144302.fb2
Нан убрал меч.
Роджерс торопливо поднялся с пола, поправил растрепавшийся плащ и с чувством произнес:
- И из-за этой марксисткой шельмы я вот время землетрясения был не у приборов, а у озера!
- А сам Айцар? - нервно спросил Нан. - Вы заставили его забыть, что можно и что нельзя. Разве не мог он сам обратиться к Иру?
- Я встретил Айцара на пороге гостевого дома и там же, через два часа, его и оставил. Мне надо было с ним переговорить, и вовсе не надо было, чтоб он без присмотра бродил по монастырю.
Нан молчал, рассеянно крутя в руках девятиглазую бронзовую черепашку Шушу. Все ее девять водянистых гранатовых глазок поочередно выражали ему сострадание. Забавно. Значит, либерал и социалист с самого начала могли обеспечить друг другу алиби. Предпочли, однако, поступить по принципу: "Пусть во мне торчит иголка, а в нем - шило". В правильной надежде, что столичный инспектор разузнает о противнике что-то излишне гнусное. Интересно, а если бы Барнс провалился не по шею, а глубже - стал бы Роджерс его вытаскивать? Остаются Ллевелин и Меллерт. Что делали эти двое, пока Роджерс выманивал "гнусного марксиста" подальше от часовни.
- У вас есть еще вопросы, господин инспектор? - с расстановкой произнес Роджерс.
- Может быть, еще будут. Во всяком случае вы понимаете, что совершили преступление?
- Какое же?
- Замышляли бунт.
- Однако! И по каким законам вы собираетесь меня судить? По законам Веи я не подлежу суду, а по законам Земли я не совершил преступления, господин столичный инспектор...
Келли запер Роджерса в монастырском погребе и выразил только одно сожаление: что проклятого заговорщика нельзя переслать на Землю электронной почтой. После этого они устроили великий шмон в комнате Роджерса и наконец нашли связку бумаг, отданных Айцаром на храненье желтому монаху. Это были договоры, писанные по известной формуле: "пусть мои люди станут твоими людьми". Еще одна бумага, с сорока подписями, обещала Айцару полную помощь в изустно оговоренном предприятии, при условии, что в Большой Иров День сын Ира прилюдно наденет Айцару свое ожерелье из вишневых косточек.
Келли и Нан заспорили, кому владеть бумагами, и в конце концов чиновник забрал их с собой.
Келли проводил Нана сквозь череду завешенных залов. Широкие проушины дверей выглядели, как крысиные норки в стенах метровой толщины. Согласно тысячелетним канонам, красота здания впрямую зависела от веса камня, пошедшего на его сооружение, и всякому символу отъединенности полагалось иметь двухметровую ширину.
У крысиных норок сидели мраморные коты, обвив хвостами лапки и насторожив уши. Они стерегли, как и века назад, иной мир монастыря, и фотоэлементы придали их глазам новую зоркость.
- А что вы будете делать с показаниями Снета? - спросил Келли.
Нан, улыбаясь, смотрел на дивную вязь стеблей и линий, покрывавшую колонны фасада. Стебли складывались в картины, линии - в буквы; поддакивая друг другу, они называли мир видимостью и уверяли, что в их переплетениях именем Ира запечатлено все бывшее и будущее. Нан глядел на упорядоченное безумие узоров и думал о том, что разрушило планы Роджерса: все могущество случайности или всемогущество Ира?
На вопрос Келли он махнул рукой и пробормотал что-то со всем невнятное: мол, беспокоиться о безопасности монастыря не стоит. Снет такой человек, брось его в воду - вода протухнет...
- А если бы, - спросил Келли, - на месте Роджерса был сторонник аравана? Устояли б вы от искушения подать доклад о гнусных замыслах любителей социальной справедливости, даже если б для вящей убедительности пришлось запутать в это дело желтого монаха?
Искусные сплетения стеблей и букв взбирались кверху и завораживали душу уверением, что на свете нет ничего нового. Красота линий ручалась за убедительность слов, и красоту нельзя было упечь за лжесвидетельство... Нан отвел глаза от колонн. Вопрос Келли ему ужасно не понравился.
- А я еще не теряю надежды это сделать, - мягко ответил Нан. - Араван Нарай - потомственный чиновник. Он не хочет быть пешкой в руках предпринимателей, как здешний наместник. Притом он достаточно начитан, чтоб знать, как внезапно и страшно кончаются времена корыстолюбцев. Стать во главе бунтовщиков - возможно, неплохой способ спастись, а быть сыном Ира - вероятно единственный способ остаться во главе бунтовщиков...
Келли тихонько засмеялся.
- Так в чем же все-таки чиновник девятого ранга обвиняет аравана Нарая, - в бескорыстном стремлении к справедливости или корыстолюбивой жажде власти?
Собеседники пересекали широкий монастырский двор. Он вновь был чисто выметен и ухожен, вытоптанные клумбы усажены новыми цветами, поломанные кусты инча были подрезаны и лишь сильнее от этого пахли.
- Роджерс отлучался с богослужения, чтоб побеседовать с Айцаром, а вот почему не было Меллерта? - спросил Нан, не ответив Келли.
Келли насупился.
- Вам же уже рассказывали о его взглядах. Разве может живой Бог спуститься туда, где правит Бог мертвый? Разве может Бог стать человеком в мире, где Богом стала вещь? Абсолютная автономия духа - вот залог всех будущих автономий, от автономии личности до автономии провинции. Джозеф Меллерт и не собирается молиться дьяволу.
- А - воспользоваться им? Разве не случалось отцам-пустынникам летать на укрощенном дьяволе к заутрене в Иерусалим?
- Представьте себе, Дэвид, - несколько саркастически произнес Келли, - я сам об этом задумывался. Только это уж моя забота.
Они уже стояли под самой стеной. Быстро смеркалось и столь же быстро спадала жара. Нан прислонился к стене спиной: толстенький, заплывший жирком сырцовый кирпич был теплее воздуха.
- Вам не очень хочется, чтобы я совал нос в дела монастыря и расспрашивал монахов, - сказал он.
- Ваша наблюдательность делает вам честь, Дэвид.
- Но почему?
- Потому что чиновники не пропадают в желтых монастырях подолгу. Это раз. Потому что вы выясните меньше моего, - два, а нервы вам истреплют вконец - это три. Ученые здесь едины только в одном - они чиновников не любят, а вейских особенно.
Я не хочу давать им повод объединиться в травле общего врага землянина, который ведет себя, как вейский чиновник. Вас станут спрашивать, как это можно сделать такую блестящую карьеру к тридцати четырем годам, сколько взяток вы брали и сколько давали, скольких посадили за ведовство и скольких выпустили по блату, и вообще по тем или иным причинам станут ругать Вею. И если вы не выдержите и заявите, что, мол, всякий балбес, провалившийся на экзамене, ссылается на коррупцию, а меж тем половина высших чинов империи - из самых низов...
- А если я с ними соглашусь? - засмеялся Нан.
- Тогда скажут, что вы, как вейский чиновник, научились поддакивать собеседнику тем громче, чем больше вы с ним не согласны.
Нан стоял у края чиновничьей тропы. Стражники выпололи ее накануне Ирова дня, но невыдернутые по лености корневища уже разворошили дерн и целеустремленно поперли вверх.
Келли врал не так умело, как сановники Веи. Нан был готов поклясться: полковник боялся не за его душевное равновесие, а за сам монастырь. Недаром он давеча невольно дал понять, что не сомневается: господин Нан вполне способен употребить кое-какую информацию, доступную Дэвиду Стрейтону, на придворные интриги. И даже, чего добром, разорить весь монастырь, ежели он угрожает безопасности империи. Нет, в монастыре было еще много грязного белья, но полковник собирался отстирывать его сам...
Что ж! Пускай! Для Нана ключ к тайнам монастыря лежал вне его стен. Что бы ни внушал отец Сетакет аравану Нараю, - добраться до Ира имел возможность лишь Нарай.
Лунный брат, неведомый и безликий, мог быть поводом, но не причиной катастрофы, так же как донос в управе может быть поводом, но не причиной опалы. Лунный Брат был всемогущ и потому - нереален. Реален был затвор Айцара, реальна была угроза со стороны Маанари, реальны были люди пышного хлеба, и всех реальней был народ. Народ, который почитал императора богом, потому что он давал ему хлеб; и гроша ломаного не дал бы за бога, не справившегося с должностью. Народ, который был научен числить государство причиной всего сущего - и теперь считал государство причиной своих несчастий...
- Да, чуть не забыл, - сказал на прощание Келли. - Знаете, что случилось с перстнем-гелиодором, который вы подарили наместнику? Он сначала любовался им, а потом услышал, что вы были у Нарая. Тогда он швырнул его на пол и чуть не скормил рыбам, а сын упросил вместо рыб отдать перстень ему. Его сын, по-моему, очень высокого о вас мнения, - и как о чиновнике, и как о колдуне.
Шаваш не собирался прощать Ишмику сцены в саду, - тем более, что слежка за шустрым посыльным наместника была вполне оправдана интересами дела... И теперь, задумчиво повертев в руках перехваченную шпионами записку от Ишмика к Ните, он решил, что что-то в записке не так: спешность, с которой ее отправили, мрачноватый священный лесок, выбранный местом встречи.
Густой кустарник на берегу канала укрыл людей Шаваша. Те хихикали про себя, всматриваясь при лунном свете в подробности любовного свидания и последовавшей за ним семейной сцене.
Ишмик, сияя, объяснил, что наместник на днях выкупит для него девушку и даст лицензию на лавку. Нита плакала и твердила, что принесет в дом несчастье и замуж за Ишмика не пойдет. Ишмик сначала удивлялся, потом матерился, кричал, чтоб она не слушала брехню о его обязанностях при наместнике, воздевал руки к небу:
- Что ты несешь, ты ж неделю назад была согласная!
Ссора вышла капитальная. Но когда лодка взбешенного парня отошла от берега, а Нита, всхлипывая, запрыгала вверх по травяному склону, стражники обнаружили, что они были не единственными ее зрителями.
В кипарисовом леске на девушку быстро и профессионально накинулись двое, зажав рот и захомутав шею веревкой. Стража сочла нужным вмешаться. Веревка, захваченная в руках злодеев, изобличала попытку инсценировать самоубийство. Ишмик, воротившийся из-за поднявшегося в леске гама, признал в них сослуживцев.
Злоумышленники молчали, а Ишмик плакал всю дорогу до управы о потерянной лицензии. Он не понимал, что произошло. Наместник и вправду очень отличал Ниту, Ишмик так этому радовался. Он недоумевал: почему наместник сам за нее не вступился. После визита инспектора Ишмику пришлось во всем признаться, но и тогда наместник, против обыкновения, не гневался. Наоборот: засмеялся и похвалил за храбрость. Потом продиктовал записку и сказал, что даст денег на выкуп и устроит лицензию.