- Видите ли, - сказал Нан, - господин Нарай полагает, что власть, это что-то вроде постоянной суммы, и если в одном месте власть убавляется, то в другом она непременно возрастает. А между тем власть - это скорее способность общества достигать стоящие перед ним цели, и количество этой власти не постоянно, а возрастает при добровольном сотрудничестве всего общества. И если этого добровольного сотрудничества нет, то никакой власти в государстве тоже нет. Я за сильную власть, - закончил Нан, - а чем больше Нарай издает законов, тем меньше у государя власти.
Это рассуждение чиновника, хотя и не столь оригинальное, вдруг поразило Андарза: он стал доверять Нану больше, чем то было позволительно. И в самом деле: ведь Андарз знал, что чиновник - свой человек в управе Нарая, и что указ о непризнании осуйского долга был написан Наном, - а все-таки находил утешение в беседах с этим человеком, который ни возрастом, ни происхождением, ни характером, так не походил на него, Андарза, и в нехороших карих глазах которого Андарзу было нетрудно уловить тот же огонь, что и в глазах Нарая, - огонь жажды власти в стремлении с жаждой государственного блага. В один из таких вечеров Андарз вынул и отдал Нану компрометирующие того бумаги. Сказал: "Вдруг, под влиянием момента или под пытками, мне захочется погубить вас? Возьмите это".
Андарз жил в отчаянии, как в черной комнате: только одна любовь к госпоже Линне поддерживала его, да еще временами нежность к сыну первой жены. Все чаще и чаще затворялся он в женских покоях, осыпал женщину дорогими подарками, дрожал от ее нахмуренных бровок: кто бы мог подумать, что в последние недели своей жизни государев наставник только и будет заботиться, что о дочке мелкого лесного чиновника, с которой он случайно переспал в лесу, застигнутый грозой!
Если бы не женщина, Андарз давно бы покончил с собой: но мысль о ее страданиях после его смерти была невыносима.
Впрочем, Андарз знал: даже если случится чудо, если государь прогонит Нарая, - между наставником и воспитанником больше никогда не будет тех отношений, какие царили между ними тогда, когда Андарз тайком приносил ему сладости, а молодой государь, смеясь, переписывал его стихи.
11
На следующий день после пира Шаваш играл в кабинете Андарза: императорский наставник был видимо рад, что варвары отпустили маленького раба, часто брал его в кабинет и на женскую половину. Многие слуги страшно завидовали Шавашу, но, так как он не ябедничал наверху и не задирал носа внизу, эта прихоть Андарза пока сходила Шавашу с рук. Итак, Шаваш играл в кабинете, когда с докладом вошел секретарь Иммани. Шаваш поклонился и вышел из кабинета, но далеко не пошел, а, став за дверью, вытаращил глазок и стал смотреть в щелочку.
- В нижний двор прибыл посланец от государя, - доложил Иммани.
- Помогите мне одеться, Иммани, - сказал Андарз.
Андарз встал, и Иммани помог ему застегнуть верхний плащ, малинового цвета, с вышивкой, описание которой занимает в ткацком статуте шесть страниц. На поясе у Андарза висела связка ключей, и среди них - этакий серебряный ключик с агатовой головкой. Плащ зацепился за связку, Иммани завозился, оправляя ключи. Улучив момент, он вытащил из кармана кусочек мятной мастики и прижал его к серебряному ключу. Положил мастику в карман и заботливо разгладил плащ.
Шаваш, за дверью, все видел.
Андарз сошел вниз, поцеловал императорское письмо: в нем было пожелание увидеться.
После церемонии встречи письма Иммани направился вглубь сада, и Шаваш последовал за ним. Секретарь зашел в свой флигель, но пробыл там недолго: вскоре он засеменил по дорожке к желтым воротам. На нем был серый кафтан и красные штаны, - одежда людей, не любящих выделяться. Под мышкой он нес свернутый непромокаемый плащ, сделанный из просмоленной травы.
В доме уже суетились: по верхнему этажу несли парадное платье императорского наставника, и старший садовник, бешено бранясь, требовал три охапки лилий, которыми полагалось осыпать паланкин в начале официальной поездки.
Иммани направился к главной гавани. В гавани теснились черные галеры с красными парусами, на носах их развевались значки, обозначавшие ведомства и провинции, которым принадлежали галеры. На одной из круглых галер вдалеке развевалось семиконечное знамя, с надписью "Дань из Осуи". Прямо за галерой выгнулся, как исполинский кот, каменный мост, столь высокий, что до него не доставали даже мачты осуйских судов.
Перейдя мост, Иммани натянул на себя плащ, и сделался совершенно неотличимым от зажиточных жителей гавани.
Иммани шмыгнул к первому же ключарю, над лавкой которого не было листа с государственной лицензией. Ключарь сидел в окошечке лавки и пил чай с мухами. Иммани попросил его сделать по слепку ключ, и ключарь, напевая, принялся за работу. От волнения Иммани забыл спросить, во сколько ключ ему обойдется. Ключарь показал ему ключ и назвал цену. Иммани разинул рот. Ключарь сказал, что, если цена ему не нравится, он может позвать ярыжек и оспорить цену, а предъявить ярыжкам ларчик, которым отпирается ключ. Иммани заплатил деньги и ушел.
К изумлению Шаваша, даже потеря денег, и та не расстроила Иммани. Секретарь пустился вниз по улице, размахивая ключом и припевая. Можно было подумать, что это ключ от рая, а не от сундука.
На речном рынке Иммани купил половинку маринованного гуся, немного зелени, коробочки со сластями, и, сложив все это в корзинку, направился к небольшой, но уютной гостинице, с башенкой, похожей на кукурузный початок, с зеленой шелковой занавесью у входа и с надписью: "Золотой Трилистник".
Иммани спросил ключ от пятого номера и велел принести горячей воды. Едва он поднялся наверх, в харчевню вошел Шаваш. Он вытащил золотой и, подав его хозяйке, сказал, что один господин велел ему идти в гостиницу и ждать его в верхних комнатах, а сам господин явится попозднее. Хозяйка попробовала на зуб монетку, и, покачав головой, дала Шавашу ключ. Комната Шаваша располагалась через две комнаты от той, что отвели Иммани.
Вскоре Шаваш услышал тяжелые шаги на лестнице и скрип двери: это служанка тащила в комнату Иммани два ведра горячей воды. Шаваш выждал немного, шмыгнул в коридор и приоткрыл дверь в комнату Иммани.
Посереди чистенькой комнаты стояла широкая кровать с одеялом, вышитым утками и павлинами. Возле кровати стоял светильник в форме бронзового листа на бронзовом пруте. Под потолком качался шар из бумажных цветов. Правый угол был отгорожен плотной ширмой, за ширмой фыркал и плескался Иммани. Одежда его лежала на кровати, и там же лежал ключ. Шаваш вынул из кармана кусочек воровской мастики, сделал с ключика отпечаток, подумал-подумал, - и нырнул под кровать.
Через пять минут Иммани вылез из-за ширмы и сел на кровать. Он воздел перед собой медный ключ с дырочкой на конце, и стал тереть его руками и целовать дырочку. Шаваш никогда не видел человека, так влюбленного в прибыль.
Вскоре на лестнице послышались осторожные шаги, дверь комнаты раскрылась, и в ней показалась Линна, молодая жена Андарза. Женщина была одета в зеленую шелковую юбку и распашную кофту, отороченную белым мехом. Под мышкой она держала лаковый короб с конфетами.
- Принес, - сказала женщина.
- Принес, - ответил секретарь и высоко воздел ключ.
Женщина взвизгнула от радости и поспешно стянула с себя юбку. Шаваш, лежавший под кроватью, вытаращил глазок: под юбкой на женщине был надет серебряный пояс целомудрия. Секретарь, дрожа от нетерпения, вставил в замок на поясе свой ключик, пояс расцепился и упал на пол.
Тут женщина повалилась с ним на кровать, и они подняли такую возню, словно торговец, поймавший воришку.
Наконец они решили передохнуть. Женщина присела на кровать, раскрыла лаковый короб, который она принесла с собой, вынула из него круглую белую конфету и стала кормить секретаря конфетой. У Шаваша изо рта потекли слюнки.
- Это что за конфеты, - удивился секретарь.
- Это государь император, - сказала женщина, - прислал моему мужу со своего стола, посмотрев на них благосклонным взором. Говорят, эти конфеты повышают мужскую силу: я изловчилась и сберегла их для тебя.
- Или я тебе плох, что меня надо кормить конфетами, - возмутился секретарь.
- Что ты, - встревожилась женщина, - я просто думала, что тебе будет приятно.
- Пусть эти конфеты, - сказал секретарь, - ест сам государь, может, сделает себе сына.
Но все-таки секретарь был явно доволен, что женщина пошла ради него на такое дело. Он съел конфеты и запил их вином. После этого они опять повалились ни постель, и подняли такую возню, что опрокинули на пол тарелку с конфетами, и она закатилась под кровать, туда, где лежал Шаваш.
Женщина услышала, как тарелка упала, и встревожилась:
- Пусти! Я подберу конфеты.
"Ой, что сейчас будет", - подумал Шаваш.
Но куда там! Господин секретарь уже ничего не говорил и не слушал, а только урчал.
Когда они заснули, Шаваш тихонечко выбрался из-под кровати, нашарил несколько конфет, положил их за пазуху и был таков.
Проходя мимо лавки ключаря, Шаваш вздохнул и смял в кармане кусочек мастики с отпечатком ключа, - потому что, по правде говоря, этим ключиком отпирался совсем не тот замок, который интересовал Шаваша.
Утром, распростившись с Андарзом, король Аннар Сорочье Гнездо вернулся в свой лагерь. Он приказал рабам отнести все подарки в дальнее помещение шатра, вошел вслед за ними и занялся чтением списка подарков.
Вдруг угол шатра распахнулся, и в помещение въехал на мышастом коне князь Росомаха в сопровождении Ашены и еще пятерых.
- Это что такое? - сказал король, - мой ковер не лужайка, чтобы топтать его копытами!
- С каких это пор командиры не имеют права сидеть на коне перед избранным ими начальником? - сказал Росомаха, - или тебе жалко этого поганого ковра?
Королю было и вправду жалко ковра, но, стыдясь такого чувства, он вытащил меч и сказал:
- Мне жалко твоей поганой головы, Росомаха, если ты сейчас же не слезешь со своей кобылы.
От этаких слов Росомаха поспешно слез с кобылы, тоже вынул меч и сказал:
- Сдается мне, король Аннар Сорочье Гнездо, что тебе в этом городе дарят много подарков, и что не все подарки ты раздаешь твоей дружине!