От этого парня сейчас зависело многое -- не подвело ли меня чутье, когда я его выручал?
-- В нашей стране, Никита, обилие сведений может серьезно повредить здоровью и вызвать не только насморк. Я поломал машину, ты чинишь. Вот и все.
-- Глеб, а ты ведь мужик "с тараканами",-- бросил он мне в спину.-- Или высоко взлетишь или глубоко упадешь...
-- Люди перемещаются не только по вертикали, друг мой.
На работу я добрался трамваем. Пока сочинял свою аналитическую записку, узнал, что вновьприбывший Затуллин попал в аварию на улице Маяковского. Поскольку ремнем беспечно не пристегнулся, то угодил черепушкой в переднее стекло, водитель же помял себе о руль грудную клетку и заработал хлыстообразную травму. Он сейчас дома отлеживается, а Андрей Эдуардович с сотрясением хитрых мозгов -- в больнице.
-- С чего авария-то случилась?-- невинным голосом поинтересовался я у Паши Коссовского.
-- Да "жигуленок" их боднул, за рулем, наверное, кто-нибудь сидел с большого бодуна. Ну и удрал, само собой. Наш водитель успел только приметить, что это кремовая "двойка". Сам понимаешь, не ахти информация. Если сразу не поймали, то потом ищи-свищи.
-- Да, кремовых "двоек" больше, чем дерьма.-- сочувственно подтвердил я.
И одна из них -- а именно моя -- мирно стояла сейчас в гараже у Никиты. Тесть преподнес машину год назад, и правильно я поступал, что парковал ее на улице Воинова. Никто, собственно, и не видел, на чем я катаюсь из дома на работу и обратно. Если я вместе с Пашей и выходил из здания после окончания трудового дня, то он пехал на "Чернышевскую", а я говорил, что мне ближе до Финляндского вокзала.
Через неделю Никита вернул мне машину в полном ажуре, а еще через полмесяца я ее загнал какому-то грузину, как две капли похожему на портрет молодого Иосифа Виссарионовича. Мне даже как-то неловко было. Надюха против акта купли-продажи не возражала, все равно ее катал на себе подводник. Тем более, и срубленные бабки мы с женушкой честно разделили пополам.
Затуллин выписался из больницы через пятнадцать дней и умотал в Москву -- долечиваться, затем в отпуск, а там уж его на какую-то другую ответственную работу перевели. Так что следующим явился совсем другой проверяющий-надзирающий -- собутыльник Безуглова.
А тесть, когда я загнал "жигуленок", решил, что я совсем загрустил и запил, поэтому действительно помог мне перебраться в ПГУ. Сайко тоже содействие оказал. Но это было потом.
К Лизе я долго не наведывался. Боялся, что за мной "наружка" уже присматривает. Но, когда она получила разрешение отчалить, я к ней явился, только уже на троллейбусе.
-- Исчезновение твоей машины и мой выезд как-нибудь связаны, Глеб?-- полюбопытствовала женщина, приученная своей профессией ко внимательности.
-- Не более, чем какой-то дым и какой-то огонь.
Я знал, что эта встреча самая распоследняя. Что мысли и чувства докторши с этого дня начинают разворачиваются совсем в другую сторону. И что я -- в представлении Лизы -- стану частицей другого, уплывающего вдаль, наверное, жутковатого мира. И что в финальные дни Лизиного пребывания в городе Ульянова-Ленина вокруг нее будет вертеться много людей, с которыми я не желаю пересекаться -- например, потому что некоторые из них, наверняка, болтаются на ниточках у нашей конторы.
Я был почти уверен, что зашел в своей помощи слишком далеко. Мне казалось, что мои действия уже граничат с предательством. Пострадали люди-товарищи, которые делали совместно со мной одну большую работу, причем из-за не слишком обоснованных моих страхов за любовницу и ее дочку. Елки, да не бореевский ли эксперимент расшатал мою психику, доселе крепкую, как бревно?
Сейчас Лиза уматывает к хорошему ли, плохому, но своему мужу, папаше ее ребенка, и становится жительницей чужой, враждебной страны, женщиной чужого, враждебного человека. Да и "совенку" вскоре никакой дядя Глеб не понадобится, он расплывется и вымоется из ее памяти уже через полгодика.
-- Представляю, что сейчас варится в твоей голове,-- проявила умственную зоркость Лиза.-- Ты, наверное, здесь уже не возникнешь до моего отъезда.
-- Наверное, миссис Роузнстайн. Это может повредить нашему счастью. Так или иначе.
-- Любовь кончается, Глеб?
-- Теперь, когда я набрался столько всякой мистики, то выскажусь, что ничто не кончается, а лишь переходит в другое измерение. Хотя бы в подсознание, сны... Да что мы грусть-тоску на себя навеваем с упорством, достойным лучшего применения. У тебя ведь начинается новая жизнь с новыми ощущениями, надеюсь, недурными. Запад-то еще долго будет тлеть-загнивать... Может, и я переберусь на более интересную и замечательную работу.
-- Вдруг тебя пошлют отравить водопровод в Вашингтоне, например, дезинтерией, чтобы президент застрял в сортире и не смог руководить страной, а меня отправят на бой с этой вот заразой?
-- И мы повстречаемся в центральном коллекторе вашингтонской канализации. Расскажи такой сюжет какому-нибудь американскому детективщику, может, он и вытянет его на роман под названием "Красный понос".
-- Но сегодня, Глеб, мы еще не стали друг для другами персонажами страны снов?
-- Да, сегодня мы еще можем присутствовать друг подле друга в полном телесном объеме, не привлекая потусторонние измерения,-согласился я.
Мы упали в кровать, и была волна, не менее мощная, чем в первый раз, но какая-то умиротворяющая.
-- В последние часы где-то на заднем фоне у меня возникают странненькие мысли, Глеб,-- шепнула Лиза по завершении сеанса интимности.-- А что, если не начинать этой новой забугорной жизни? И дело не в том, где быстрее сгниют, здесь или там. Есть, что-то большее, чем красивый быт, чем некрасивый быт.
-- Я не желал бы себе лучшей жены, чем ты, Лизка. Но я все сделал для того, чтобы ты оказалась там, а мои мозги и мышцы переключились совсем на другое, на разные интересные и немножко рисковые игры. Россия -- страна, где часто проводятся опыты на людях и прочем веществе, тем и хороша. И тем же она плоха и страшна для многих своих жителей, особенно таких, как ты и твой киндеренок... Знаешь, я сейчас испарюсь, а ты продолжай лежать. Вот так получится отличная сцена прощания.
В коридоре, когда я уже направлялся к выходной двери, меня неожиданно застукал "совенок".
-- Эй, Глеб, еще увидимся,-- звучало это очень по-американски.
-- Конечно, малыш. Bye-bye, see you later.
Когда я попал в ПГУ, Лиза, возможно, еще не преодолела государственной границы, но между нами уже пролег "Обводной канал и баржа с гробами". Я тогда как раз учился в Балашихинской разведшколе. Когда докторша садилась в самолетное кресло, я, наверное, ловил сокрушительный удар в челюсть на тренировке по рукопашному бою. А потом пошли косяком разные дела и разные бабенки, и всякие каки-бяки, и всякие заварухи. "Контора" захотела, чтобы я расстался с филологией, поэтами и аспирантурой. В ПГУ пришлось уже корпеть над директивами Хуссейна, Асада и прочих начальственных арабов, зорко выискивая их дружественные поползновения в сторону Америки. А Лиза Розенштейн переставала существовать для меня в настоящем, застряв во все более туманном и тускнеющем прошлом.
4. (Москва -- Южный Ирак -- Москва, октябрь-ноябрь 1982 г.)
-- Пистолет-пулемет "Узи" работает на принципе свободного затвора, надежен и довольно компактен. Неплохо проявил себя в ближнем бою, то есть в траншеях, домах и тому подобных постройках. Обеспечивает метание противотанковых гранат в сторону противника. Обратите внимание на затвор, он, как муж жену, обхватывает казенную часть ствола. Мы с "Узи" немного повозимся, потому что должны учитывать распространение этой машинки по всему миру и его окрестностям. Полезно также увидеть американскую систему ФМГ. Смотрите сюда, в сложенном виде она напоминает пенал для логарифмической линейки. Однако такая линеечка может неплохо вычитать живую силу противника. И запомните вот эту крошку, тоже американскую, имя которой "Ингрэм М11", для тихих дел ее можно применять с глушителем.
-- Товарищ инструктор, ну, а нам-то что дадут?
-- Вы на занятиях или кто? Еще один крик со стула, и начну свирепствовать. Вот товарищ майор же тихо сидит... Дадут, во что кладут... Жалко, все-таки, что сняли с вооружения Стечкина. В свое время, когда я еще носил штаны на два размера меньше, он мне несколько раз сделал хорошо... Вы, старший лейтенант, и вся ваша компания получите пистолеты "Смит-Вессон М645" -приличные, между прочим, пушчонки. При стрельбе лучше держаться за него обеими своими руками. Весит такой красавчик чуть больше "ПМ", полусцепленный затвор с коротким ходом ствола,-- гляньте, как двигается,-- но рассчитан на кольтовский патрон АПК сорок пятого калибра. Это сколько?
-- Одиннадцать и сорок три сотых милимметра против девяти миллиметров у "Макарова".
-- Да, и в магазине не восемь, а четырнадцать патронов. Что это дает, товарищи офицеры?
-- Поменять обойму -- плевое дело одной секунды. Ничего никому не дает.
-- Как правило, ничего. Но правило облагораживается исключениями. Иногда, этой секунды все-таки не хватает -- если фортуна показала тебе задницу,-- и тогда ты хаваешь вражеский свинец. Итак, продолжим. К рассматриваемой модели годятся оболочечные пули "Уэйдкатер" повышенного останаливающего действия. А мы еще вам вручим под такой же патрон пистолет-пулемет "Ингрэм М10": темп стрельбы тысяча сто сорок пять выстрелов в минуту, в магазине тридцать зарядов. Кстати, свободно продается на западном оружейном рынке. Легче купить там, чем ждать, пока наши тульские умельцы снова примутся за пистолет-пулеметы, которые кто-то наверху посчитал неинтересными...
-- Товарищ инструктор, а если понадобится кого-нибудь пришить на расстоянии метров в пятьсот?
-- Вы, товарищ инструктируемый, боец невидимого фронта, а не рядовой пехотинец. Значит, оружие, в основном, должно быть невидимое...
-- Газы, что ли?
-- Вы что в сортир собираетесь? Мысли, вот оружие. Голова ведь не только подставка под головной убор. Но думаю, что на месте получите автоматы АК-74. Это никогда не повредит. Надеюсь, всем известно, что такое "Калашников", детсадовцев тут нет?
-- Не надо аск. Только пусть не забудут выдать штык-нож и подствольный гранатомет.
Это наш боевитый лейтенант Серега Колесников опять высказался. Не знаю, кто решил, что он должен присутствовать в нашей почти-научной группе. Он же чистый диверсант, в Долгопрудном учился на подрывника, радиста и снайпера. Наверное, сыграл роль его Горный институт, где Колесников плодотворно использовал время лекций для сна и прочего отдыха. Мы все в Ираке под геологов должны косить, хотя, например, научные познания Серого весьма условны и он не всегда может отличить базальт от гранита. Зато ладонью в состоянии разрубить приличный кирпич -- потому как здоровенный лось. Старший у нас в группе -- подполковник Илья Петрович Остапенко. Петрович -профессионал-ближневосточник, он единственный, кроме меня, кто разумеет мову пророка Мухаммеда, хотя лопочет на арабском с малороссийским акцентом.
В итоге, единственный "Смит-Вессон" у него, кстати, оказался, все остальные обошлись "пэ-эмками", да Серега уже на юге вытребовал себе все-таки "Интерармс". Это западный коммерческий заменитель АКМСа, правда, более скупой, без штык-ножа и подствольного гранатомета. Как-никак, Колесников у нас считался ответственным за общую безопасность. Мы бы взяли еще оружия, хорошего и разного, но никто нам не дал.
Младший в группе -- Коля Маков, водитель и охранник, прапорщик-сверхсрочник погранвойск, товарищеская кличка -Баранка. Он из сапога чай сварит, тихий безмятежный детина, рядом с которым я кажусь мелким и юрким. Хотя Коля покорен шебутному Сереге, но тоже спокойно сгибает стальную арматуру и даже разбивает о свою невозмутимую голову бутылки -- не за деньги, не требуя затем больничного, а так, для понту, когда попросят. Поскольку служил он в Таджикистане -- с заездами в Афганистан -- то внятно произносит несколько строчек из мусульманских молитв.