Леллдорин был сегодня непривычно молчалив, и Гарион предположил, что друг по-прежнему непрерывно думает о замыслах мерга Нечека. Молодой астуриец угрюмо смотрел вперед, плотно завернувшись в тяжелый зеленый плащ; рыжевато-золотистые волосы влажно обвисли. Гарион подобрался поближе; некоторое время оба ехали, не произнося ни слова.
- Чем ты обеспокоен, Леллдорин? - прошептал он наконец.
- Думаю, что всю свою жизнь был слеп, Гарион, - ответил тот.
- Каким образом? - осторожно спросил Гарион, надеясь, что друг решился все рассказать господину Волку.
- Замечал только, что мимбраты угнетают Астурию, и не видел, как мы унижаем и губим собственный народ.
- Я ведь пытался все объяснить Что заставило тебя прозреть только сейчас?
- Деревня, в которой мы вчера остановились, - объяснил Леллдорин, никогда не встречал такого убогого мерзкого места и людей, ввергнутых в столь безнадежную нищету. Как они могут выносить это?
- А что, есть какой-нибудь выбор?
- Отец мой, по крайней мере, хорошо обращается со своими людьми, оборонялся юноша, - никто не голодает, у всех крыша над головой, а эти... бедняги... хуже животных. Я всегда гордился своим происхождением, но теперь стыжусь.
В глазах его действительно стояли слезы.
Гарион при виде столь внезапного пробуждения не понимал, как себя вести. С одной стороны, он был рад, что Леллдорин наконец признал очевидное, с другой боялся: а вдруг такое прозрение заведет порывистого юношу в какую-нибудь беду.
- Я отрекусь от титула! - объявил неожиданно Леллдорин, будто подслушав мысли Гариона - А когда возвращусь из странствий, буду жить среди рабов и делить с ними их печали.
- К чему хорошему это приведет? Думаешь, твои страдания облегчат им жизнь?
Леллдорин резко вскинул голову, явно обуреваемый противоречивыми эмоциями. Наконец он улыбнулся, но в голубых глазах застыла решимость.
- Ты, конечно, прав. Как всегда. Удивительно, но ты сразу видишь, в чем корень проблемы, Гарион.
- Что ты имеешь в виду? - с некоторой опаской осведомился тот.
- Я подниму их на восстание. Пройду всю Арендию во главе армии крестьян.
- Ну почему у тебя на все один ответ?! - застонал Гарион. - Во-первых, у крепостных вообще нет оружия, и они не умеют драться. Никакими прекрасными словами и уговорами ты не заставишь их последовать за тобой, а если даже это и удастся, любой арендский дворянин не задумается подняться против вас. Они растерзают твою армию, а потом положение в сто раз ухудшится. И, наконец, ты просто начнешь гражданскую войну; именно этого и добиваются мерги.
Леллдорин в удивлении заморгал, слова Гариона наконец-то дошли до туго соображающего аренда. Лицо юноши вновь помрачнело.
- Я об этом не подумал, - сознался он.
- Совершенно верно. И будешь продолжать совершать подобные ошибки до тех пор, пока собираешься работать только мечом, а не мозгами.
Леллдорин, вспыхнув, смущенно засмеялся.
- Ты и вправду не ходишь вокруг да около, Гарион, - тихо упрекнул он.
- Прости, - поспешно извинился Гарион, - наверное, нужно было объяснить как-то иначе.
- Нет, - покачал головой Леллдорин, - ведь я аренд. Если не сказано прямо, не пойму.
- Нельзя сказать, что ты глупый, Леллдорин, - запротестовал Гарион, - ведь каждый может ошибаться. Аренды не дураки - просто слишком порывисты.
- Это было нечто большим, чем обыкновенная импульсивность, - печально вздохнул Леллдорин, показывая на влажный мох у корней деревьев.
- Что именно? - огляделся Гарион.
- Это последний участок леса перед равнинами Центральной Арендии, пояснил Леллдорин, - естественная граница между Мимбром и Астурией.
- Лес как лес, - пожал плечами Гарион.
- Не совсем, - мрачно ответил Леллдорин. - Очень удобное место для засад. Земля в этом лесу усеяна старым костями. Приглядись получше.
Он вытянул руку. Вначале Гариону показалось, что перед ним всего лишь пара изогнутых сучьев, высовывающихся из мха, с тонкими веточками на конце, запутавшимися в разросшемся кусте, но тут же с отвращением увидел полуистлевшую зеленоватую человеческую руку; пальцы судорожно цеплялись за куст в последней предсмертной агонии.
- Почему его не похоронили? - взорвался он в ярости.
- Поверь, потребуется тысяча людей и тысяча лет, чтобы собрать все лежащие здесь скелеты и предать их земле, - глухо объявил Леллдорин. - Целые поколения арендов покоятся здесь - мимбраты, весайты, астурийцы. Все лежат где упали, а мох хранит их вечный сон.
Гарион вздрогнул и отвел глаза от немой мольбы этой одинокой руки, поднимавшейся со дна мохового моря здесь, в мрачно насупившемся лесу. Подняв глаза, он понял, что эта неровная почва простиралась насколько мог видеть глаз.
- Сколько еще нужно ехать, чтобы добраться до равнины? - тихо спросил он.
- Около двух дней.
- Два дня?! И все по таким же местам? Леллдорин кивнул.
- Почему? - спросил Гарион осуждающе, более жестким тоном, чем намеревался.
- Сначала причиной были гордость... и честь. После - скорбь по павшим и желание отомстить. И наконец - просто не знали, как все это остановить. Ты ведь сам сказал: мы, аренды, не очень-то сообразительны.
- Но всегда храбры, - быстро возразил Гарион.
- О да, - согласился Леллдорин, - всегда храбры. Это наше национальное проклятие!
- Белгарат, - еле шевеля губами, прошептал Хеттар, - лошади чуют что-то.
Господин Волк, дремавший как обычно в седле, встрепенулся:
- Что?
- Лошади, - повторил Хеттар. - Что-то там впереди их пугает.
Глаза Волка сузились, лицо внезапно приобрело странно-пустое выражение.
- Олгроты, - с отвращением кинул он.
- Что такое олгрот? - спросил Дерник.