-- Зайдите-ка сюда, уважаемый.
Мы оказались в помещении, напоминающем одновременно пещеру и компьютерный зал. Я с тоской озирался, догадываясь, что здесь готовится очередной удар по неорганизуемым дегенеративным факторам. Затем стал предполагать, что в этом странном месте из старой радиоаппаратуры собрана информационно-вычислительная система с элементами мониторинга. На панели явно располагалась светящаяся схема подземелий. Однако настолько кодированная, что я в ней ничего не улавливал.
-- Вот здесь производится неусыпный надзор за нашей территорией, включая границы,-- со сквозящей в голосе гордостью пояснил гид, он же вождь.
-- Хотите сказать, что кругом у вас понатыкано датчиков-передатчиков?
-- Слова приблизительные, но что-то вроде.
Подземный руководитель сколупнул с потолка почку, от которой тянулся склизкий тяж к прочей слизи, что покрывала все вокруг сплошным слоем, как масло бутерброд.
-- Вот такая слизь -- и есть наша проводная связь. А этих некапризных малышей можно назвать датчиками...-Саид-Некудыкин аккуратно провел пальцем по почке. Приласкал, что ли.
От дальнейших событий можно было легко лишиться остатков ума.
Вожак снял крышку с одного из ящиков, относящихся к самодельному компьютеру. Внутри отсутствовали не только микросхемы, но и радиолампы. Только почки, представляющие еще один вид этой гадости. Какие-то белесые, ячеистые, морщинистые и сплетенные великим множеством слизистых волокон. Что эта разновидность -самая умная и сообразительная, я сразу просек. Из нее так и сочилась некая разумная сила. Даже внешне эти почки напоминали мозги. Тем более, и гид пояснил:
-- Вот это наши, так сказать, чипы, товарищ Глеб.
И только тут я заметил, что у мудрых ящиков, набитых почками и слизью, колдует Фима Гольденберг.
Я подумал, что вот-вот состоится разоблачение -тогда Саид-Некудыкин узнает про мои игры с подозрительными личностями и идеями, после чего начнет шантажировать. Однако Фима посмотрел на меня тускло, как образцовый кретин. Но я догадался, что под слоем бессознательной разумности и привитых инстинктов, содержится что-то от прежнего Гольденберга. И эта старая сущность старается не реагировать на меня, сохраняя в тайне мое предназначение. Эх, мне бы еще самому знать, как можно безболезненно отличиться.
Уже в коридоре я решил уточнить у довольного, судя по маске лица, гида:
-- После всех сравнений и сопоставлений я так и не пришел к единому мнению, зэк я здесь или нет?
-- Что вы, ни в коем случае,-- прямо-таки возмутился Саид-Некудыкин.-- Вас не пошлют ни на каторжные работы, ни на гладиаторские бои.
-- Но затворить главную дверь с той стороны я тоже не могу?
-- Нельзя выйти из вагона на полном ходу. Опасно для выходящего. У нас тут поезд, несущийся в светлое будущее.-- трогательно объяснил руководитель подземелья.
-- Однако я здесь и не для того, чтобы заниматься подземным отдыхом. Тем более, он тут не в моде. Разве я не прав?
Вожак мудро, почти как Ильич, прищурился.
-- Вскоре, уважаемый, ваш труд ничем не будет отличаться от досуга... Но если точнее, мы займемся осуществлением моей старой затеи. Сделаем-ка из вас вождя...
Опять -- двадцать пять. Крепко же за меня взялись нечистые силы, ети их налево. Может, действительно, моя матрица чем-нибудь хороша, может, она что-то вроде лома?
-- Да сделайте вы из себя вождя. Вы ведь уже не в позабытом-позаброшенном Эль-Халиле, а рядом со столицей нашей родины.
-- Я не в Эль-Халиле, но я всего лишь Некудыкин. Некудыкин -психически больной человек. Его личность не сравнима с вашей -волевой и содержательной.
-- Это точно, я содержательный -- надо еще узнать в каком смысле и какая часть тела у меня особо передовая... Ну зачем вам моя воля? У вас своей хватает -- иначе как бы вы погоняли все это стадо... Вы же из человека блюдо с почками умеете готовить.
Саид-Некудыкин досадливо втянул воздух.
-- Почки -- это второстепенное, несложное упражнение с матрицами, полезное в данных условиях. Да, воля самое важное, вернее, ее собирание. Но даже волю мы не намерены отнимать. Скорее -- укреплять и направлять в нужную сторону.
Такие заботливые слова мог бы произнести и товарищ из ЦК. Да и чем Саид-Некудыкин хуже товарищей из ЦК? Тоже ведь коммунизм хочет строить, только фатальный и с биологическим уклоном. Зоокоммунизм.
-- Когда все начнется?-- умученным голосом спросил я.
-- Сейчас. Сейчас вас проводят кое-куда и... преобразования начнутся тогда, когда вы морально доспеете.
Подземный руководитель мелодично свистнул, и явились двое подопытных -- мигом, как летучие обезьяны из сказки. Опять же -бывшие подопытные. Эти личности, чьи фигуры ранее напоминали знак вопроса, а штаны норовили навсегда свалиться, сейчас выглядели спортивно, даже хищно. И, кстати, у них имелись пистолеты Макарова, полученные в наследство от меня и Васи Туманова. Это сразу настроило меня на серьезный лад. Я попал в грязные лапы к психам, причем психам вооруженным. Это уже вам не оккультизм. Мозговое вещество сразу заработало по-другому, более воинственно, и глаза стали ухватывать всякие детали.
С Саидом мы расстались, причем я прошипел ему в спину "вожак бабуинов" и "муравьиный царь", после чего он отправился волеизъявлять своему передовому племени, а меня вооруженные психи проводили по коридору до лесенки. По дороге мой обострившийся взор сфотографировал люк. Судя по этой примете, где-то пониже него вода несла свое зыбкое тело. Потом я вместе с сопровождающими спустился на этаж. Здесь тянулся еще один коридор. Я так понял, что водяной поток движется сбоку, параллельным курсом. Меня подвели к малоприятной низкой двери и я догадался, что это именно тот инкубатор, где произойдет мое неполовое созревание.
Я немножко вспотел из-за психического перенапряжения. Надо ведь предпринять что-нибудь агрессивно-разумное. Однако когда тебя держат на двух мушках, особенно не пофокусничаешь. Сразу двоих вооруженных злыдней нейтрализовать -- это мне нынче не по зубам. И тут я приметил валяющуюся около двери железяку, почти не ржавую, похоже, из приличного сплава.
Она мне непонятно почему приглянулась. Сразу захотелось приобрести ее в собственность. Но один из сопровождающих уже отпер дверь и вежливым жестом пригласил войти.
-- Что-то мне не хочется туда. Я боюсь темноты. Может еще немного погуляем?-- искренне предложил я.
Они не стали стрелять или бить, а просто поработали чуток. Мои руки были моментально вывернуты. После чего меня с ускорением три g зашвырнули в темницу. Впрочем, мои ноги успели загрести железяку. Я едва успел выставить руки, чтобы не впилиться носом в слизистый пол. После чего проехался на пузе, как на санках.
Опять слизь. Везде слизь, везде пригляд. Я приподнялся, с трудом удерживая расползающиеся руки. Сильно извозюкался. Без особого успеха почистил штаны, потом стал присматриваться. Ничего интересного. То есть, ничего мешающего сошествию с ума. Помещение напоминает карцер. Из мебели лишь деревянный топчан с полуистлевшей полосатой "перинкой". Хочется верить, что вошки за истечением многих голодных лет благополучно скончались. Впрочем местная флора-фауна здесь присутствовала в изобилии. На стенах копошились слизни, те, самые, что умеют превращаться в кровососущие пузыри-упыри. На потолке и трубах присутствовали, как театральная массовка, незнакомые почки совсем уж замысловатого вида, состоящие из множества пузырьков, которые слегка фосфоресцировали и дрожали от каждого звука. Вот такие у меня теперь будут товарищи-сокамерники, а может, наставники и учителя.
Я опрокинулся на топчан и попытался расслабиться. Какой очередной черт меня дернул влезть в эту подземную дыру? Конечно, я стал мучительно думать о том, что сверни чуть влево или вправо, то оставил бы Эль-Халиль побоку вместе с Саидом и советскими военспецами. И проживал бы сейчас в каком-нибудь Гонконге или Стамбуле вместе с Лизаветой, а, может быть, и не с ней, а, например, с Гюльчатай или Чио-чио-сан. Конечно, я променял бы служение высокому делу на мелкие дешевые радости, но жил бы вполне счастливо и умер бы в положенный срок с улыбкой промеж щек.
Однако большое дело все время притягивало меня к себе. Сияющие высоты коммунизма и сияющие низины биологизма. Рядом с этим сиянием всегда трупаки, начисто лишенные жизненных соков. Меньшим жертвуется ради большего. Потому что меньшее -- якобы гнилое, нездоровое или просто неважное... А вдруг меньшее окажется поважнее большего? Каким-нибудь Эйнштейном или Нильсом Бором?
Впрочем, эти почки -- классический пример того, чем можно спокойно пожертвовать. Среди них нет незаменимых. Если даже окажется в их числе Эйнштейн. Ведь на том же потолке найдутся десятки таких эйнштейнов.
Я подошел к густому ряду почек, расположившемуся на трубе.
-- Ну что, будем дружить?
Я провел рукой над ними. Несмотря на их человеческое происхождение, хорошо чувствовались и теребили меня терпкие пульсации чужого духа, внимательного и враждебного. Я посадил несколько товарищей по камере на руку. Сразу заощущал укольчики, впрочем, не страшнее тех, что причиняют матерые комары. Почки брали мою кровь, и пока было неясно, что они об этом думают.
Можно было прилечь на топчан. Пузырчатые почки непрерывно маячили на потолке перед моим взглядом. Демоны явственно ощущались, но их вибрации стали приглушеннее. Нечистые силы насытились и ждали.
Зато каким-то всхлипом пыталось напомнить о себе человеческое начало, сохранившееся в почках. Ум и чувства были в нем истреблены инстинктами, но оно могло еще томиться и ощущать свою стопроцентную униженность.
Я неплохо понимал демонов. Многое им казалось в нас достаточно смехотворным. Не знаю, как там эйнштейны и нильсы боры, но некоторые услужливые товарищи и эти вот исполнительные куски мяса -- особенно вызывали веселье.
Конечно, демоны шутить умеют. Согласно нашей многотомной истории они всякий раз облачаются в весьма несуразный телесный материал. У вождя, который даже в сортир ходил для счастья пролетариата, -- гнилая голова; у генералиссимуса, победившего сто вражеских генералов -- оттопыренная задница и сухая ручка; у недавнего лидера мирового соцлагеря -- морда и речь питекантропа. Но народные массы-то все равно довольны. Они уподобляются цветочкам, которые радуются, что садовник выпалывает сорняки на их клумбе. А для него эта радостная бестолковость означает призыв: "Срежь нас".
Я пробовал просочиться сквозь завесу и с помощью верного пси-электрона внушить гадам, наблюдающим за мной, покой и безмятежность.
Пока старательно медитировал, неожиданно засек шум воды. Настоящей, не потусторонней. Ага, за стеной бежит-плещется поток. Именно там гонятся по своему руслу подземные воды! Я подхватил железяку. Только что это даст, кроме ничего? А если даже ничего? Будем считать, что я просто занимаюсь физическими упражнениями, оздоравливаю организм.
Я стал долбить стенку сантиметрах в тридцати от пола. Хотя я внушал себе, что просто развлекаюсь, однако все ж таки размышлял о том, когда эти пузыристые подрагивающие от нетерпения почки заложат меня. А кроме того пытался, подставляя себя на их место, успокаивающе рассуждать о будущей их счастливой жизни на потолках обкомовских дач и трубах цекашных квартир, и внушать, что просто один странный смешной человек любит ковырять стены.