144379.fb2
На следующее утро, пока солнце еще не поднялось, а белый полупрозрачный туман окутывал ветви огромных дубов, Силк и господин Волк начали готовиться к походу в Найссу. Гарион сидел на пеньке, угрюмо наблюдая за сборами.
- Почему такой мрачный? - спросил Волк.
- Не хотел бы вот так расставаться.
- Это всего на пару недель.
- Знаю, но все же... - пожал плечами Гарион.
- Позаботься о тетушке, пока меня не будет, - попросил Волк, завязывая узел.
- Хорошо.
- И никогда не снимай амулет. Найсса - место опасное.
- Не буду, - пообещал Гарион. - И ты будь поосторожнее, хорошо, дедушка?
Старик серьезно взглянул на него, отряхнул влагу с белой бороды.
- Я всегда осторожен, Гарион.
- Уже поздно, Белгарат, - позвал Силк, таща за повод лошадей.
Волк кивнул.
- Увидимся через две недели в Стисс Торе, - прошептал Волк внуку.
Гарион быстро обнял старика и отвернулся, не в силах смотреть, как уходят эти двое. Увидев одиноко стоявшего Мендореллена, печально уставившегося в пространство, он пересек поляну и подошел поближе.
- Расставаться всегда так грустно, - задумчиво пробормотал рыцарь, вздыхая.
- И не только грустно, но и страшновато, правда, Мендореллен?
- Ты мальчик неглупый и чувствительный, Гарион.
- Что тебя беспокоит? Последние дни ты как-то странно ведешь себя.
- Обнаружил в себе нечто, непривычное, и это нечто мне не нравится.
- Да? Что же именно?
- Страх, - коротко ответил Мендореллен.
- Страх? Перед кем?
- Перед глиняными людьми. Не знаю отчего, но само их существование вселяет ужас в душу мою.
- Мы все испугались тогда, Мендореллен, - уверил Гарион.
- Я никогда ничего не боялся раньше, - спокойно ответил Мендореллен.
- Никогда?
- Даже в детстве. Но меня дрожь взяла при виде этих глиняных чудовищ, и отчаянно хотелось убежать
- Ты ведь не сбежал, а, наоборот, храбро дрался.
- На этот раз да, - признал Мендореллен, - но что будет в следующий? Теперь, когда страх нашел дорогу в сердце мое, кто может сказать, когда он снова вернется? В какой-нибудь отчаянный час, когда успех нашего дела будет висеть на волоске, вдруг мерзкий ужас сожмет холодной рукой глотку и превратит в жалкого труса? Эта мысль гложет мозг, и я смертельно стыжусь своей слабости и бессилия.
- Стыдишься? Потому что испытываешь простые человеческие чувства? Ты слишком строго судишь себя, Мендореллен!
- Ты в доброте своей находишь предлог, чтобы оправдать меня, юноша, но порок мой слишком гнусен. Всю жизнь стремился я к совершенству и почти достиг цели, но теперь именно это превосходство над другими, которому дивился мир, запятнано и унижено. Как горько сознавать подобное!
Он повернулся, и Гарион с испугом увидел, что в глазах рыцаря стоят слезы.
- Не поможешь ли мне надеть латы? - попросил Мендореллен.
- Конечно.
- Чувствую острую необходимость одеться в сталь. Это укрепит мое трусливое сердце.
- Ты не трус, - замотал головой Гарион.
- Только время это покажет, - печально вздохнул Мендореллен.
Когда настало время прощаться, королева Ксанта выступила вперед:
- Желаю всем успеха. Я помогу вам в поисках чем только возможно, но дриады неразрывно связаны узами жизни со своим деревом. Мой дуб очень стар, и я должна о нем заботиться.
Она нежно взглянула на исполинское дерево, чернеющее в утреннем тумане.
- Мы в рабстве друг у друга, но это рабство, порожденное любовью.
И снова Гарион почувствовал то же слабое прикосновение к сердцу, испытанное вчера при виде дерева-исполина. Но на этот раз он ощутил, что дуб прощается и предостерегает его от неведомой опасности.
Королева Ксанта обменялась испуганным взглядом с тетей Пол и пристально посмотрела на Гариона.
- Мои младшие дочери проводят вас к реке, которая служит южной границей нашего леса, - продолжала она. - Оттуда вы легко найдете дорогу к морю.
Голос, казалось, не изменился, но взгляд почему-то стал задумчивым.
- Спасибо, Ксанта, - тепло поблагодарила тетя Пол, обнимая королеву дриад. - Если сможешь передать Борунам, что Се'Недра здорова и осталась со мной, императору станет хоть немного легче.
- Обязательно, Полгара, - пообещала Ксанта.
Они сели на коней и в сопровождении полудюжины дриад, порхавших впереди, словно бабочки, направились к югу. Гарион почему-то чувствовал, что ужасно угнетен, и, почти не обращая внимания на окружающих, в полном молчании ехал рядом с Дерником по извилистой лесной тропинке.