Суть спора мне пока не известна, а вот полюса, так сказать, определены, очевидны: молодой горячий секретарь райкома и сдерживающий его более старший и опытный председатель. Они и одеты-то очень уж разно, противоположно: Голованов - в светлой навыпуск рубахе с коротким рукавом, Андрей Фомич - в черном костюме, при галстуке, хотя, конечно, в официальной амуниции сейчас - как в бане. А разговор-то между тем идет вовсе не по моей схеме - полюса как бы начинают перемещаться.
- Тем более нужно разобраться, - явно вступается за кого-то секретарь райкома. Дойдя до угла, круто поворачивается. - Он что, и раньше был замечен? Много раз?
- Да нет будто. Дело не в этом, Иван Константинович.
- А в чем? Что-то я тогда не понимаю, Андрей Фомич.
- Чего ж тут непонятного? Есть постановление - его нужно выполнять. Вынести на бюро - чтоб всему району наука. Больно много он на себя брать стал!
Говорит председатель жестко, убежденно, и лишь последняя фраза - о том, что кто-то и чего-то много берет на себя, - звучит несколько иначе: раздраженно, с обидой. Голованов выслушивает его, остановившись, высоко и недобро подняв разлетистые брови. Отвечает, ничем не поступившись, но сдержанно, закурив, правда, при паузе сигарету.
- Постановление - не кампания, никак мы этого не поймем. И выполнять его - не значит под одну гребенку кромсать... Договоримся так, Андрей Фомич: повидаюсь с Буровым - потом еще раз соберемся.
- Дело хозяйское, - уклончиво говорит председатель райисполкома. Отерев платком мокрые порозовевшие залысины, он кивает и уходит, чуть сутулясь.
Подмывает, конечно, немедленно порасспрашивать о нем - человек для меня новый, да и разговор произошел любопытный, - умышленно, нет ли, Голованов опережает:
- Ехали - видели, что делается?
- Видел, Иван Константинович. Худо.
- По всем центральным районам такое. Июнь тоже без осадков ожидается.
- Это что же будет - ремень на последнюю дырку?
- Ну, в наших условиях до этого не дойдет - времена не те. В Сибири вон и в Казахстане напропалую льет. Баланс по стране все равно сойдется. Если б дожди - поправилось бы. А так - чертовщина сплошная: ни роста нет, ни налива не будет. Да вот еще - как с кормами? Травостой, сами видели, никакой. Лето не началось, а мы по всему району дождевальные установки для пастбищ монтируем. Тоже - палка о двух концах.
- Почему?
- Речек у нас больших нет - речушки. Полдня покачаешь - песок. Вместе с плотвичкой, огольцами. А вода-то все оттуда же - из земли. Цепочка и замкнулась..
Одну минуту..
На телефонный звонок Голованов отзывается все тем же озабоченным голосом, но тут же по лицу расплывается широкая улыбка,
- Слышу, что ты... Придет мать, скажи, чтоб надрала тебе уши... Сам знаешь за что... Нет, - вечером, Семен, - хватит!..
Положив трубку, он хмурится, пытаясь согнать улыбку, - она непослушно, непривычно смягчает резкие черты, растягивает губы.
- Сын!.. Чертенок такой - каким-нибудь связистом, будет: непреодолимая тяга к технике. В прошлом году звонит мне старшая телефонистка, говорит: "Иван Константинович, с вашей квартиры просят. Ваш, наверно". - Чуть поняла, что секретаря райкома спрашивает. "Секатала лакома" получается. Ну, условились - чтобы не соединяла. А теперь - с набором - беда просто. Мать из дому - он за трубку. Сопит и накручивает.
Секретарша приносит с машинки стопку перепечатанных страниц, Голованов раскладывает их, постукивая краями о стол, и с любопытством, совсем как час назад Александра Петровна, спрашивает:
- Интересно, написали уже что-нибудь?
- В общем-то - нет, Иван Константинович. Не зацеплюсь что-то.
- Могу понять. - Голованов похлопывает ладонью по аккуратной стопко, усмехается: - Вот - не художество, обыкновенный доклад - третий раз перемарываю. С "болванками" легче было.
- Что за болванки?
- Не знаете?.. Вызывает начальство кого-нибудь из подчиненных - кто побойчее строчит. Дает тему, канву, тот и строчит. Нередко откуда-нибудь сдирая. Вступление, средина, концовка - "болванка" и готова. Остается вставить факты, цифирию, мыслишки подкинуть, - если они, конечно, имеются...
Вспоминаю очень близкий к этому анекдот - о том, как изготовленный таким методом получасовой доклад оратор читал ровно час; возмущенный, он распек своего "писаря", и тут выяснилось, что прочитал-то он два экземпляра.
- Вот, вот, - живо поддерживает Голованов; при кивке черная прядь косо падает на его широкий лоб и взлетает снова. - Потихоньку и всех так к шпаргалкам приучаем. Доярка выступает. Она и сказать-то хочет, что марли не хватает. Или - запасных шлангов для электродойки нет. А ей сочинят бодягу страниц на десять, вот она и мается на трибуне. В результате хорошие слова попусту треплем. Время тратим. Да еще исподволь болтунов выращиваем!.. Поломал я все это. Хотя кое-кому и не нравится.
- Что - серьезно?
- Еще как!.. На последнем областном совещании выступил - текст в сторону. Все, что наболело, то и выложил. Даже те, кто нос в газету уткнул, - встрепенулись. - Иван Константинович усмехается. - А в перерыве один товарищ говорит: "Цицеронствуешь, Голованов. И насчет чертыханья учти. Не забывай, где выступаешь. И перед кем". Объяснил, что чертыхнулся один раз, - действительно сорвалось. Да пошутил еще: Киров, говорю, тоже мог чертыхнуться. Помните - "Чертовски интересно жить, товарищи!" Тут же щелчок и получил. "То Киров, нашел с кем равнять себя. Поскромней надо, Голованов!"
Полностью разделяю все, о чем он говорит, нравится мне и то, как он говорит. Открыто, очень искренне, без малейшей рисовки и позы, легко может поиронизировать над самим собой - это уже немаловажный признак хорошего морального здоровья.
- Ладно, ближе к делу, - оговаривает сам себя Голованов и уточняет: - К вашему делу. Был у меня не давно военный летчик, подполковник. Один из воспитанииков Орлова.
- Часом, не Черняк ли Андрей?
- Ого, вы и про него уже знаете? - не то удивляется, не то одобряет Голованов.
- Слышал. Только, он по-моему, - майор.
- Все майоры имеют тенденцию становиться подполковниками, - смеется Голованов. - Один пораньше, другой позже. Этот - пораньше многих. Серьезный мужчина: летчик-испытатель. А приходил он, знаете, зачем?
Надумали они там, все сообща, ходатайствовать, чтобы детдому присвоили имя Орлова.
- А что - здорово! И как вы?
- Мы поддержим. Будем обращаться в область, возможно - в министерство. Штука эта не такая простая.
Сам факт - примечательный. Вам, по-моему, - пригодится.
По правде говоря, до сих пор толком не знаю, что пригодится, а что нет. Хотя, конечно, досадно, что не довелось с Черняком встретиться. Интересно все-таки как бывает: Орлов - боевой офицер, имел много наград, а помнят, чтят его прежде всего как директора детского дома, воспитателя. Чего бы, казалось, необыкновенного, особенного - не говорю уже, героического - в его совершенно мирной негромкой профессии? Не побеждал на рингах, не бросался в горящий дом, спасая стариков и детей, не схватывался с вооруженными бандитами, не совершал ничего другого подобного - о чем под броскими заголовками любят писать газеты. Нет, привычно, буднично делал свое дело, тоже, на первый взгляд, - будничное; благоустраивал помещения, -выколачивал всякие лимиты, провожал в самостоятельную дорогу воспитанных а детдоме ребятишек и - навсегда остался в благодарной памяти людей, больше того - остался с ними. Позже, когда я наедине задумаюсь над этим невольно вспомню другого человека, занимавшего когда-то в области высокий пост. Был он излишне жестким, грубоватым, работать с ним было нелегко, беспокойно, но и теперь, когда его уже нет в живых, любой из нас в городе скажет, что это при нем пошел первый троллейбус, поднялись на центральной улице медово-цветущие липы, что в конечном итоге жизнь всегда измеряется одной безошибочной мерой - содеянным и оставленным тобой...
- Давайте-ка со мной в один колхоз съездим, а? - неожиданно предлагает Голованов. - Как у вас со временем?
- До вечера, в общем, свободен.
- Вот к вечеру и вернемся. Тут недалеко - всего-то километров пятнадцать. "Знамя труда". Гарантирую - не пожалеете. Лучшее хозяйство района, председатель - фигура.
- Кто?
- Буров, Андрей Андреич. Двадцать три года председательствует. Бессменно.
- Так это о нем сегодня ваш Андрей Фомич говорил? - как можно невиннее осведомляюсь я, довольный тем, что теперь-то можно удовлетворить любопытство, выяснить суть немногословного конфликта, непредусмотренным свидетелем которого стал.
- О нем. Ерундовина какая-то получилась... - Чуть поколебавшись, Голованов откровенно объясняет: - Напился среди бела дня. И что удивительно - человек-то трезвый, уважаемый. А нынче насчет этого - сами понимаете. Первый спрос - с руководителя. Фомич вон с места в карьер - на бюро хочет. Что-то там не так, поглядеть надо.