- Вот беда-то, - сказала она, успокоившись, - я ему корзинку собрала, а хозяйка меня не пускает: мол, сейчас клиенты пойдут!
Шаваш задумался.
- А что ты мне дашь, если я отнесу корзинку?
- Розовую дам.
- Две розовых, - сказал Шаваш.
- Экий ты жадный, - сказала девица.
- Я не жадный, я голодный, - ответил Шаваш.
За распахнутыми воротами Десятой Управы сверкал белый мощеный двор, и лаковые с желтыми ободками колонны бежали наверх, наверх, мимо статуи Парчового Бужвы к бронзовым, украшенным вставшими на хвосты драконами дверям. Красный полотняный навес трепетал над дальней половиной двора, защищая от яркого осеннего солнца писцов с дощечками и многочисленных посетителей, диктовавших им жалобы. Труп был выставлен для опознания перед статуей: зевак было больше, чем мух в свинарнике. Шаваш заметил в толпе пятерых людей с укрепленной на шапке красной бумажной полосой. На полосе было написано "прошу справедливости", Это были просители, одетые так, чтобы судья их сразу увидел.
Вдруг запели флейты, засвистел губной гребешок: под тройною аркой ворот показался красный паланкин, украшенный почетными венками. С боков паланкин был обшит парчовыми звездами, впереди бежали чиновники с палками, разгоняя народ. Из паланкина вышел высокий человек в длинном платье дворцовых сановников, прошествовал, в сопровождении слуг, к деревянному лотку с трупом; упал на землю и горестно зарыдал.
- Императорский наставник Андарз, - прошептал кто-то рядом с Шавашем.
Шаваш раскрыл рот и стал смотреть. С мраморных ступеней управы поспешно сошел судья, лег на землю рядом и завопил от уважения к гостю. Они проплакали столько времени, сколько надо, чтобы сварился горшок каши. Потом во двор спустился молодой чиновник в белой пятисторонней шапке, поклонился и произнес:
- Пожалуйте внутрь!
Шаваш смотрел на императорского наставника завороженно. Господин Андарз был стихотворцем и колдуном: одержал победу над западными варварами, засыпав их пылающими листьями; превратил одного чиновника в выдру; и однажды, когда государь пожаловал в его сад среди зимы, по просьбе государя устроил лето. В общем, это был человек из тех, которых при жизни рисуют с двумя зрачками, а стихи его пели во всех харчевнях даже тогда, когда государыня Касия сослала его к ледяным горам.
Между тем Андарз и судья кончили плакать. Императорский наставник встал и брезгливо отряхнул песок с рукавов. Андарз и судья поднялись по мраморным ступеням; бронзовые двери закрылись. Из-за поднявшейся суматохи судья так и не подошел к просителям, несмотря на то, что красные полосы на шапках были очень заметны.
Шаваш подумал и пошел прочь из толпы. Через минуту он стоял с другой стороны управы, в маленьком загончике перед стеной, за которой держали преступников. В загончике скучало двое стражников. Один из стражников отобрал у Шаваша корзинку и сказал:
- Куда лезешь, мизинчик!
Мизинчиками называли детей, принадлежавших крупным шайкам: те носили в тюрьму корзинки, продавали краденое, а также, по распространившейся моде, большие люди в шайках употребляли их вместо женщин.
- Какой же это мизинчик, - возразил другой стражник. - Это Шаваш-сам-по-себе! Его сам Свиной Зуб приглашал в свое товарищество, а Шаваш отказался. "Я, мол, сам по себе". Свиной Зуб велел его не трогать...
И стражник покачал головой, сильно удивляясь причуде Свиного Зуба.
- Что тебе нужно? - спросил он.
Шаваш объяснил стражникам свое дело, они взяли из его корзинки лепешку побольше и пустили его к Лоне-Фазаненку.
- Неудачный человек Лоня, - сказал старый стражник. - Это же надо так: убить, а наутро попасться. Ты вот, Шаваш, когда-нибудь слышал, чтобы человек схватили наутро после убийства?
- Нет, - сказал Шаваш, - я никогда не слышал, чтобы человека схватили наутро после убийства.
Стражник покачал головой и добавил:
- Воистину, когда человеку суждены неудачи, то даже приобретение богатства ведет к несчастью.
За стеной начинался маленький садик. В садике рос кактус агава, символизировавший колючее преступление, и морковка для кролика госпожи супруги судьи. За грядкой с морковкой начинался крытый каменный проход, с двумя стражами у входа и выхода, а в конце прохода начиналась собственно тюрьма. Но внутрь тюрьмы Шаваша не пустили. Четвертый по счету охранник порылся в корзинке, выбрал себе лепешку и сказал:
- Не нужна уже Лоне твоя корзинка. Слышал переполох во дворе? Это приехал сам государев наставник, господин Андарз. Он, оказывается, был знаком с покойником. Судья так и обмер. Сейчас его угощают чаем в Розовом Павильоне, а потом, конечно, сразу вызовут Лоню с товарищами на допрос: не дважды же ездить в наше заведение императорскому наставнику!
- Что же, - сказал Шаваш, - и допрашивать их будут в Розовом Павильоне?
- Ради такого случая, - сообщил стражник, - велено вести в Черепаховый Зал.
И забрал из корзинки еще лепешку.
Шаваш вынул из рукава розовую бумажку и протянул стражнику.
- Чего мне тут сидеть? Отдайте корзинку Лоне, если он вернется, а? А я пойду.
Шаваш, однако, никуда не пошел из тюремного двора, как сделал бы на его месте всякий разумный человек, торопясь покинуть это место подозрения и скорби. Едва каменный угол коридора укрыл его от взора стражника, Шаваш остановился, поплевал на руки и, - просочился через не забранную решеткой отдушину около пола, которую он еще раньше приметил. Не то что взрослому человеку, но и крупной собаке было б невозможно пролезть сквозь эту отдушину. Но Шаваш, как мы уже упоминали, был не человек, а так - огрызок.
В казенном саду Шаваш остановился, обдумывая дальнейший план действий. Шаваш не знал, сколько времени полагается угощать императорского наставника чаем, но подумал, что это дело займет у судьи все время до третьей дневной стражи.
За стеной, покрытой синей глазурованной черепицей и увитой виноградом, начинались длинные кровли и башенки парадной части управы. Виноградные плети оборвались бы под тяжестью взрослого человека, но Шаваша должны были выдержать.
Шаваш взобрался на стену, прокрался по синему ее коньку и перескочил на толстую черепичную крышу управы. Миг - и вот он уже пробежал по кровле крытой дороги, еще миг, - и вот он уже над крышей главного зала. Шаваш лег на кровлю и тихо-тихо вытащил несколько черепиц. За черепицами начиналась вата, - Шаваш вытащил и ее. Шаваш просунул голову вниз и увидел толстые, как ананас, балки. Снизу к ним были прибиты тоненькие доски потолка. Между плоской черепичной кровлей, подбитой ватой, и потолком оставалось пространство в локоть высотой. Шавашу этого было вполне достаточно. Он влез внутрь, задвинул, как мог, за собой черепицу и ужом пополз по серединной балке. Скоро он дополз до перекрестка балок, как раз поверх стены Черепаховой Залы, отыскал место, где из потолка выпал сучок, и вытаращил внутрь любопытный глазок. Шаваш хорошо знал устройство здешних покоев, потому что трижды его таскали сюда как свидетеля, а однажды даже что-то пытались приписать.
Суд только начинался.
Господин судья, в желтом платье с квадратным воротником, расшитом ветвями и пятилистниками, восседал на возвышении. Поверх головы судьи травяным письмом было написано красивое изречение: "Если суды в государстве устроены ненадлежащим образом, государство перестает быть государством". Двое писцов сидели на циновках, а молодой помощник судьи, которого Шаваш видел на ступенях управы, почтительно стоял справа от кресла. Слева от кресла стояла статуя государя с головой мангусты. Эта статуя обладали удивительным свойством: в присутствии статуи даже самые закоренелые преступники говорили только правду. Самому Шавашу трижды приходилось при ней лгать, но это только потому, что у него был с собой талисман "идака", специально чтобы лгать на суде.
Самого императора Шаваш видел только один раз, в прошлом году, как раз на Новый Год. Тогда на красных улицах построили большой мост, чтобы все могли видеть Государя, а Шаваш, боясь, что его задавят, залез с ночи на длинный тополь. Император шествовал, окруженный львами, козами, собаками, лисами, оленями с золочеными рожками, и такими животными, которых Шаваш никогда и не видел, и которые водятся только по краям земли и в императорском саду. Львы трясли головой, рвались с золоченых поводков, - слуги из императорского зверинца мотались за ними, как дым из печки. Сам император был в рисовой маске, и в его белой одежде не было ни единого шва, подобно тому как в законах империи не было ни одного зазора: впрочем, насчет швов Шаваш издалека не мог ничего сказать путного. Государь и люди из его свиты бросали в народ деньги и билетики государственной лотереи.
Пять лет назад такой вот праздничный мост обвалился: пострадало сто сорок человек императорской свиты, одна золоторогая коза и народ под мостом, но в этот раз никаких происшествий не было.
На следующий день Шаваш срезал на рынке кошелек и вдруг почувствовал угрызения совести. "Даже бессмысленный зверь, овца и павлин, - подумал он, - слушаются императора, а я вот нарушаю закон!" Но кошелек все-таки срезал.
Тем временем в зал вошел господин Андарз. Господину Андарзу было немного за сорок. Это был человек очень красивый, худощавый, с приятным лицом цвета топленого молока, и с проницательными серыми глазами, формой напоминающими персиковую косточку. Руки его были несколько тонки в запястьях, и кончики длинных и узких пальцев были выкрашены хной. Шелковое платье Андарза было расшито павлинами и единорогами, и из-под платья виднелись кончики сапог, украшенных серебряными ирисами. На голове у него была круглая шапочка, увенчанная выступом наподобие соколиного клюва.
Помощник десятого судьи поспешно подставил ему бронзовую табуреточку.
- Как можно сидеть в присутствии судьи, - отрывисто проговорил Андарз и отошел к левой стене. Нечаянно он стал как раз под тем местом, где расположился Шаваш. Лицо его, отраженное в зеркале, было совершенно невозмутимым, но сверху Шаваш вдруг увидел на его затылке бисеринки пота. "Удивительные люди чиновники" - подумал Шаваш, - даже потеют затылком.
- Значит, - осведомился судья, сделав знак писцам, - убитый был вам знаком?
- Увы, да! - промолвил государев наставник. - Я учился с ним вместе в дворцовом лицее! Его звали господин Ахсай. Он был назначен тысячником морских перевозок в Лакку и проявил на этом посту известные способности. Впоследствии он незаслуженно подвергся взысканиям: наша семья нашла возможным поручиться за него. Ахсай получил должность в провинции Дая, однако проживал в основном в столице.
Тут Шаваш заметил, что молодой помощник судьи быстро и нагло усмехнулся. Дело в том, что провинция Дая была давно завоевана варварами, и должности в ней за деньги приобретали люди, подозреваемые в богатстве. Таких людей называли пустыми чиновниками. Эти пустые чиновники понастроили себе по империи домов с изукрашенными окнами, завели павлинов в садах и рабов в мастерских, - потому что по закону государя Иршахчана только чиновникам полагались дома с выгнутыми бровями и павлины в садах, и они, конечно, не очень твердо знали имена своих провинций, а зато хорошо знали дебет и кредит. Нажитые им земли и лавки они обычно дарили высоким сановникам в обмен на покровительство и право управления подарком. Разумеется, все эти люди ужасно рисковали, что их покровителя арестуют, а подаренную землю заберут в казну. При аресте Руша около двух тысяч уважаемых людей пострадало таким образом, - в провинции многие с трудом откупились, а в столице Нарай защемил им горло.
- Я, - продолжал между тем Андарз, - не поддерживал с ним связи, но, будучи благодарен мне, этот человек несколько раз в месяц наносил мне визиты, и, хотя лично я не имел в нем никакой нужды, он выполнял разные мелкие поручения моей жены. Я неоднократно предупреждал женщину, чтоб они не имели с ним дела, - но разве ее переспоришь?
Императорский наставник смущенно засмеялся, и судья хихикнул. Страсть господина Андарза к женщине по имени Лина была притчей во языцех. Господин Андарз встретил ее год назад в домишке какого-то лесника, застигнутый грозой. Затащил девицу на ночь в постель, а на следующий день увез с собой. Женщина эта была настырная, и по ее настоянию Андарз отослал из столицы других четырех жен. Господин Андарз продолжал: