Бог оставил - так это именно эта планета, и Бредшо хотелось убраться с нее как можно скорее.
Вскоре после полуночи оползень в Козьем-Гребне пошел пучиться и осыпаться, из него поперло круглое и блестящее рыло. Закричали птицы, в озере заметалась проснувшаяся рыба, белесый кокон выпростался целиком и повис над озером на паучьих ножках лучей. Потом страшно ухнуло по всей округе, заплясало неживое пламя, проедая плешь в развороченных тростниках; зеленая звезда пошла карабкаться вверх и пропала под знаком тройного зерна в доме старца Куруты.
Араван Арфарра открыл глаза. Он лежал в одной из комнат даттамова дома. Рядом суетились люди. Зачем они суетились? Арфарра улыбнулся. Он чувствовал себя прекрасно, просто очень хотел спать.
- Унесите меня из этого дома, - сказал он, закрыл глаза и свернулся, как в детстве, клубочком.