Тут Варназд побледнел так страшно, что Чареника остановился. Привели господин Астака. Тот был честный человек и друг Чареники. Меньше всего на свете он был способен подвести друга, и рассказ его выглядел нехорошим для Киссура. В другое время государь бы не поверил его рассказу или подождал бы еще вестей из войска. Но сейчас государь ничего не слышал, а слышал только то, что его письмо читали по всему лагерю, и думал, как пьяная солдатня смеялась над этим письмом.
Через два часа на всех площадях читали указ о том, что бывший первый министр Киссур Белый Кречет, - изменник и скорпион, кусающий руку благодетеля, адская тварь и комок смрада, - и тому, кто принесет голову этого комка смрада, будет вознаграждение в двести тысяч, а дом его и сад может взять каждый.
Никто, однако, не стал брать его дома и сада. В лавках и на площадях плакали и говорили, что указ подложен и на государя навели порчу; уверяли также, что Арфарра не болен, а отравлен. А господин Чареника, придя домой, написал седьмое письмо Ханалаю и был очень доволен, что его враг теперь враг государя.
После этого указа государь замахал руками и уехал охотиться. Он охотился два дня с небольшой свитой, а жил в маленьком домике, с центральной залой и десятком комнат вокруг.
Утром второго дня государь вышел из домика. К домику ставили пристройку, и он был весь в лесах, сверху стучали молотками плотники. Вдруг государь заметил чиновника на взмыленной лошади. Чиновник подскакал к нему, спешился и закричал, что части Ханалая, говорят, показались в Белых-Ключах. Государю показалось, что чиновник мелет вздор.
- Ты, верно, перепутал, - сказал он, - не Белые-Ключи, а Белые-Ручьи!
Разница между двумя городками была в сотню верст. Чиновнику надо было б настоять на своем, но он покраснел по уши и кивнул, не решаясь возразить государю, коего видел в первый раз. "Что за некомпетентность!" - топнул ногой Варназд и поехал травить оленя.
Чиновник на взмыленной лошади отдал свой пакет начальнику стражи. Тот хотел было вскрыть срочную печать; но он еще не завтракал, и подумал, что, прочтя пакет, должен будет принять меры; и пошел завтракать. В это время зашел к нему один из приятелей, и, любопытствуя, надорвал пакету ухо. Он вытянул бумагу, извещавшую, что передовые части Ханалая заняли Белые-Ключи, так как войска Чареники перешли на их сторону, и что если государь не поспешит сей же миг вернуться в столицу, то будет отрезан от нее и захвачен в плен: дорога каждая минута.
Это был чиновник чрезвычайно преданный государю и честолюбивый. Он ни на миг не задумался об измене. Напротив, он понял, какую великую услугу окажет государю тот, кто привезет этот пакет: схватил пакет и поскакал на поиски государя. Во дворе стояли курьеры, которые догнали бы государя в четверть часа, но этот человек не хотел, чтобы честь спасти государя досталась кому-либо еще, и пустился на поиски охотников сам.
Государь хорошо поохотился. На обед расположились у высокого берега старого канала. Варназд был рассеян. Вдруг заметил в кустах большую важную сойку, выстрелил, - ему показалось, что сойка растаяла. "Это душа Киссура" - почему-то подумал он. Ему казалось несомненным, что Киссура уже непременно убили, из алчности или преданности государю.
Тут на поляну выскочил чиновник с донесением.
- Ханалай близко, - закричал он, прыгая с коня.
Варназд изумился, но вдруг старший доезжачий указал на противоположный берег: по полю скакала сотня всадников. Взлетели из-под копыт золотые чешуйки сжатой соломы, хлопнуло и развернулось на ветру боевое знамя, красное с синими ушами, - кто-то закричал, что это знамена Ханалая.
Охотники бросились к близлежащему городку и потребовали впустить государя. Со стены им довольно грубо отвечали, что государя давно уморили, а вместо него государит подменыш-барсук. В свите изумились этим речам и спросили, где комендант? Им отвечали, что коменданты кушают бесы, а с ними говорят люди Лахуты Медного Когтя и Ханалая.
Чиновники поскакали прочь; в тот же миг фанатики сообразили свою глупейшую ошибку и выбежали вслед за государем. Повстанцы были, однако, пешие: конники легко ушли. Охотники подскакали к реке, и там один из молодых чиновников сказал решительно, что государю необходимо добраться до столицы и что есть только один способ дать ему уйти:
- Я переоденусь в его платье и останусь со свитой, а государь в простом кафтане пусть скачет через Западный Лес.
Варназд и чиновник обменялись одеждой, и чиновник со свитой расположился под вязом. Не прошло и получаса, как на них наткнулась стая мятежников. Все они были босы и без рубах, в одних набрюшных юбках. Вместо оружия у них были только цепи и особые двузубцы: один конец торчал вперед, чтоб колоть, а другой назад, чтоб цеплять. Они были невероятно грязны и худы.
В свите не могли сдержать изумления, потому что большинство чиновников считало, что такие голодранцы существуют только в злостных измышлениях. Голодранцы тоже вылупили глаза на бархатные кафтаны и заплетенные хвосты лошадей. Предводитель их подошел к молодому чиновнику, зацепил крючком его белый кафтан, отороченный песцом, поглядел на маленькую изящную шапочку с вензелем, который никто имел права носить, кроме государя, и сказал:
- Это тебя называют Варназдом?
- Да, - сказал чиновник и стал белее своей шапочки.
Мятежники стали оттаскивать свиту к опушке, а молодого чиновника свели к реке. Подошла лодка, - чиновнику, изображавшему государя, велели в нее сесть. Лодка была большая, и свита стала проситься в лодку, но их не пустили.
Лодка поплыла через реку. На другом берегу уже стояло множество народа. Чиновник молча сидел на корме и смотрел в воду, по которой плыли какие-то потроха, солома и тюки хвороста, вероятно, фашины от понтонного моста, по которому перешел реку Ханалай. На самой стремнине он не выдержал и спросил:
- Что вы хотите делать со мной?
- Души чиновников почернели от подлости, - ответил мятежник, - а зубы народа, - от лотосовых корней. Когда цепами молотят не колосья, а человечьи тела, это ужасно. А в чем причина бед, как не в том, что иссякла благая государева сила?
- Государь безгрешен, - возразил чиновник.
- Это ничего, - возразил оборванец, - ведь известно, что грехи убитого переходят на убийцу, и поэтому убивать безгрешных лучше, чем убивать грешников.
Чиновник понял, что его ждет, закричал, попятился и стал падать в воду, - тут один из мятежников подцепил его задним крючком двузубца, а другой мятежник всадил в него передний крючок трезубца. Чиновник перестал кричать и упал на на одно колено, а плащ его зацепился за шип на весле. Чиновник испугался за священный императорский плащ и попытался его отцепить, но потерял равновесие и полетел на дно лодки. Тут его стали тыкать, как гуся вилкой, а на другой берегу мятежники набросились на людей из государевой свиты. Со своими двузубцами они управлялись с удивительным проворством.
По какой-то причине, несомненно, противоречащей здравому смыслу, ни один из чиновников не попытался спасти свою жизнь криком о том, что государь жив, и что его еще нетрудно догнать.
Государев парк был захвачен мятежниками, - Варназд и спутник его, дворцовый чиновник Алия, пересекли Западную дорогу и поскакали по лесу в направлении столицы.
Варназд никогда не охотился за пределами парка, - прошло три часа, и государь понял, что они заблудились.
Они скакали вечер, и ночь, и с рассветом съехали к какой-то речушке. Там было капустное поле, и на поле - несколько крестьян. Солнце только что выплыло из-за горизонта, большое и важное, крепкие зеленые кочаны с курчавыми листьями сидели в земле и наливались силой.
Варназд спросил у крестьян дорогу, и по ответу понял, что он и его спутник ехали скорее от столицы, чем к ней. Крестьяне сказали всадникам, что им непросто будет попасть в Небесный Город, потому что старая дорога осталась только в налогах, а так там болото. Болото было оттого, что по плану военный министр должен был строить в этом месте канал с каменным ложем; однако из камней вместо ложа построили виллу.
Варназд попросил у них еды и питья, и крестьяне поделились с ним горстью вяленых бобов. Кружек они не знали. Варназд спешился и напился прямо из речки. Вода была желтая от остатков жизни большого города и песчинок со дна, не облицованного камнем. Варназд кинул крестьянину золотой, и тот стал его спрашивать, что это такое.
Варназд поехал дальше по тропке в засыхающем лесу. Через час конь его оступился, упал, и видимо, сломал ногу. Чиновник помог Варназду подняться и подвел ему своего коня. Варназд поглядел вокруг и вдруг понял, что ему уже незачем выбираться из этого проклятого леса, потому что мятежники, вероятно, уже в столице.
Варназд расстегнул ворот кафтана и протянул чиновнику свой меч. Тот испуганно попятился. Варназд строго сказал чиновнику, что тот должен помочь ему умереть, потому что самому, говорят, это делать весьма неудобно. Чиновник взял меч, а Варназд собрал волосы в пучок и, придерживая их руками, лег ничком на траву. От травы пахло сыростью и утром.
Алия в ужасе стоял над государем. Он думал о том, что ослушавшийся государя будет в следующем рождении лягушкой, а поднявший на государя руку - саранчой. Какое бы решение он ни выбрал - не быть ему в следующем рождении чиновником!
- Ну! - закричал Варназд.
Алия улыбнулся и вонзил меч в себя.
Варназд вскочил от шума на ноги. Чиновник похлопал глазами, пробормотал: "Не смею, государь", и затих. Открытые глаза его улыбались: он нашел способ ослушаться государя.
Варназд вынул чистый меч из ножен за спиной мертвеца, сел на его коня и тихонько поехал дальше.
Он не торопился больше никуда. Странное спокойствие овладело его душой. Он ехал, медленно разглядывая все: розовые стволы сосен, подпирающие небо, зеленые болотные травы и черные ягоды на беловатом мху. Под копытами коня тихо чавкала вода, из кустов вспархивали птицы, лес был полон тысячью голосов, утреннее солнце рассыпалось в каплях росы.
"Как странно, подумал Варназд, - какое чудо жизнь! Почему же я раньше этого не замечал!"
Варназд ехал и ехал, улыбаясь каким-то своим внутренним мыслям. Он понимал, что ему остался лишь один выход. Он не сомневался, что сумеет умереть достойно и не попасться живьем в руки мятежников. Ему никогда еще не было так хорошо и свободно, как в этом утреннем лесу.
Через час он отыскал красивую полянку, спешился, сел, положил на колени меч и залюбовался на сосновые ветки. Теплое солнышко разморило его: он заснул.
Варназд проснулся от громкого хохота: он открыл глаза и увидел, что вокруг него хохочет несколько всадников. Впереди них он узнал Шадамура Росянку, который когда-то служил Киссуру, а теперь служил Ханалаю, - и Шадамур Росянка его тоже узнал.
Варназда немножко пообчистили и повели за конями, а на опушке реквизировали какую-то телегу.
Через час на телегу наткнулся отряд людей в одних штанах и с двузубцами. Эти люди раскудахтались, завидев государя, и стали оттирать понемногу конников от телеги. Шадамур крикнул Варназду, чтобы тот не очень-то боялся. Государь наклонил голову, и слезы посыпались из его глаз, как семена из раскрывшейся коробочки мака.
Люди в одних штанах и с двузубцами были из отряда Лахута Медного Когтя.
Лахут уже дважды мелькнул в нашем повествовании - сельским богатеем и странствующим проповедником. После бунта Лахут сумел бежать из столицы. Мысль о грехе - убийстве племянника, - по-прежнему терзала его душу. В соседней провинции он был пойман и повешен за ребра, но ночью сам снял себя с крюка и утек. Как-то он ночевал в храме "красных циновок" и вместо вынесенных идолов застал там самого Господа: тот велел ему взять меч и идти проповедовать. Лахут возразил, что не может брать меча грешными руками.