- Неужели для этой женщины не найдется никакого безопасного убежища, Сег?
Он задумчиво посмотрел на нее и пожевал нижнюю губу.
- Город - вот единственное безопасное место. Но пешком нам сейчас до него ни за что не добраться. Сорзарты, скорее всего, устроили набег крупными силами.
- Настал день нашей погибели, - Кафландер произнес это с видом полной покорности, словно безоговорочно принимал свою участь.
- Не думаю, что погибель мне принесет кучка чешуйчатых ящеромордых зверолюдей, - возразил я. - До города можно добраться не только пешком.
- Всех сектриксов забрали...
Я поднял голову и втянул носом прохладный ночной воздух. Густые, сочные ароматы ночной растительности, говорили мне о множестве вьющихся среди развалин тех знакомых упивающихся лунным светом цветов. Но в эти ароматы вкрадывался словно спиртное на похороны другой столь хорошо знакомый мне запах, острый и терпкий.
- Море недалеко. Этот город...
- Хаппапат, - подсказал Сег.
- Этот Хаппапат - город портовый?
- Да.
-Тогда пошли.
Мы добрались до побережья. Сег нес ребенка, а я - его мать. Она лежала у меня на руках, бессильно обмякшая, словно тюк. Я поймал себя на том, что даже не воспринимаю ее как женщину - это человеческое существо заботило меня лишь потому, что этого требовали Звездные Владыки - кто бы они ни были. Остаток ночи мы отдыхали в каменной пещере, которую обнаружили в средней части одного из утесов.
С рассветом, посвежевшие и проспавшие несколько буров, мы снова принялись строить планы. По-моему, Сег Сегуторио уже тогда понимал, что мной движет нечто иное, нежели просто забота о безопасности его хозяйки. Его соплеменники возможно и отличаются буйством и бесшабашностью, и вечно горланят песни бренча на арфах, но при этом обладают практической жилкой, благодаря которой им и удается сохранять независимость.
Когда золотой свет первых лучей Зима разлился по спокойным водам внутреннего моря, мы выглянули из пещеры и увидели внизу корабли сорзартов.
- Одиннадцать штук, - сказал Сег и сплюнул. Я же не стал зря тратить слюну на подобных тварей. - Им приходится плавать стаями - иначе они неспособны встретиться с паттелонским свифтером в честном бою.
Корабли были вытащены на изогнутый пляж небольшой бухты кормой вперед. С рассветом спустили трапы, и якорная вахта уже готовилась радостно встречать товарищей с добычей, золотом и пленниками. Моя рука сжала рукоять одного из мечей. Мы могли подождать здесь, пока сорзарты не уплывут...
Можете назвать меня дураком. Можете назвать меня пустозвоном, надутым бахвалом, гордецом - мне наплевать. Я знаю одно: в то время, как моя Делия разыскивала меня, рассылая по всему миру всадников и аэроботы, а мной владело лишь одно желание - заключить в объятия мою ненаглядную принцессу, я не мог так вот смиренно сидеть, укрывшись в пещере. На рукояти попавшего мне в руки меча виднелся вензель из крегенских букв "ГГН". Это означало, что служивший Гахану Ганниусу наемный воин погиб какое-то время назад, а его меч стал боевой добычей сорзартов. Я праздно гадал, что же произошло с самим Гаханом Ганниусом, которого мне довелось спасти при последнем своем возвращении на Креген. И улучшились ли манеры у него самого и той девицы по имени Валима.
Требовалось хорошо составить план - и столь же хорошо его выполнить.
Те одиннадцать кораблей на берегу за ближайшей обветшалой стеной деревни паттелонских рыбаков не относились ни к свифтерам, ни к широкопалубным "купцам". Это были дромвилеры.
Сорзарты предпочли высадиться прямо в рыбацкой деревне - такие деревни, видит Зар, достаточно редкое явление на побережье внутреннего моря - дабы обеспечить судам надежную пристань. Берег здесь круто сбегал в море. Обычно жители деревни выставляют сторожей именно на случай таких набегов. Но на этот раз их, похоже, перехитрили, так как множество рыбацких лодок - знакомых мулдави с рейковым парусом3, характерным для Внутреннего моря - все еще лежало вдоль стены на берегу. Значит, уйти не удалось никому.
Но эти сорзартские корабли... Я, конечно, слышал о них, когда был крозаром и пиратствовал на просторах Ока мира. Но так далеко на восток я никогда прежде не проникал. Дромвилеры представляли собой, вольно говоря, нечто среднее между галерой и парусником, хотя их нельзя было отнести к галеасам. Больше всего они походили на те классические корабли, о которых упоминают писатели древности, или на весельные суда средних веков, на которых перевозили товары и паломников в Святую землю и обратно.
Шире свифтеров, но уже широкопалубных, они имели одиночные ряды весел, по двадцать на борт, рассчитанных вероятно на трех-четырех гребцов, и две мачты. Я был довольно уверен, что на мачтах могли поднимать марсели, и ощутил невольное уважение к мореходному искусству сорзартов, ибо из марселей могло развиться все пышное парусное вооружение - лисели, трюмсели и прочее.
Мне пришла в голову еще одна отрезвляющая мысль. При таком числе гребцов - где-то от ста двадцати до ста шестидесяти, плюс солидное число запасных - сорзарты явно не сажали на весла рабов. При необыкновенно тщательной организации дела большой военный свифтер мог нести тысячу гребцов-невольников, и в какой-то мере поить, кормить и мыть их. Но торговый корабль вообще-то существует для перевозки товаров. На борту сорзартских кораблей не было места для рабов. Значит, грести приходилось свободным - то есть сорзартам, которые сражались вместе с экипажем. Возможно, сорзарты не такие уж дикие варвары, какими их считали приверженцы Гродно и Зара.
- Я хочу пить, - нарушила молчание госпожа Пульвия, - и мой сын тоже. К тому же мы проголодались.
- Также как и я, - отозвался я. - Я добуду вам и пищу, и воду, как только это будет возможно.
- И когда же это случится? - поинтересовался Кафландер. Он соединил ладони, переплетя длинные тонкие пальцы. На них выступили вены с зеленовато-голубым отливом.
Я проигнорировал его вопрос.
С какой стати мне уничтожать этих сорзартов? Во мне росло странное чувство уважения к ним. Они были маленькими людьми - полулюдьми - и все же дрались весьма умело. И они применяли марсели. А в гребцы набирали себе свободных людей. Но я ясно видел обманчивость этих материалистических доводов. У викингов гребцы тоже были свободными - и все же в подобной ситуации я без малейших колебаний уничтожил бы все шнеки викингов, какие только смог.
Ребенок захныкал. И плакал все сильней пока, вопреки всем стараниям матери, плач не превратился в громкий рев. Он проголодался, хотел пить и реагировал на это так, как предписывала ему природа.
Я тоже сталкиваясь с какой-либо проблемой зачастую реагировал сообразно своей природе. Тем скорпионом и той лягушкой двигали силы помощнее их самих. Ну, я похвалялся, что способен обуздать свои инстинкты но иной раз эта похвальба кажется мне пустой.
Я встал.
- Кафландер, ты останешься здесь. Сделай все, что сможешь, для госпожи Пульвии и ее сына. Сег, будь любезен, пошли со мной.
Не дав им возможности ответить или заспорить, я вышел из каменной пещеры и принялся взбираться на вершину утеса.
Глава Третья
Я ныряю обратно в Око Мира
Сег Сегуторио посмотрел на лук, который держал в руке, и его подвижные губы растянула кривая усмешка. Лук тянул примерно на двенадцать земных дюймов4. Сег смастерил его с быстротой, выдающей истинного умельца. Материалом для лучка послужила ветка тонкого, похожего на иву дерева туффа, в тени которого мы стояли. Тетиву он столь же проворно сработал из сплетенных полосок содранного лыка. Я посмотрел вниз с края утеса, чуть щурясь от пылающего в море отражения двух солнц Антареса.
Мы завершили свои приготовления. Осталось только разжечь огонь.
Мне пришлось подавить в себе всякое отвращение какое я как моряк испытывал к задаче, которую сам перед собой поставил.
Сег издал тяжкий вздох и повертел передо мной своим лучком.
- Будь у меня мой старый большой лук, - сокрушенно покачал головой он, - то ручаюсь тебе: я попротыкал бы этих растов-сорзартов, как подушечки для булавок - прежде, чем первый из них упал на палубу.
Его слова удивили меня. Вы, слушающие мою повесть под шорох пленки в вашей машинке, должны иметь в виду две вещи. Несмотря на черные волосы Сега, я поначалу принял его за проконца, хотя те в большинстве своем светловолосы. Но сделанные мной ранее замечания о его соплеменниках подразумевают конечно же тот народ, к которому Сег на самом деле принадлежал. Однако, замечания эти сделаны задним числом; думаю, подобный проступок простителен для человека, который столько прожил на свете.
- Большой лук? - переспросил я.
Он рассмеялся.
-Наверняка даже ты - чужеземец из чужеземцев - слышал о больших луках Лаха?
- Так ты - из Лаха?
Он снова засмеялся.
- И да, и нет.
На лице у него проступила гордость своей кровью - то древнее как мир надменное, горделивое выражение, часто возникающее на лицах тех, кто прослеживает свою родословную вплоть до самой зари их культуры. Я могу понять это чувство, но во многих отношениях рад, что не разделяю его, ибо именно эта гордость очень часто порождает уйму нелепых бесхребетных созданий, столь отравляющих жизнь на нашей родной Земле. Однако в Сеге Сегуторио, как вы еще убедитесь, пламя гордости своей расой и предками горело более ровно и истинно.